Марсельская сказка

– Реми! Какими судьбами? – Фурнье с ухмылкой взглянул на меня. – А-а, понимаю, как раз остался последний свободный номер! – когда в его зелёных глазах вспыхнуло веселье и на нас обернулся пьяный старик, я, наконец, начала осознавать всю ситуацию. – Я смотрю, тебе крупно повезло, братец.

– Какая мер… – вдруг попыталась воскликнуть я, но Реми больно ущипнул меня за бок, заставив прикусить язык, и я уставилась на него в немом изумлении.

– Надеюсь, ценой ты меня не обидишь? – голос моего спутника даже не дрогнул, когда он опустил руку на мою талию и прижал меня к себе так тесно, что я уловила тонкие нотки табака даже сквозь непроходимую завесу дешёвых сигарет здешних посетителей.

Фурнье, будто и не заметивший нашей стычки, усмехнулся, пожал плечами и повернулся к ключнице. Выбрав ключ, он протянул его Реми.

– Держи, заплатишь завтра. Сейчас у тебя другие заботы, – бармен подмигнул мне, но прежде, чем я успела высказать свое недовольство, Реми потащил меня в сторону лестницы.

Мы почти неслись наверх, и каждый шаг отдавался дикой болью в ступне, но, стиснув зубы, я терпеливо молчала. Проход на лестнице был узким, мне быстро стало жарко, голова закружилась. Оказавшись в недлинном коридоре на втором этаже всего с тремя или четырьмя дверьми, Реми отпустил мою руку и прошёл вперёд – к самому дальнему номеру у окна, завершающего коридор. Коричневые стены и тонкая полоса такого же цвета ковра уже успели вывести меня из душевного равновесия, как и музыка, доносящаяся из бара на первом этаже. Разъяренная и уставшая, я плелась за Реми и не сразу заметила маленький стенд с брошюрами у средней двери. Он взял несколько из них и, наконец, открыл последнюю дверь.

И замер прямо в проходе, отчего я едва не вписалась носом в его широкую спину. Реми негромко выругался.

– Что там? – раздражённо спросила я.

Он оглянулся через плечо, вздохнул и отошёл в сторону, открывая мне обзор на крохотный номер большую часть которого занимала огромная двуспальная кровать. Сердце больно ухнуло в пятки, пульс подлетел.

– Иди и поменяй ключи, – тоном, не требующим возражений, приказала я.

– Не дури, – фыркнул Реми. – Если ты не заметила, мы тут любовников разыгрывали. Как это будет выглядеть? Да и номер последний… – он вздохнул и потёр затылок.

– Мне всё равно. Я не буду делить с тобой одну кровать. Как, по-твоему, это будет выглядеть?

Развернувшись ко мне, Реми смерил меня суровым взглядом.

– Будто я собираюсь. Будешь спать на полу.

– Я?! – казалось, мой крик мог заглушить и музыку в баре. – Ты спятил?

Кровь вскипела в моих жилах сиюсекундно. Я открыла рот, чтобы начать свою обвинительную речь, но Реми схватил меня за локоть, затащил в номер и ногой закрыл за нами дверь. Его саквояж оказался на полу. Как и моя челюсть. Что он себе позволяет?

– Я плачу за этот номер, значит, кровать моя, – он говорил серьёзно, но в какой-то момент я уловила искорки веселья в его глазах. И это на мгновение поубавило мой пыл. – Ты можешь поспать и в ванной, – тут он посмотрел куда-то за мою спину, и, обернувшись, я увидела маленькую дверь. – Я даже отдам тебе одеяло.

– Подлец, – прошипела я, поняв, что тем самым он просто развлекается. – Смотрю, у тебя есть силы на то, чтобы веселиться? Как это мило.

Я уселась на кровать, расправила плечи и положила ногу на ногу. В комнате было темно, только скудный свет фонаря проникал через маленькое окно, выходящее на главную улицу. Здесь не было ни комода, ни шкафа. Только кровать, окно, голые стены да дверь в ванную. Я нахмурилась, оглядывая эту непримечательную обстановку.

– Надеюсь, крыс и тараканов здесь нет? – спросила я, подняв взгляд на Реми, который зашёл в ванную и включил свет.

Из-за его спины я не могла разглядеть, что там находится, и когда он повернулся ко мне, то закрыл дверь.

– Простите, мадемуазель, до парижской Плазы нам ещё далеко, – сардонически произнёс он, а я удивлённо воззрилась на него, делая мысленную пометку о том, что этот невежда знает о таком отеле, как парижская Плаза. Ну, конечно! Реми совсем не походит на деревенщину, я это сразу поняла! – Что? Что ты на меня так уставилась?

Я моргнула и, поняв, что очередной мой вопрос выстроит между нами ещё более крепкую стену, лишь покачала головой. Реми закатил глаза и направился к двери.

– Куда ты идёшь?

