– И в каком же мире мы живем? – спрашиваю.
– В прекрасном. В мире пестиков и тычинок.
Крис хихикает и слегка краснеет. Марго смотрит на Виолу с печальной, жалостливой улыбкой.
– Но это не значит, что я за гендерное неравенство, – кокетливо добавляет Виола.
Эта парочка в мини юбках чувствует себя неотразимыми. Две девицы шагают в ногу, чеканя шаг, уверенные, что парни, глядя на них, теряют разум и гибнут.
Я шагаю, как телохранитель, серьезный, сосредоточенный, готовый отразить случайное нападение, предотвратить если не выстрел, то злое слово, дурной взгляд. Я напряжен, словно мы в тылу врага. Но скоро я понимаю, что тревога напрасна. Виола – наша мать, вожак стаи, наша королева. Мы – ее подопечные, щенки, бастарды. В этом городе нет человека, который чувствовал бы себя комфортней и уверенней, чем она. Мы садимся за столик в кафе, до спектакля полтора часа. Она щелкает пальцами. На столе все самое лучшее. У Ритки удивленно-придурковатый вид. Виола рассказывает о своей жизни (я давно заметил это свое странное влияние на людей). Она была замужем за парнем из племени Масаи, прожили, однако, недолго, он был слишком привязан к своей престарелой матери. После этого четыре года жила в Японии. Я навострил слух, подвинул стул ближе. Она свободно владеет английским и японским. Приехала в Токио как переводчик, случайно познакомилась с людьми из модельного бизнеса. Три года была моделью двух косметических фирм.
– Зацените.
На снимке крупно лицо, выбеленное, ухоженное, возле уха полукруглая банка крема с иероглифами, над банкой взвиваются вихри золотой пудры.
– Я был однажды в Японии, – сообщаю я. – Видел рыбалку с бакланами.
Виола не любит рыбалку. Теперь она в Питере, работает экскурсоводом для иностранных туристов. Последние два года она пишет роман о Джеке Потрошителе. Джек Потрошитель – русская женщина Клава Потрошкова.
– Я хочу восстановить гендерное равенство, – говорит писательница. – Сатана, кстати, тоже женщина. Бог послал на Землю своего сына, только потому, что знал, что мужчины узурпировали власть на планете. Но в следующий раз Он пошлет дочь. Второе пришествие Христа будет в женском теле.
Блестящий лонгслив с веткой сакуры и надписью PERFECTION обтягивает большую и мягкую грудь. Губы, кажется, накачаны, но утверждать не могу. Я сижу рядом и ощущаю тепло, исходящее от ее пышущего здоровьем тела.
– Официант не сводит с нас глаз, – говорит она Крис. – Не могу только понять, кто ему нравится, я или ты.
Мы дружно поворачиваем головы.
– Не смущайте мальчика, – смеется.
Она напоминает мне наряженный танк. Будь я официантом, я бы поглядывал на нее с опаской, как бы эта махина не развернула ствол в мою сторону и не поперла на меня.
Мы ждем счет. Время к семи. Скоро спектакль. Рита отчего-то помалкивает, даже не поддержала разговор о сатане, что очень на нее непохоже. За соседним столиком брюнет. Я не замечаю его до тех пор, пока этот тип не наставляет на нас камеру телефона. Крис отклоняется, камера в руке парня следует за ее движением. Вспышка.
– Слышь, турист! – орет ему Виола трубным голосом. – Попутал с медным всадником? Нет? А с кем? Я похожа на сфинкса с Университетской набережной? Значит на шемякинского Петра? Ясно. Малыш, ты хорош собой. Я, пожалуй, тоже тебя сниму.
Крис, розовая от смущения, уткнулась в чашку. Виола наводит на парня камеру телефона.
– Улыбнитесь, мужчина. Поправьте челку. Снова придайте лицу выражение дебиловатого любопытства. Не смущайтесь. Вот так. Вас слегка перекосило, но все же. Красавчик. Вы напомнили мне боевого товарища, мы воевали вместе в Карабахе. У него был такой же высокий лоб. Присаживайтесь к нам. Я вижу, жизнь интересует вас. Я расскажу вам о жизни. Я вижу, вы мало знаете о ней.
Парень, надо отдать ему должное, не обращая внимания на Виолу, пил преспокойно кофе и листал что-то в мобильнике. Левый глаз его, полуприкрытый темной челкой, правда, ежесекундно прыгал.
– Друзья! Кто хочет сделать со мной селфи? – трубит Виола. – Подходите, не стесняйтесь! Я бывшая фотомодель. Мое лицо три года украшало обложки японского глянца.
Официантка мягко и вежливо шепчет Виоле о правилах хорошего тона.
– Шампанского всем посетителям! – машет рукой Виола.
Но они не держат алкоголя. Это кофейня!
– Тогда я спою! – объявляет Виола.
И начинает петь.
Любовь и бедность навсегда
Меня поймали в сети!
По мне и бедность – не беда,
Не будь любви на свете!
Ла-лай-ла-ла, ла-лай-ла-ла, лай-ла-ла-а-а….
Мы покидаем кафе, как скандалисты. Виола оборачивается в дверях и обращает ко всем, кто на нее смотрит, роскошный прощальный актерский жест, адьес!
– А ты чего молчала? – на улице она накидывается на Крис. – Всякий щенок будет щелкать своей вонючей камерой нашу красоту без спроса! Для чего тебе ногти, каблуки и сумочка?
Крис виновато сопит. Смущенно хлопает накладными ресницами.
– Делай, как я! – продолжает Виола. – Нападай неожиданно, громко и беззлобно. Учись, пока я жив, как говорил мой папа, полковник МВД.
Марго наконец приходит в себя.
– Вот это женщина! – с чувством выдыхает она, толкая меня локтем. – В ней есть что-то от индийского божества. Я совершу для нее жертвоприношение. Принесу в жертву себя.
– Виола Сан, – кричит она идущему впереди божеству. – Я чувствую в вас родственную душу.
– Ритуля, сестра моя, – оборачивается Виола. – Они у всех у нас родственные. Ведь у нас один Отец.
Первая любовь
Час назад падал снег, но теперь светит солнце. Мы с Крис возвращаемся из хозяйственного. Нас обгоняет мужик с музыкой в рюкзаке. Как мой усё видит мир, вот о чем я перестаю думать, замедляя шаг и пропуская попсу вперед. Считает ли себя счастливчиком, живя в маленьком деревянном домике на берегу реки Нагаро? И, главное, о чем его собственная книга?
Крис машет новым пластиковым ведром. Люди, идущие навстречу, нас сторонятся. Вдруг она останавливается. Достает телефон из кармана куртки.
– Мама пишет.
Читает сначала про себя, потом вслух:
– Видела утром Армена. Шел с женой и дочерью, как в книжке «Три толстяка». Не узнала бы, если бы сам не поздоровался. Они шли и жевали. Где он, где жена, где дочь, не сразу разберешь. Три сельскохозяйственных комбайна.
– Ху из Армен?
– Моя первая любовь. Еще там, в Екате. Хотя…что считать первой любовью? Скажем, если не считать детский сад. Вообще, влюбляюсь я редко. все-таки когда кто-то просто нравится это совсем другое.
Крис закуривает, ведро висит на сгибе локтя. Я любуюсь линией ее руки.
Мыслями она где-то далеко.