Вечером, сидя за большим столом со своей семьей, я наконец-то почувствовал себя дома. На какое-то мгновение даже показалось, что все, что со мной произошло, это какой-то бред, фантазия восполненного мозга. Может, сейчас я очнусь на медицинской койке с забинтованной головой и увижу рядом с собой ругающегося отца, который скажет, что я, как всегда, гонял на мотоцикле и не справился с управлением. Что все произошедшее – это всего лишь иллюзия от наркоза.
Но нет, это правда. Я дотронулся до цепочки с медальоном, свисающей с моей шеи – это никогда не даст мне забыть или усомнится в том, что со мной произошло. Мать сразу же обратила внимание на мимолетное выражение, мелькнувшее на моем лице.
– Что это? – спросила она, наклонившись в мою строну и стараясь рассмотреть поближе медальон.
Я тут же засунул его обратно за рубашку:
– Да так, ничего, подарок, – просто ответил я на ее вопрос, не углубляясь в подробности.
Теа в это время уплетала за обе щеки ужин и тихо спорила с отцом о том, что она будет играть на арфе, но для начала отец должен ее приобрести. Я с улыбкой вспомнил, как она громко завизжала около двух часов назад, когда впервые после разлуки увидела меня. Она как маленькая обезьянка вскарабкалась вверх по моему телу и повисла на моей руке.
– Это подарил Оцеола? – вывел из раздумий голос матери. Я с удивлением посмотрел на неё. – Отец расказал мне о нем, – смело встретив мой взгляд, сказала она. – Я его помню, этот медальон, – неожиданно добавила она, заставив меня поднять взгляд от тарелки.
– Ты знаешь Оцеолу?! – потрясено спросил я.
Мать так же спокойно и слегка печально ответила:
– Да, когда-то он меня спас от большой беды.
Я не сводил с неё пытливых глаз, надеясь, что она продолжит, но она лишь пожала плечами, добавив:
– Что было, то было! Я рада, что он в здравии.
Я решил промолчать. Главный урок, усвоенный у индейца, был таков: если человек не хочет сейчас обнажать перед тобой душу, не лезь в неё, не торопи, и когда-нибудь придет время, когда он сам все расскажет в благодарность за твою чуткость. Одно лишь меня волновало: откуда мама могла видеть этот кулон у Оцеолы, если он принадлежал Эйлин? Столько вопросов, и ни одного ответа.
Мне хотелось знать все. Почему моей маме грозила беда? От чего спас ее индеец? Помнил ли индеец мою мать, и поэтому помог мне? Как кулон, принадлежащий Оцеоле, оказался у Эйлин? Замыкал всю эту цепочку Нолан Данн с его словами, когда он был сильно пьян и не в себе: «У тебя глаза этой суки Алисии». Казалось, ответ где-то на поверхности, но я никак не мог ухватиться за него, понять, как прошлое переплетается с настоящим.
Больше к этому разговору мы не возвращались. Ни год спустя, ни даже десять лет, пройденных с того дня, не открыли мне разгадку минувших дней. За десять лет много что изменилось в моей жизни. Родители настаивали на том, чтобы я ходил к психологу и находился какое-то время дома. Но тут же мое воображение рисовало морщинистое лицо Оцеолы, который, затянувшись кальяном, смеясь мне в лицо сказал бы: какой такой психолог? И я понимал, что лучшее для меня – это взять себя в руки, побороть свои страхи, свою лень. Стать сильным и независимы человеком, подняться так высоко, чтобы своими достижениями показать врагам, чего я стою, глядя на них оттуда, сверху вниз.
И я бросил все силы на это. Убедил отца в том, что мне необходимо вернуться в школу, попросил нанять мне целый штат репетиторов, чтобы благодаря им нагнать в кратчайшие сроки все, что я упустил за год. С чувством триумфа я сдал все экзамены и, появившись на вручения диплома, с улыбкой отвечал на вопросы одноклассников. Как сейчас я помню, как ко мне подошёл Адольфо, один из ребят с моего потока, и задал мне вопрос:
– Привет, Андре! Вот ты даёшь, пропал на год, ни слуху, ни духу, пришёл победил, – он кивнул на мой красный диплом, зажатый в руке. – Так, где ты был? – спросил он с любопытством, тут же продолжив: – Я слышал, ты отдыхал где-то на юге Америки? В Майями, что ли? – рассматривая мой загар, добавил он
Я криво усмехнулся, думая с иронией, что все это время я так близко находится от Майями, места отдыха для вот таких мажоров, где море выпивки и куча красивых девочек, а самые известные ди-джеи Европы крутят для этого сброда свои треки.
– Почти угадал, – загадочно ответил я.
– Круто! – протянул рыжий парнишка, завистливо поглядывая на мой загар, который я получил, жарясь на солнца с утра до позднего вечера, собирая хвойные ветки на тропических болотах.
– Ещё как, – посмеиваясь, не выдержал я.
Тут же на Адольфо коршуном налетел Алекс, за которым поспевал Тай. Два мои друга, они мне как братья. Лишь они знали всю правду о том, что со мной произошло.
– Вали отсюда, – не церемонясь, сказал Алекс, шикнув на любопытного парнишку.
Тот сразу же скрылся из виду. Никто не любил связываться со вспыльчивым Алексом, выпускником детского приюта
. Все знали, что может достаться, даже если на него посмотришь как-то не так. При этом он был чертовски обаятельным малым, про таких часто говорят «свой в доску парень», чёрный юмор его всегда ходил по тонкой грани.
Все карты путала лишь его внешность, очень уж было у него смазливое лицо. Майкл любил подтрунивать над ним, говоря, что ему нужно обязательно попробовать себя в модельном бизнесе. Это больше всего бесило Алекса, хоть он всегда был не прочь заарканить любую прошедшую поблизости красотку.
