Марсельская сказка

– Спасибо, – тихо сказала я. – Мне важно было это услышать.

Реми смерил меня бесстрастным взглядом и встал, поднимая с земли свою сумку. Как примечательно, вся его жизнь уместилась в этот саквояж. Но поразило меня всё же больше не это, а тот факт, что он даже не удосужился подать мне руку.

– Нам пора двигаться дальше. Дорога до следующего населённого пункта займёт несколько часов, а нам ещё нужно найти путь, который не пересекался бы с основной трассой, где нас могут заметить.

Опираясь о ствол дерева, я с усилием встала.

– Что за населённый пункт?

– Шааль, – мой взгляд загорелся. – Не обольщайся. Мелкий городишко, хоть и поживее Шериза. Бестирийцы туда не сунутся.

– Почему?

Он закатил глаза, а я в ту же секунду подавила раздражённый вздох. Если он всерьёз думал, что я не буду задавать вопросов, то он просто напыщенный кретин!

Я осмотрела его с усмешкой. Хотя… он и так напыщенный кретин.

– Во-первых, по их логике ты должна прятаться в ближайших деревнях, а следующим после Шериза будет Вайль, он на востоке. Шааль в противоположной стороне, и это последнее место, о котором вспоминаешь, если решаешь кого-то отыскать. А во-вторых, Шааль находится на границе Прованса, и не все жандармы там продались бестирийцам.

– Почему тогда не наладить дела в Шеризе? – взволнованно спросила я и, поймав его недобрый взгляд, прикусила язык. А затем озвучила собственную мысль: – Верно, потому, что деревня эта… хм, ну, её просто незачем охранять? Что здесь: дома да рынок. Хотя это противоречит логике: зачем тогда в Шериз так вцепились бестирийцы?

– Дома да рынок, – язвительно фыркнул он. – Что ты вообще видела? Окраинную улицу, да и только. Шериз – большая деревня, когда-то даже городом была. У нас своё рыбное хозяйство имеется. Часть товара везут в Марсель, часть достаётся нам. Смекаешь, кто следит за тем, чтобы никакие другие части больше никому другому не доставались?

Я ахнула, прикрыв рот рукой.

– Бестирийцы… но… это ведь такое мелкое дело дня них!

– Если бы у меня в руках оказалась карта, я бы показал тебе, как много маленьких точек на побережье сливаются в одну большую. Они держат под своей подошвой маленькие деревни, острова и города, рассеявшись так, чтобы это не казалось таким очевидным.

– И никто не пытается с этим бороться? Я имею в виду, местные власти… это ведь такие убытки… в конце концов, они похищают людей! – я всплеснула руками. – И они собирались убить меня сегодня вечером, – эти слова вылетели из моего горла так легко, словно я не до конца осознавала, что в действительности ждало меня в финале этого дня. – Значит, убийства для них – обычное дело.

Реми снял фуражку, взъерошил волосы и надел её обратно.

– Да неужели? А я думал, они прижимают торговцев рыбы и запугивают старушек.

Я прикусила язык. Уставившись вдаль сада, он недовольно вздохнул.

– Слишком много разговоров. Я устал. Нам надо идти.

Молча согласившись с ним, я последовала за его высокой тёмной фигурой по протоптанной дорожке, ведущей в густую зелёную глубь. То, что он рассказал мне, было совершенно возмутительно. Я не могла перестать думать об этом, яростно мечтать о том дне, когда получу достаточно полномочий, чтобы пресечь это раз и навсегда или хотя бы косвенно на это повлиять. Бестирийцы должны исчезнуть. То, с чем я столкнулась, было только вершиной айсберга.

В то же время мысли мои постоянно переключались на мужчину, идущего передо мной. Я не могла взять в толк, почему он так просто оставляет эту деревню, ведь он явно был к ней привязан. Да, отчаяние и безнадега, как я уже разобралась ранее, могли стать для него веской причиной, но ведь он отзывался о Шеризе так, будто искренне любил это место, хотя, судя по его словам о Марселе, он не из местных. Конечно, я бы и без того ни за что не поверила, что Реми всю свою жизнь прожил в деревне. Несмотря на внешний образ замученного трудяги, изъяснялся он отнюдь не как простак. Быть может, ему и самому зачем-то нужно в Париж? Всё это было подозрительно, как и его согласие помочь мне, и весь он был сплошной загадкой, не поддающейся решению.

Голова разболелась.

Мы свернули в очередной коридор между деревьями, и я решила начать хотя бы с малого свой имеющий смысл допрос.

– Тебе совсем не интересно узнать моё имя?

– Что? – он оглянулся через плечо.

Поморщившись от боли при очередном неосторожном шаге, я всё же не могла не заметить, что идёт он теперь медленнее, позволяя мне не бежать за ним.

– Моё имя. Мой возраст. Ты даже не спросил, откуда меня похитили. Как долго это будет продолжаться?

Он долго не отвечал. Вдали уже послышался шум трассы, но всего на миг – автомобиль промчался и эхом исчез в неизвестности. Будто мне это только почудилось.

– Мне это неинтересно, – протянул Реми своим глубоким голосом, и что-то внутри меня неприятно кольнуло. – Но для удобства я могу называть тебя Лоретт.

