Марсельская сказка

– По-твоему, нет?

– Нет.

Взгляд мой вспыхнул гневом.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Конечно, мы ведь только очаровательным водителям можем душу открывать, правда? – с ухмылкой сказал он и встал, отряхивая брюки от шерсти. Я в недоумении покачала головой, а он лишь махнул рукой. – Неважно, идём. Отель уже близко. Остановимся там и подумаем, что делать дальше.

Наклонившись и погладив кошку, что тёрлась о ноги Реми и мурлыкала, явно не желая прощаться с ним, он ласково пробормотал:

– Жаль, мне не тебя нужно провожать в Париж. Из нас получился бы замечательный тандем.

Я фыркнула, сложила руки на груди и прошла мимо них, недовольно сопя. Все мои мысли крутились вокруг его слов. Что он имел в виду, говоря об очаровательных водителях? Это ведь об Артуре? Почему он позволяет себе такую наглость, как осуждать меня за эту тонкую дружескую связь, образовавшуюся между нами за несколько часов поездки? Мы рассказали друг другу больше, чем Реми выдал мне за все эти дни! Он не имеет права быть таким мерзавцем!

Когда Реми догнал меня, я повернулась и уже открыла рот, чтобы высказать ему своё негодование, но в тот же самый миг кто-то мяукнул за нашими спинами. Мы остановились и обернулись, опуская взгляды на кошку, последовавшую за нами и теперь смотрящую на нас снизу вверх своими жёлтыми, как луна в ночи, глазами.

– Ну уж нет, тебе с нами нельзя, – строго сказала я, всё же стараясь не выдавать своего истинного отношения к кошкам.

– Нельзя, – повторил Реми.

Удивленная тем, что он впервые со мной согласился, я широко улыбнулась. Я поклялась себе запомнить этот миг, отметить его в памяти, как единственный и неповторимый, надо же, он действительно со мной согласился! Гордо расправив плечи, я приготовилась до конца нашего путешествия, каждую чёртову секунду напоминать Реми об этом, но он вдруг присел на корточки, и, почесав кошку за ухом, с ухмылкой сказал:

– Была бы ты Артуром, быть может, Эйла сжалилась бы над тобой. В противном случае, боюсь, у тебя никаких шансов.

Глава 18. Завтрак в Венеле

Если бы кто-то однажды сказал мне, что я буду стирать своё белье в пропахшей сигаретами ванной комнате дешёвого отеля, я бы расхохоталась и назвала этого человека бессовестным лжецом.

Сейчас же, глядя на своё измученное отражение в грязном зеркале, я понимаю – кто-то, скорее всего, посмеялся надо мной. Карма или судьба – не имеет значения. Всё это в любом случае катастрофа.

– Ах, Мариетт, если бы ты только знала, как сильно я нуждаюсь в тебе сейчас!

Действительно, всю свою сознательную жизнь я прожила бок о бок с горничными. Я не знала забот и в Кембридже: на первом этаже нашего дома расположилась прачечная, Улла всегда содержала квартиру в чистоте, а моё постельное белье пахло розами из нашего сада в Роузфилде. Одежда из лучших модных домов Лондона, изысканное нижнее бельё, ароматный парфюм… меня окружали лишь роскошь и комфорт, но что теперь? Я оставила бельё в едва тёплой воде ржавой раковины и подняла взгляд на своё жалкое отражение. Измученная, с глубокими тенями под глазами, голодная и исхудавшая, я напоминала одну из нищих с картины Декана. Моя одежда… какие-то обноски, оставшиеся от давно умершей женщины. А волосы! С губ слетело жалобное хныканье, когда я попыталась прочесать их – влажных и жёстких после здешних мыла и воды – пальцами. К счастью, на полке под зеркалом нашёлся гребень. Но и он не сотворит чуда – мои волосы не завьются и не соберутся в невысокую укладку, и я не стану похожа на ту Эйлу, которую я знала до похищения. Впрочем, мне стоило радоваться и таким мелочам, а возможность остаться в отеле и вовсе теперь должна была казаться мне непозволительной роскошью. Я ведь могла остаться там, в этом подвале, среди…

– Хватит, – шепнула я себе, отмахиваясь от навязчивых образов.

Возвращаться к этому нельзя. Плакать, казаться уязвимой, бояться – я оставлю это стенам своей спальни в Роузфилде, когда вернусь туда, а сейчас надо сосредоточиться на делах насущных. Например, куда мне деваться без нижнего белья, которое сушится на бортике ванны? Впрочем, Реми обещал вернуться лишь через час или позднее, ведь не так просто вынюхивать у горожан, собираются ли они в поездку, и при этом не казаться подозрительной личностью. А если верить моим биологическим часам, с момента его ухода прошло около получаса. Высушится ли белье за оставшиеся тридцать минут? Разумеется, нет. Я разочарованно вздохнула, опустив взгляд на своё белое платье. Может ли оно просвечивать моё полностью обнажённое тело? Ну, конечно! А ведь на улице такая духота!

