Усё

В шутку сказал, а Кристина всполошилась.

– Как нечем? А твои куриные крылышки?

Я упираюсь, мало того, что разбудила меня смотреть сову, так еще тащит куда-то в ночь, но девушку одну я отпустить не могу, приходится натягивать свитер, носки, одеваться, плестись. В руках светятся свежие куриные крылышки, которые я собирался приготовить на ужин, но поленился. На дерево филина я лезть отказываюсь.

– Давай свяжем по два, – предлагаю, – и забросим наверх.

Подвешенные на нитках крылышки горят на осине, как гирлянды.

До утра Крис караулит дома у окна, с надеждой устремив взор к дереву, но птица больше не прилетает. Осинка недолго постояла нарядной, как новогодняя елка, утром с воплями налетели вороны, рассеяв волшебное очарование ночи.

От недосыпа я слегка тронулся умом, все эти совы, крылья, вороны, бессонная ночь… уже не скажу, были ли крылья на самом деле или приснились мне… или вороны. В Москве я проспал до одиннадцати, мне снился птичий, филологический сон. Он состоял не из образов, а из строчек. Совы любят цыплят. Курица не птица (очень обидно для куриц). Желток солнца. Белизна белка. Куриные мозги у цыпочек. Хожу рано утром на цыпочках (то ли проснулся, то ли нет). Черная курица. Синюю курицу заменил бройлер фирмы «Цыпа». Разбить яйцо (проснулся, завтрак). Разбить куриное сердце (не, сплю). Курица, птица, белые лица, сеточка снится, злится зарница, Ницца клубится, как говорится, где моя спица. Курица курится.

В одиннадцать позвонила Рита сообщить, что приедет что-то забрать, что-то, что передала Крис.

– Не сегодня. У меня куриный грипп. Я себя плохо чувствую.

– Какие же симптомы у куриного гриппа?

– Все мысли куриные. Я одержим курицей.

– Неудивительно, – отвечает она преспокойно, – ведь я завела курицу. Мы с тобой на одной волне, любимый.

– Перестань так говорить!

– Хорошо. Я завела курицу. Дорогой.

– Лучше бы ты баклана завела. Хотя…хорошее дело. Всегда свежие яйца. Желток солнца и белизна белка.

– Это не ради яиц! – вдруг горячится она. – Это ради курицы.

– Не понял.

– Моя цель – показать ей небо. Бедная птица не знает, что это такое. А ведь она тоже птица!

– И каким же образом ты показываешь ей небо?

– Сажаю в сетку, залезаю на крышу и качаю над землей, имитируя полет.

– Господи! Бедная птица.

– Мне не удалось развить тебя, но может быть я изменю курицу. И она поймет, для чего у нее крылья.

– Перестань мучить животное.

– Это ты о себе?

На день рождения отца, второго апреля, Крис взяла фарфоровую, размером с ладонь тарелочку с его портретом на водную прогулку по Неве. Мы отправились на теплоходе с моим московским другом Севой Яновским. На голове у него шапка с помпоном. Черты лица мелкие. Голосок противный, дребезжащий, но в интонациях есть что-то парализующее.

Крис прикрепила тарелочку к металлическому поручню. Тарелочка-то на магните!

Сева смотрит с уважением.

– Надо с Папой тоже такую сделать. – говорит. – Вы знаете, что у Папы все на заказ. Папамобиль, папаайфон, папативи, папасервиз…папастул…

Яновский одержим Папой Римским. Посвященный ему сайт он ведет уже пятнадцать лет. Лет десять назад ему написали из резиденции Папы и спросили, где он берет материалы. Некоторые факты явились для них новостью. Сева заверил, что у него самая точная и проверенная информация КГБ и ЦРУ. Его попросили сайт закрыть, Сева глубоко оскорбился и написал Папе четыре письма. В письмах помимо выражения восхищения содержалась развернутая критика папиных маркетологов. С целью улучшения высочайшего имиджа Сева советовал создать серию художественных фильмов. Он даже набросал синопсис к одному из них. «Пусть ваш герой смотрит футбол, – написал Сева, – жует пиццу и пьет кока-колу, надо показать Папу живым, понятным, умеющим шутить и глубоко понимать жизнь».

В кофейных стаканчиках у нас коньяк, который мы тянем через трубочку.

Провожая взглядом проплывающую мимо Петропавловку, Сева интересуется:

– Хотите услышать слова Папы, произнесенные в день избрания?

– Да! – отвечаем дружно.

Льется громкая итальянская речь. Сева красиво жестикулирует.

– Buonasera. Voi sapete che il dovere del conclave era di dare un vescovo a Roma. Sembra che i miei fratelli cardinali siano andati a prenderlo quasi alla fine del mondo – ma, siamo qui…Prima di tutto, vorrei fare una preghiera per il nostro Vescovo Emerito Benedetto. Preghiamo tutti insieme per lui… Padre nostro che sei nei cieli…

Несколько человек подходят ближе, чтобы послушать.

– … E adesso incominciamo questo cammino, questo cammino insieme, un cammino di fratellanza, d’amore, di fiducia fra noi. …Prima che il vescovo benedica il popolo, Vi chiedo, che voi, preghiate al Signore affinche’ benedica me.

Голос Севы заглушают звуки песни «Сиреневый туман». Сева закрывает уши ладонями. Крис оглядывается, пытаясь найти источник зла. Я брезгливо морщусь. Мы спешим на другой конец теплохода, облитые помоями дешевой музыки.

Сойдя с теплохода на берег, мы усаживаемся на скамью. Крис достает из рюкзачка термос, пластиковый контейнер с сырниками. В термосе у нее чай с облепихой. Также Крис вынимает крошечную банку и пластиковую чайную ложку. В баночке мед. Мы с аппетитом наворачиваем сырники с медом. После перекуса Крис заботливо раздает нам влажные салфетки для рук. Солнце садится.

Крис ведет нас в Толстовский дом с «прикольными» парадными. Из калитки выходит женщина и мы преспокойно заходим на закрытую территорию, напустив на себя невозмутимый вид.

– В этом доме жил Куприн, – рассказывает Крис.

– А кто это? – шутит Сева.

Она знает Питер и любит его. Она знаток разных интересных мест. Я почувствовал себя в парадной Толстовского дома бессмертным. Кажется, время здесь замерло. Поэтому задерживается не стоит – я волнуюсь, как бы выйдя на улицу, мы не обнаружили, что прошло десять лет вместо десяти минут.

Покинув дом, мы выходим на набережную Фонтанки. Быстрым шагом идем по Щербакову переулку. Крис чуть впереди, уверенно ведет нас через обшарпанные дворы.

– А там жил Довлатов…

Мы заходим в дом на Рубинштейна, поднимаемся по пахнущим сыростью лестницам и вылезаем на крышу. Движемся теперь очень осторожно, кажется, крыша под ногами прогибается и вибрирует. На плоской площадке садимся. Тут кто-то пил кофе. Солнце на прощание слепит глаза. Город вспыхивает в закатном мареве и остывает.

– Я знаю, чем удивить папу Римского, – говорит Сева.

– Чем?

– Экскурсией по крышам.

Я представляю, как понтифик в красной шляпе с тульей и красных туфлях вышагивает по питерской крыше на фоне погруженного в вечерний мрак собора Василия Блаженного.