Что-что, а во многом он был талантлив. Например, в умении узнавать информацию. Потом, в будущем, когда я стал офицером ВВС Франции, участвуя в различных операциях, я получал от Алекса информацию, которую не могли предоставить даже службы разведки. Как отвечал Алекс на мой немой вопрос в глазах, у него свои источники. С его ангельской внешностью и нутром хитрого демона, дьявола, беса, как хотите, так и называйте, все двери открыты. Он, как змей-искуситель, добивался нужной информации, чего бы это ни стоило.
Уже тогда он рассказал мне о том, что, оказывается, именно Кристи сообщила мое местонахождение Ноллану Данну. Вот он, волк в овечьей шкуре. Поэтому, я думаю, меня никто не осудит, что я не навестил ни разу ее могилу. То увечье, что нанёс ей Нолан, стало для неё смертельным, она скончалась от потери крови. Вот так этот человек благодарил своих исполнителей, ведь, как ни крути, девушка справилась с поставленной задачей, сдала меня ему.
Благодаря другу я узнал о том, как сильно ошибался по отношению к Кристи, точнее, Дэрин Линн. Даже имя, и то было не настоящим, не говоря уже о возрасте. «Одноклассница» оказалась старше на добрых пять лет. Состояла в клане «Чёрные чемпионы» с пятнадцати, воровство, проституция и много ещё чего было в досье на неё, предоставленном мне Алексом. Так, пожалуй, я понял, что женщины страшнее мужчин, ведь она уверяла меня в своей любви так, что это не подлежало сомнению.
Но все это уже меня не трогало, а лишь подстегивало. Шаг за шагом, я как будто поднимался по лестнице туда, к своему пьедесталу. Я хотел не денег, нет, а власти. Я хотел стоять высоко над своими врагами, чтобы от одного моего имени они впадали в панику и молили о пощаде. Чтобы мое имя для них ассоциировалось со словом «смерть». Хотя мне этого мало, смерть ведь бывает разной. Я стану для них мучительной смертью, да, именно так, мне нравится, как это звучит.
К тому времени я уже был в курсе того, чем занимается мой отец. Дон Виктор, как к нему обращались его подчинённые, воротил такими делами, которых я раньше даже не мог себе представить. Но все это шора, он в законе, делает все с одобрения правительства и секретных служб, родственные связи творят чудеса.
Но мне этого было мало, я уже тогда знал, что пойду дальше отца. Я создам свой клан, свою семью, которая никогда не предаст, каждый член которой будет подчиняться определённым правилам и кодексам чести.
Я не делю все, как отец, на чёрное и белое, прикрываясь разрешением властей, на благо народу. Я буду этой властью, держать под контролем и белый чистый бизнес отца, и теневой, тот, что отберу у других, более слабых, чем я.
Глава 15
В своём кабинете мертвецки пьяный Нолан Данн пил прямо из горла бутылки водку. Вытерев губы тыльной стороной руки, он сфокусировал взгляд своих красных глаз на сидящей в соблазнительной позе на кожаном диване женщине. Та старалась не выдать свой страх перед нависающим над ней мужчиной. Он был красив суровой красотой, от которой её сердце замирало раньше, но сейчас она чувствовала лишь, пробегающий по позвоночнику холодок. Нолан – тот, перед кем трепещут даже самые крепкие мужики со стальными нервами, что же говорить о ней, простой «ночной бабочке» из Техаса.
– Че уставилась, мразь? – сделав большой глоток огненного пойла, он даже не поморщился. – Снимай с себя все это дерьмо, – махнув в ее строну бутылкой, прорычал нетерпеливо мужчина, сделав по направлению к ней шаг на неустойчивых ногах.
Девушка встала с грацией кошки, тряхнув своими крашенными волосами, вытравленными добела. Затем плавными отточенными до автоматизма движениями рук спустила с плеч тонкие бретельки платья, обнажая пышную для столь худого телосложения грудь с большими сосками. Тут же взвизгнула, когда дверь в кабинет с неожиданным грохотом открылась.
Вошедший был непонятного возраста, хоть и видно было, что он далеко не молод. Старик, но он был неожиданно крепкого телосложения. Его глаза, миновав жрицу любви, как кобра вцепились в Нолана, который, поперхнувшись водкой, начал отчаянно кашлять. Следом за стариком зашёл мужчина.
– Босс, этот полоумный сказал, что он твой зять, и потребовал проводить к тебе. Не знаю, как он умудрился проскочить, я велел его выгнать.
Нолан Данн, злобно выругавшись, в пару шагов преодолел расстояние до своего подчинённого, схватил его за шкирку, как провинившегося пса, встряхнул пару раз:
– Идиот! – его глаза злобно сверкали, налитые кровью от злости и крепкого напитка, и, наверняка, бессонной ночи, предшествующей этим событиям. – Пошёл вон, тварь! И в дальнейшем имей уважение к гостю.
Вышвырнув мужчину за порог, он захлопнул дверь, оборачиваясь к старику, который стоял как статуя, и лишь глаза выдавали в нем живого человека, в котором бушевал ураган страстей.
Девушка, увидев, что ей здесь не место, начала боком продвигаться к двери, и только за ней вздохнула с облегчением. Хоть сегодня она и не заработала и доллара, зато у неё было ощущение, что она избежала чего-то страшного.
Лишь после того, как они остались один на один, старик заговорил:
– Где она?
Нолан занервничал, сделав ещё один глоток, он сделал вид, что не понимает, о чем идёт речь:
– Кто?
Старик, не изменившись в лице, повторил свой вопрос:
– Где моя дочь?
Тот, нахмурив брови, молчал, обдумывая ответ.