Но в номере есть балкон…

От переживаний мне непременно сделалось дурно. Я встала, походила из стороны в сторону. Бросила предупреждающий взгляд на своё бельё – атласные трусики и бюстгальтер на кружевных бретельках от вскруживших всем голову Кестос. Отвернулась, глубоко вздохнула и схватила вещи, вылетая из ванной комнаты, как разъяренная гарпия. На балконе не было ничего, кроме стула с поломанной ножкой, и, перегнувшись через перила, я оглядела улицу в поисках возможных свидетелей своего маленького преступления. Улица казалась достаточно узкой, но наш номер находился на втором этаже, а здания перед отелем были одноэтажными. Значит, из окон напротив никто не бросит в меня осуждающий взгляд. И поскольку не было ещё восьми утра, а мы находились во Франции, жители этого городка ещё мирно спали в своих постелях. Так что, довольная собой, я улыбнулась и повесила бельё сушиться на спинке этого злосчастного стула. И ведь замечательно я придумала! Теперь оно точно высохнет до прихода Реми.

Ждать я решила на своей кровати – действительно роскошь, ведь в этом номере их было целых две. Измученные временем, с жёлтыми простынями и облупившейся краской на изголовьях, они отлично гармонировали с сереющими обоями в мелкий горох и потёртым дощатым полом. Направляясь к кровати, что стояла по правую сторону от балкона, я на миг задумалась, как много уже Реми потратил денег и сколько у него осталось, но, в конце концов, оставила эти мысли. Отныне ничего тратить ему не придётся. Венель станет отправной точкой в Париж, где я отдам ему обещанную плату за сопровождение. На иной ход событий я категорически отказываюсь соглашаться – больше никаких ночёвок, остановок и долгих дорог. Я хочу в Париж. Я хочу увидеть свою тётю и навсегда забыть его лицо.

Но для начала неплохо было бы причесаться.

Забрав из ванной деревянный гребень, я вышла и принялась бороться со своими волосами. Матрас скрипнул, когда я приземлилась на кровать, но в этот же момент хлопнула и входная дверь. От неожиданности мне пришлось с ужасом подпрыгнуть и изумлённо замереть перед человеком, вошедшим в номер. Сердце больно ухнуло в пятки. Я посмотрела на Реми, не понимающего моего смущения, и взмолилась лишь о том, чтобы его взгляд продолжал сверлить моё лицо своим недоумением.

Но он опустился ниже…

Органы в моем животе скрутились в тугой узел. Я знала, что он мог видеть: контур груди и острые пики сосков, изгиб талии и бёдер с тёмным треугольником между ними… лёгкая ткань платья не оставляла воображению совершенно никакого простора. Подтвердил это и потемневший взгляд Реми, и его сбившееся дыхание, когда он зачем-то шагнул ко мне. Я и вовсе забыла, как дышать, лишь замерла перед ним, точно статуя, и жар пылал на моих щеках, пока мы смотрели друг на друга в каком-то волнующе интимном безмолвии. Лихорадочные чувства мгновенно мной завладели: в отголосках разума и души я нашла и стыд, и трепет, и желание, и злобу, и что-то новое, доселе незнакомое, похожее на… доверие. Принять его было почти так же трудно, как сдвинуться с места. Между нами было всего два шага. Я зачем-то предположила, что им ничего не стоит сократиться в ноль.

– Я пришёл позвать тебя на завтрак, – Реми первым нарушил тишину – голос его был хриплым, как ото сна. Он посмотрел мне в глаза, и я заметила, насколько же тёмными стали его – точно небо перед грозой. – Ты… готова?

– Нет, – голос опережал мысли. – Как видишь, – я отвернулась, но, осознав, что теперь его взору предстали мои ягодицы, повернулась обратно и схватила с кровати свой жакет, прикрываясь им и стыдливо отводя взгляд. – Ты можешь подождать меня за дверью? Я буду готова через минуту.

Реми в последний раз обвел моё теперь прикрытое тело взглядом и, явно сбитый с толку, развернулся к двери. Когда он безмолвно вышел из номера, я накрыла пылающее лицо руками и тихо заскулила от стыда. Какой кошмар! Я ведь даже не успела послать его к чёрту! И откуда… откуда эти треклятые мурашки? Желая избавиться от них, я выбежала на балкон и, схватив своё бельё, торопливо вернулась обратно. Оно не успело высохнуть, но теперь это едва ли могло меня волновать. Я с усилием справлялась с дрожью в руках, надевая его. Поморщившись от соприкосновения кожи с влажной тканью, я закуталась в жакет и остановилась перед дверью. Несколько вдохов и выдохов не помогли собраться, но я все равно вышла к Реми и, не одарив его и взглядом, гордо зашагала вдоль по коридору. Главное – не встречаться с ним взглядом. А остальное забудется. Должно забыться.

