Слабость Шамана

– Может, хочешь есть? Пить? – Доминико засуетился возле меня, как родной отец.

Отец… как же я соскучился! Мама, как она все это перенесла? Я покачал головой:

– Расскажите мне все, что я пропустил, – попросил я сеньора Бруно.

Тот, усевшись поудобнее возле меня, печально вздохнул и посмотрел на свои часы:

– Ну, лететь нам долго, около девяти-десяти часов, так что, думаю, успею ввести тебя в курс дела.

Мужчина поведал мне о том, в каком ужасе были мои родители, когда обнаружили, что меня нет дома. Они подняли на ноги всю охрану, подключили полицию, но все было тщетно. Пока через месяц с ними не связался Нолан Данн, который объявил им со злорадством и триумфом, что их единственный сын и наследник у него в гостях, как выразился он в тот момент.

Я внимательно слушал Бруно, мое живое воображение подкидывало мне эмоциональные картины того, как мои родители убивались от горя. Заметив мое состояние, Доминико резко прервался:

– Я думаю, тебе нужно отдохнуть, – нажав на кнопку подлокотника кресла, он откинул моё сидение.

Помимо воли, я почувствовал, как мои глаза начинают закрываться. Усталость дала о себе знать после того, как мозг понял, что опасность отступила, и я погрузился в здоровый крепкий сон, думая о том, что совсем скоро я, наконец-то, увижу своих родных.

Глава 14

И вот я наконец-то спускаюсь по трапу самолета, неужели прошло десять часов? Когда я садился в самолёт, мне казалось, что эти десять часов будут длиться дольше, чем весь год, что я прожил вдалеке от своей родины и близких мне людей.

Спустившись с последней ступеньки, я попал прямо в крепкие объятия своего отца. Все его мощное тело сотрясалось, как будто его колотит крупная дрожь. Взяв меня за руки чуть выше локтей, он откинулся и посмотрел мне в лицо. Я, в свою очередь, не сводил с него взгляда, отмечая для себя появившееся морщинки возле его рта и глаз, тёмные круги под ними. Даже в его каштановых волосах блестели нити седых волос.

– Сынок, – дрожащим голосом сказал он. – Живой! Андре, живой! – он даже встряхнул меня пару раз и опять прижала к себе, не давая мне нормально вздохнуть. – Живой! Ты тут, со мной, – говорил он все, как будто не мог поверить своим глазам и рукам, что так крепко держали меня. – Ты здоров?! – он начал судорожно меня ощупывать, проведя по лицу, затем по плечам и груди дрожащими руками.

Я перехватил его ладонь, сжав ее, и как можно спокойнее произнёс:

– Отец, все хорошо. Слышишь? Я в полном порядке.

Взяв за плечо, он повернул меня и повёл в сторону припаркованного невдалеке джипа, в бронированных окнах которого я увидел своё отражение. Как долго я не видел себя? Только лишь в водах озёр во Флориде, в размытых и покрытых рябью отражениях я не мог разглядеть существенно ничего. Сейчас же я видел перед собой высокого молодого мужчину, именно мужчину, а не парня, который год назад убежал так бездумно из дома. Я стал почти на голову выше своего высокого отца.

Отец подтолкнул меня к двери, пригнувшись, я уселся на заднее сидение, наблюдая через стекло, как к отцу подошёл Доминико. Отец крепко пожал ему руку, при этом что-то говоря, скорее всего, он благодарил его. Доминико лишь сдержано кивал в ответ, но по лицу видно было, что это вызывает у него ничуть не меньше эмоций, чем у отца. Похлопав друг друга по плечам, они разошлись по машинам.

Отец удобно устроился возле меня. Он все разглядывал меня, при этом его глаза горели гордостью. Да, именно так, подумал я с волнением. Раньше я никогда не видел в его глазах таких эмоций по отношению ко мне.

– Ты изменился, – надтреснутым голосом сказал он. – Вон, вижу, уже есть щетина.

Я машинально провёл рукой по своим щекам и подбородку. Вспомнил, как, живя с Оцеолой, начал бриться впервые. При этом пришлось начинать не с дорогой люксовой бритвы, как я всегда думал, а с ножа, причём заточеного моими руками.

– Мать тебя не узнает! – уже широко улыбаясь, сказал отец. – Ты стал больше меня, сильней… Такую форму можно приобрести только постоянно выполняя тяжёлую физическую работу.

Я кивнул, вспомнив все, что делал в лесу: подготовка к зиме, тяжёлые дрова, охота, учение стрельбе из лука и ещё много-много чего.

– Расскажи мне все! Я хочу знать, что пережил мой сын!

– Да, отец, – согласился я с ним. – Мне так много нужно рассказать тебе.