– Проветриться. У меня от тебя болит голова. Сиди здесь и не высовывайся. Ты все равно валишься с ног, так что спи. Ах да, сумку я оставлю здесь, так что не смей рыться в моих вещах.

– Как мило, – я скривилась, стараясь не смотреть на лежащий на полу саквояж. – Можешь идти на все четыре стороны. Но если среди ночи я почувствую, что ты лезешь в кровать, то познакомишься с худшей версией меня.

Я знала, что он ответит. «Охотно в это верю» или «куда уж хуже», а может, снова обвинит меня во всех смертных грехах, но к моему удивлению, Реми не проронил ни слова и молча вышел за дверь. Сквозь эхо музыки невозможно было расслышать, запер ли он меня здесь, так что мне пришлось встать и схватиться за ручку, толкая дверь от себя. Я выглянула в коридор и с прищуром уставилась на его удаляющийся силуэт. Так странно. Уступил мне кровать. Оставил свою сумку. Не запер меня в номере…

Неужели он превращается в человека?

Глава 13. Веселье

Сон ко мне упрямо не приходил.

Почти осчастливленная уходом Реми, я и подумать не могла, насколько тягостно вдруг окажется остаться наедине с собой. Мысли, воспалённые и яростные, метались в голове, воспоминания оживали перед глазами, и как бы я ни старалась, сдержать всё это под замком в границах своей души и своего разума оказалось задачей не из лёгких. Даже дикая усталость не помогла мне провалиться в сон, и поскольку я упрямо отказывалась горевать о своей судьбе и рыдать в подушку, бесцельно лежать в постели и смотреть в потолок стало занятием весьма утомительным. Я нервно вздохнула, упорно выгоняя из своей головы оглушающий звук выстрела и ощущение липкой руки на своей лодыжке, и встала с кровати. Свет в номере я отказывалась выключать по двум причинам. Во-первых, это притупляло страх того, что кто-то может забраться сюда через окно или выбить дверь, которую я благоразумно заперла со своей стороны. Во-вторых, мне нужно было удостовериться в том, что, воспользовавшись ключом, в номер войдёт именно Реми. Лампочка раздражающе трещала, и за это я была ей благодарна – этот навязчивый звук вкупе с музыкой на первом этаже заглушал мрачные мысли, отвлекал меня от тревожных воспоминаний. Подойдя к маленькой дверце, ведущей в ванную, я вошла внутрь и щёлкнула выключатель. Вторая лампочка затрещала, и я радостно улыбнулась. Да, это действительно помогает.

Но самым, пожалуй, полезным открытием для меня стал маленький будильник, лежащий на дне глубокой полуржавой ванны. Как он оказался здесь? Я забралась в ванну, взяла будильник в руки и, прижав колени к груди, благоговейно прислушалась к размеренному убаюкивающему тиканью. Тик-так. Тик-так. И вот холод и сырость подвала уже казались мне чем-то нереальным, выдуманным, прочитанным в случайной книге. Тик-так, тик-так. Голос Левши сменился на весёлый хохот Шарлотт, кружившейся со мной на маковой поляне за поместьем. Тик-так. И грубые невидимые руки каждого из бестирийских мучителей перестали сжимать мою шею.

Было одиннадцать вечера, когда я поняла, что даже это медитативное занятие не подарит мне долгожданного сна. Реми не появлялся. И если сначала я была даже несколько благодарна ему за то, что он избавил меня от своего угрюмого общества, то теперь я едва сдерживала целую череду самых красноречивых проклятий в его адрес. Музыка по-прежнему доносилась из бара. Он был там, пил виски, если ему хватило на это денег, может быть, даже поужинал, пока я умирала от страха, одиночества и отчаяния. Какой же он сложный человек. Конечно, я не могла жаловаться, ведь там, на трассе, вместо него я могла наткнуться на настоящего подлеца, который в лучшем случае просто воспользовался бы мной, но таких людей, как Реми, тоже стоило опасаться. Он ведь всё время молчал! Его жизнь, настоящая жизнь, была скрыта целым ворохом тайн, может быть, не таких страшных, как я себе напридумывала, но определённо заслуживающих того, чтобы быть раскрытыми. Вне всяких сомнений, Реми стал бы интереснейшим героем моего романа, где строчка за строчкой, точно петля за петлёй, я распутывала бы самые тёмные лабиринты его души…

Внезапно мой взгляд упал на его саквояж. Любопытство кольнуло душу. Я вылезла из ванны и, ведомая каким-то внутренним пожаром, двинулась к одиноко лежащей на полу сумке. В конце концов, как он узнает, что я рылась в ней? Да, это чертовски неприлично, и он возможно убьёт меня, если узнает, что я сунула туда свой нос, но как я ещё разведаю, с кем делю путь? Вдруг Реми – маньяк, а его сумка доверху забита вещами жертв или орудиями убийства? А может быть, он и сам бестириец! Или вор… «Решайся, Эйла», – подтолкнул меня внутренний дьявол. Я бросила взгляд на дверь, закусила губу и дрожащими руками отстегнула заклёпки.