Я сжала кулаки: внутренняя фурия приготовилась вырваться наружу.

– Что ты предлагаешь? Весь путь до Парижа не общаться друг с другом? Или вообще делать вид, что меня или тебя не существует? Когда я просила у тебя сопровождения и защиты, я думала, простое человеческое общение является чем-то само собой разумеющимся.

– Ты ошибалась, – лениво отозвался он.

Тогда-то я и поняла: за всеми этими длинными репликами сегодня Реми явно исчерпал весь свой дневной запас слов. Я фыркнула, остановилась, давая отдохнуть ноге, и последовала за ним с меньшим энтузиазмом. Невыносимый мерзавец. Какой же он противный. В Дирлтоне, да что там, в Шотландии он не продержался бы и дня со своим мерзким характером. Я хотела поднять с земли булыжник и кинуть его ему в затылок, но булыжника не нашлось, а я наверняка промахнулась бы, как и в прошлый раз.

Но меня угнетала и пугала сама мысль о том, что он всерьёз намерен меня игнорировать. Мужчины из кожи вон лезли, чтобы заполучить хотя бы толику моего внимания, а он…

Я решила прикусить язык, чтобы ненароком не озвучить все свои мысли. Надо же, он даже не хочет знать, как меня зовут! Сколько мне лет, какие ужасы я пережила, из какой я семьи, какие мои планы… лишь спустя время я поняла, что злюсь так рьяно только потому, что хочу узнать всё это о нем.

– Остановись, – вдруг сказал Реми и замер, выставляя руку, будто я была несущимся напролом составом поезда. – Ты слышишь это?

Утихомирив бешеный поток мыслей, я настороженно прислушалась к внешним звукам. Впрочем, не услышать шум пропеллера было просто невозможно. Он приближался, зловеще жужжа, прямо к нам. Не осознавая своих действий, я вцепилась в руку Реми мёртвой хваткой, и тогда вдруг стало так громко, что в ушах зазвенело. Мы одновременно задрали головы и слегка пригнулись, когда затянутое облаками небо рассёк небольшой оранжевый самолёт. Он промчался над нами, как взбешённая гарпия, прямые крылья делали его осанку почти героической, а дым тянулся вслед за ним, как плащ. Набирая высоту, самолёт вскоре скрылся вдали, но созданный им шум по-прежнему гремел в голове. Я выдохнула и, опустив взгляд, поняла, что всё это время крепко сжимала плечо Реми. Мы отстранились друг от друга одновременно.

– Кукурузник, – задумчиво констатировал он. – Это с фермы Бескона. Только взлетел. Поле в другой стороне.

Мои плечи напряглись, жилка на шее запульсировала.

– Что это значит?

– Бескон прислуживает бестирийцам, – Реми потёр переносицу и вздохнул. – Вполне возможно, что…

– Высматривали нас, – услышала я свой голос.

Тишина, возникшая между нами, оказалась почти осязаемой. Конец сада был уже близок, очертания дороги серели вдали, но ни я, ни он не решались двинуться дальше. Мы были в бегах, а не просто возвращались в Париж, и с каждой секундой это становилось все более очевидно. Они так просто меня не отпустят.

– И что ты, чёрт подери, такого натворила? – едва слышно спросил Реми, ошарашенно глядя на меня – так, будто и вовсе увидел впервые.

Я молча отвернулась. У меня не было ответа.

Глава 12. Угрюмый спутник и дикарка

Нет в мире такого слова, которое могло бы в полной мере выразить моё возмущение истинно хамским поведением человека, в чьих руках оказалась моя судьба. Не проронив ни слова за всё время нашего пути, он вывел меня из душевного равновесия быстрее, чем те подонки, что обливали меня водой в попытке добиться правды.

И ему совсем не было совестно! Девушка, оказавшаяся в беде, очевидно нуждалась в утешении, а не грубости и угрюмом молчании. Я вовсе не собиралась изливать ему душу, рыдать в три ручья и рассказывать о произошедшем со мной кошмаре, ведь говорить об этом значит снова возвращаться в этот жуткий подвал, а я к такому была не готова. Но мне необходимо было чем-то занять свои мысли, отогнать поедающую рассудок тьму, отвлечься, поспорить с ним или даже в пух и прах разругаться – неважно! – только не возвращаться туда, только не вскрывать замок… за запертой в душе дверью было страшно, холодно и темно. Мне пока не хватало ни мужества, ни мотивации её отворить.

В конце концов, молчание стало таким напряжённым, что спустя всего примерно полчаса нашего пути я не выдержала и набросилась на него с расспросами. Он велел мне молчать, пообещав в противном случае бросить меня на дороге, «как распутную девку, ставшую бесполезной, отдав тем самым судьбе на милость». Окажется ли за рулём проехавшего мимо грузовика доходяга с похмельем или бестирией – я пропаду в любом случае. Вспыхнув от злости, я всё же покорно прикусила язык и большую часть пути обиженно молчала. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы выгнать из головы навязчивые мрачные мысли, удержать замок и сосредоточиться на дороге. К тому же, она оказалась не самой проходимой.