Я поведал отцу все, что со мной произошло, без утайки, от начала до конца. Расказал о том, как меня мучали и унижали в доме Нолана Данна. Затем о том, как это резко прекратилось, и что Нолан на какое-то время почему-то потерял ко мне интерес. Об Адель, которая помогла мне сбежать, об Оцеоле, даже о чертовом ягуаре, который, по словам Оцеолы, спас меня, отдав часть своей души моему умирающему телу.

Отец внимательно меня слушал, не перебивая, лишь хмурил брови и сжимал бессильно кулаки, когда я рассказывал о самых сложных и отчаянных моментах, произошедших со мной. Умолчал я лишь об одном – об Эйлин. Я поклялся Адель, что никому не расскажу о ней, никогда…

Даже отцу.

Так будет лучше. Так будет справедливо и по чести.

Закончив свой рассказ, я увидел, как мы подъезжаем к воротам нашего дома. Заехав за ворота, машина проехала ещё пару метров и остановилась. Выйдя наружу из джипа, я увидел, как отворилась дверь, ведущая в дом, и оттуда выбежала моя мать. Какая она хрупкая, как похудела!

Я смотрел на неё, чувствуя, как от жалости сжимается сердце. Жалости не к себе, не к парню, который провёл в плену год, а к матери, которая год ждала своего сына и не знала, вернётся ли он назад к ней живой. Дождётся ли она его когда-нибудь, живя изо дня в день с надеждой, которая иной раз перерастала в глухое безмолвное отчаянье, высасывающее последние крупицы энергии из своей жертвы.

Я кинулся к ней, подхватив и оторвав от земли. Она была легкая, как пушинка, она всегда была высокой и стройной, но сейчас она стала буквально тростинкой. Ее зелёные глаза, точно такие же, как у меня, были полны слез и безграничного счастья. Поставив ее на землю возле себя, я смотрел, улыбаясь, в ее запрокинутое лицо.

– Андре! – тихо, как будто несмело, сказала она и, протянув пальцы, коснулась моей щеки, тут же одернув их. – Колешься, – сказала она с каким-то удивлением.

Как будто она меня воспринимала совсем ребёнком, и сейчас увидела с недоумением, что ее маленький мальчик превратился в мужчину.

– Это не сон? – спросила она все так же несмело.

– Нет, мама! Я здесь, с вами! Дома, – наконец ответил я ей, продолжая мягко улыбаться.

Как будто отойдя от сна и поняв, что это все правда, она прижала ладонь к губам, у неё вырвался полный мучения и одновременно облегчения стон, из глаз, наполненных влагой, блестящих, как зелёная листва, потекли крупные слёзы. Она начала всхлипывать, падая снова в мои объятия.

– Я так молилась, Андре, я молилась день и ночь, – глотая слёзы, говорила она, гладя меня по волосам. – И он меня услышал, вернул мне моего мальчика!

Подошедший отец, который стоял в стороне какое-то время, мягким жестом повёл нас в дом.

– Пойдём, дорогая, сыну надо отдохнуть! У него был долгий путь, – от того, как он посмотрел на меня, я понял, что он имел в виду не часы моего полёта.

– Да-да, конечно! – засуетилась мама. – Ты, наверное, голодный. – рассматривая меня более внимательно, она вдруг всплеснула руками. – Ты стал такой высокий, –сморгнув слёзы, продолжила она. – Боюсь, ты не вылезешь в свои вещи ни в длину, ни в ширину, – закончила она с мягкой улыбкой. – Виктор, может, дашь ему одну из своих рубашек? – сказала она, направляясь к лестнице. – Сейчас я посмотрю что-нибудь, сынок.

Отец провёл рукой по волосам и с какой-то извиняющейся улыбкой сказал:

– Боюсь, мои рубашки не такие модные, как ты любишь, но все же что-то, пока ты не съездишь по магазинам.

С каким-то удивлением я слушал его, понимая, что отец не шутит. Неужели я ещё совсем не так давно был настолько разбалованным и наглым мальчишкой?

– Отец, не вещь красит человека! Надеть твою рубашки для меня честь, – просто ответил я отцу, видя растерянное выражение на его лице. – Если ты не против, то я бы хотел принять настоящий горячий душ, – замявшись, я добавил: – Я даже и забыл, что это такое.

Взлетев быстро по лестнице, замер, обернувшись лицом к отцу:

– Пап?

– Да, Андре? – сделал он шаг вперёд к лестнице, задирая лицо вверх.

– Где Теа? – спросил я с волнением.

– Она будет дома через два часа. Мы уже ей сообщили, она очень ждёт встречи с тобой!

– Отлично! – повернувшись, я направился в свою комнату.