***

Как можно было забыть о пережитом, когда мы сидим в тени уличного зонтика, наши бедра соприкасаются, а он смотрит мне в глаза, рассказывая какую-то чушь об автобусе до Лиона?

Завтрак не задался, едва успев начаться – я поняла это, когда не встретила с его стороны ответного смущения. Он был как никогда спокоен и может быть даже слегка воодушевлён, несмотря на то, что его утренние поиски не увенчались успехом. Я с тревогой наблюдала за тем, как его длинные пальцы расправляются с грубой кожурой апельсина, и как одна сочная долька отправляется ему в рот. Несколько оранжевых капель остались на его губах. Мне пришлось поспешно отвести взгляд и вернуться к своей овсянке. Типичный отельный завтрак едва ли мог позволить нам насытиться на весь день, но сейчас я не думала об этом, размазывая ложкой кашу по тарелке, как в детстве. Не хватало лишь мисс Синклер, склонившейся надо мной в нервном ожидании и без конца повторяющей: «Я обо всем расскажу твоей матери. Она будет сильно тобой разочарована».

– Так тебя это устраивает? – голос Реми с трудом прорвался сквозь тяжёлую завесу мыслей.

Я оторвала взгляд от тарелки с овсянкой и посмотрела на мужчину, сидящего напротив меня. Ах, как же органично он вписывался в эту атмосферу вечного отпуска, в романтику летних бистро! Его густые русые волосы, не спрятанные потрепанной фуражкой, казались слегка золотистыми в лучах предполуденного солнца, и сам он, обычно мрачный и суровый, будто бы светился каким-то дивным светом, а может, я придумала себе это, может, это мой свет отражался от него. А ещё Реми был спокоен. Он вальяжно устроился в плетеном кресле, его плечи были расслаблены, как и мышцы лица, если не считать лёгкого прищура, когда его голубые глаза возвращали тот же тёмный оттенок, какой я увидела там, в номере отеля…

Дыхание у меня перехватило от воспоминаний. Дрожащими пальцами я взялась за бокал с водой и осушила его до дна. Да что со мной происходит-то, в самом деле?

– Эйла, ты в порядке? – Реми слегка наклонился ко мне.

– Да, – быстро ответила я, отстраняясь. – Да. О чём ты там говорил?

– Здесь есть небольшой автовокзал, автобус в Лион отправляется каждый четверг, – с поразительной терпеливостью пояснил он. – Но денег хватит только на два билета. Я думаю, доберёмся до Лиона, а там уже будем решать, что делать дальше. Тебя это устраивает?

Рука, держащая ложку, дрогнула. Металл брякнул о тарелку, и этот звук непременно заставил меня очнуться. Я сощурилась, с недовольством уставившись на мужчину перед собой.

– Конечно, меня это не устраивает! – фыркнула я. Реми закатил глаза и откинулся на спинку стула, бросая на тарелку дольку апельсина. – Я хочу домой. Сколько ещё остановок мы сделаем, прежде чем доберёмся до Парижа? Мне это надоело. Я устала. И знаю, что ты устал тоже. Когда всё это закончится?

Он посмотрел на меня, как мне показалось, с обидой. Но, быть может, я сама себе это придумала, может быть, это я на его месте обиделась бы на свои слова.

– Хорошо, – Реми сложил руки на груди и поднял брови, – я слушаю тебя. Что ты предлагаешь? Мы остались в маленьком городе. До Парижа ещё больше четырёхсот миль. На хвосте бестирийцы, которые не достали нас только потому, что капо продолжает спускать своих цепных псов с поводков и не вмешиваться самим, но удача не будет сопровождать нас всю дорогу, и тебе надо это принять. Они играют в кошки-мышки, Эйла, и они уверены, что ты никуда от них не денешься. И теперь я повторю вопрос: что ты предлагаешь?

– Кто такой капо?

Он посмотрел на меня с недоумением, а затем взялся за переносицу и протяжно выдохнул.

– Тот, кто возглавляет шайку неудачников, напавших на нас в Шаале. Он диктует им, что делать.

Дрожь охватила моё тело, в нос ненароком забился запах той тряпки из подвала. И облик, тёмный облик мужчины под лестницей, нагло ворвался в рассудок. Мог ли он быть капо? Левша ему подчинялся. Неужели именно он меня ищет?

– Но он не самый главный среди бестирийцев, верно? – догадалась я.

– Нет, конечно. Подручный, Консильери… и только затем самый главный – Босс. Таких семей во Франции немного. Корсиканцы более влиятельны и известны, чем бестирийцы. Последние просто выживают. Хотя, вполне возможно, что группы их влияния есть и в Шотландии. Отсюда и связь с твоим отцом. Или он бывал здесь, во Франции?

– Мой отец не имеет к ним никакого отношения! – рявкнула я. – А вот твои познания в этой области очень даже подозрительны!