Брови мои сошлись к переносице, стоило мне увидеть лежащий поверх сложенной одежды свёрток и маленькую записку на нём. Кровь зашумела в ушах. Я взяла её в руки и принялась читать:

«Если ты читаешь это, значит, твой любопытный нос всё же решил побывать в моей сумке. Если ты сунешь его чуть глубже, сможешь найти сэндвич.

Р.»

Уголки моих губ дёрнулись в неконтролируемой улыбке. Вот же мерзавец! И когда он успел? Наверное, это Зоэ положила сэндвичи в дорогу,

пока я была в ванной. Ну надо же, какая забота!

Тихо хохотнув, я развернула папиросную бумагу и достала один из двух сэндвичей. Пшеничный хлеб мне не нравился, консервы я ненавидела, но всё равно съела половину порции, довольно улыбнулась и убрала оставшуюся половину и сэндвич для Реми обратно в сумку. Настроение заметно улучшилось, так что рыться в его вещах мне сразу же перехотелось. Застегнув саквояж, я стряхнула с себя крошки, подобрала с пола будильник и забралась на кровать. Быть может, теперь получится уснуть.

«Какой интересный у него почерк», – размышляла я, не открывая глаз. Чёткий и угловатый, он говорил о личности Реми больше, чем сам его обладатель. Независимый. Резкий. Упрямый. Чёткие прямые линии и вместе с тем очевидная недосказанность… Силясь вспомнить, каким был мой почерк, когда я писала на французском, я потерпела неудачу. Но внезапно меня осенило: у Реми есть ручка и есть бумага. Что, если я стану записывать всё, что происходит со мной, чтобы затем положить эти события в основу своей будущей книги? Как записывала вымышленные романтические сюжеты в свою записную книжку, веря, что однажды на ум мне придёт что-то действительно стоящее? Мысль об этом окрылила меня, но ровно до тех пор, пока я не почувствовала вкус пропитанной едким веществом тряпки на своих губах, не услышала хриплый голос незнакомца под лестницей, не погрязла во тьме подвала… видение казалось таким реальным, и всё же паника не успела полностью мной завладеть – тусклый свет комнаты отеля замерцал перед глазами, где-то на первом этаже вновь загрохотала музыка. Ну уж нет. Не стану ничего записывать. Не стану снова это проживать. Не стану отпирать замок.

Тиканье будильника вновь притянуло моё внимание. Я поднесла его к глазам и ужаснулась. Уже почти полночь. Негодяй. Где его носит? Неужели он всё ещё в баре? Я прислушалась к музыке и поджала губы. Значит, он там веселится, а я застряла здесь в полном одиночестве?

Ни о каком сне и речи быть не могло.

Я даже не помню, как ещё спустя полчаса нервных размышлений отбросила в сторону будильник вместе с гневно стянутым с плеч жакетом, встала с кровати и направилась прочь из комнаты. Глупо с моей стороны было оставлять номер открытым, но ведь у меня не было ключа, да и кто осмелится войти в этот клоповник? К тому же, я не сомневалась, что, встретившись с Реми лицом к лицу в этом злосчастном баре, вскоре вернусь обратно, мы вернёмся. Я же не позволю ему развлекаться и кутить, когда все висит на волоске…

«Глупая! Его не было четыре часа! Думаешь, он там со стаканом молока о смысле жизни размышлял?» – упрекнула я свою логику и вышла за дверь. Закрыв её, я вдруг услышала щелчок – она захлопнулась. С губ слетел раздраженный вздох. «Что ж, подожду его в баре», – спускаясь по скрипучей лестнице, решила я. Знакомый звук породил очередное воспоминание, но то быстро развеялось в густом дыму, окутавшем бар. Остановившись на последней ступеньке, я бегло оглядела посетителей. Если бы не французская речь, льющаяся отовсюду, я бы ни за что не смогла отличить этот бар от любого паба в Кембридже. Пришлось задушить в себе отчаянную тоску по родине и попытаться отыскать взглядом Реми. Людей заметно поубавилось: пара работяг сидела за барной стойкой, потягивая пиво, немолодая женщина и её спутник танцевали между столов, ни на кого не обращая внимания, кто-то уснул, сидя на стуле в углу… бармен поймал мой обеспокоенный взгляд и помахал мне рукой. Вздохнув, я направилась к нему и уселась на высокий стул.

– Не спится? – спросил Фурнье.

– Где Реми? – я оглянулась.

Тревога захлестнула душу, когда мужчина усмехнулся и пожал плечами.

– Налить чего-нибудь?

– У меня нет денег, – сказав это, я в ужасе округлила глаза.