Пером по шапкам. Книга вторая. Жизнь без политики

Как жена, Кора знала об изменах своего мужа, которые он якобы и не скрывал от неё до такой степени, что приводил любовниц прямо в дом, когда в нём находилась законная супруга. И Кора, судя, разумеется, по фильму, не только закрывала на это глаза, повинуясь данной при женитьбе клятве не ревновать, но и явилась с чистым бельём из шкафа в момент раздевания любовницы. В струе сегодняшнего извращённого времени создатели фильма не избежали клубнички, демонстрируя в кадрах время от времени обнажённые женские тела, систематически делая упор на то, что для гения очень важна была красивость, перед которой он никак не мог устоять.

Но по свидетельству друзей физика Лев Ландау с детства страдал стеснительностью, и в жизни его действительно кроме жены было четыре любимых женщины, с которыми, ни от кого не скрывая, он поддерживал долгое время крепкие дружеские отношения. Но это совершенно не походило на обыкновенную похоть к любой красоте ради обыкновенного прелюбодеяния, как показано было в фильме. Может быть, жена вопреки данной клятве втайне всё же ревновала мужа и видела в каждой второй женщине рядом с Ландау его любовниц и потому так описала свои страдания в книге, однако это не являлось истиной, о чём следовало подумать в первую очередь сценаристам и режиссёрам.

По словам Коры из фильма она прощала мужу его измены как гению, которому всё позволительно. А если посмотреть на правду жизни? Не потому ли жена спускает всё иному мужу, что тот хорошо зарабатывает и всем её обеспечивает? Ведь Ландау был уже академиком с очень приличной для того времени зарплатой, с великолепной квартирой и прочими благами. Не потому ли она, поняв, наконец, что муж не так уж и любит её, сама стала искать себе партнёров на стороне, которых, по её словам, сам же Ландау для неё организовывал? Но такая жизнь её всё же не вполне устраивает, и она решается на мысль о разводе.

И вот тут произошла катастрофа. Муж, с которым уже почти ничего душевного не связывает, попадает в автомобильную аварию, а оттуда в больницу, где почти два месяца врачи борются за возвращение гения к жизни. Авторы фильма и этот трагический эпизод связали с клубничкой, показав как гениальный физик, так и не представленный зрителю в своей научной ипостаси, обнимается на заднем сидении легкового автомобиля с женой мужчины, сидящего за рулём и ревниво наблюдающего в зеркало то, что происходит за его спиной. При этом жена, оторвавшись от поцелуя, увещевает мужа: «Следи за дорогой, а не за нами». Это ли кощунство позволительно гению, по мнению авторов фильма?

Единственным пострадавшим в аварии оказался Ландау. Жена Кора, узнавшая о трагедии, показана сидящей у телефона и не поднимающей трубку телефона из страха услышать, что Ландау умер. То есть она не бросилась в больницу к родному человеку, как сделали сотни друзей и почитателей гения, организовавших круглосуточное дежурство у постели не приходящего в сознание великого человека, не оборвала телефоны профессуры Москвы, требуя спасти любимого ею человека. Это делали другие люди, благодаря которым приехали специалисты-медики даже из-за границы и спасли хоть ненадолго жизнь Ландау. Авторы фильма даже в этом трагическом эпизоде не отступили от своей идеи любвеобильности, не устаю повторять, учёного, показав, что у постели больного сидит его любовница, назвавшаяся женой, а медсестра больницы по-простецки насилует больного в его постели, чтобы потом при его выздоровлении сообщить, что ждёт от него ребёнка. По фильму получается, что гением Ландау был в любовных приключениях, а не в физике. За что тогда ему тут же в больнице вручили удостоверение лауреата Нобелевской премии?

Жена Кора через несколько дней после трагедии с мужем сама попадает в больницу и, очевидно, по этой причине появилась у постели больного почти через два месяца, когда больного фактически уже поставили на ноги. А то, что больной близок к выздоровлению, авторы показали весьма оригинально в том же ключе женомании, когда Ландау останавливает медсестру и у неё на груди выводит замысловатые физические формулы. Больше ему писать их было негде, как на женской груди.

Этот эпизод, как и многие другие в картине, говорят о болезненной любви создателей фильма к пошлости, вызывающей чёткое неприятие нормально воспитанного человека.

Фильм заканчивается сообщением Коры зрителю о том, что она забрала мужа и потом долгих шесть лет сама ухаживала за ним, не позволяя этого делать больше никому, и после смерти так и не вернувшегося к научной деятельности учёного, патетически произносит: «Я не могу без тебя».

Но слова не звучат убедительно. Авторам фильма не удалось увидеть и показать самую суть трагедии.

Представьте себе, что жена горячо любимого ею человека действительно страдает от его измен и готова разойтись с ним, но он попадает в аварию и становится совершенно беспомощным. Тогда она, продолжающая его любить, благодарит небо за то, что теперь она может видеть его каждый день, каждый день ухаживать за ним, что теперь он только её и ничей больше. А муж плачет от того, что такой любящей, такой нежной женщине доставлял столько страданий своими изменами. Вот где настоящая человеческая трагедия, случающаяся в жизни и не раз описанная мастерами пера, но которая, по всей видимости, не имела места в отношениях Коры и Ландау.

И если меня спросят, почему же тогда Кора не бросила больного мужа, почему она за ним ухаживала до самой смерти, я тоже спрошу, не отвечая: А как же тогда поступить с только что присуждённой Нобелевской премией? Она ведь в случае добровольного ухода от больного мужа бывшей жене не досталась бы. Не в этом ли зарыта собака? Человеческая душа потёмки. Однозначного ответа о её движениях дать никто не может.

Но всё-таки как же ответить на вопрос: всё ли позволено Юпитеру, что не позволено быку?

В 1921 году, когда Ландау как раз закончил школу, тогдашнему руководителю государства Ленину попалась на глаза книга Аркадия Аверченко «Дюжина ножей в спину революции», и вот что он написал о ней в начале своей статьи-рецензии «Талантливая книжка» для газеты «Правда»: «Интересно наблюдать, как до кипения дошедшая ненависть вызвала и замечательно сильные и замечательно слабые места этой высокоталантливой книжки. Когда автор свои рассказы посвящает теме, ему неизвестной, выходит нехудожественно. Например, рассказ, изображающий Ленина и Троцкого в домашней жизни. Злобы много, но только непохоже, любезный гражданин Аверченко! Уверяю вас, что недостатков у Ленина и Троцкого много во всякой, в том числе, значит, и в домашней жизни. Только, чтобы о них талантливо написать, надо их знать. А вы их не знаете», и заканчивается рецензия словами: «Некоторые рассказы, по-моему, заслуживают перепечатки. Талант надо поощрять».

Вот как относился к талантам даже не советским по духу Ленин, которого в фильме Ландау почему-то отнёс к фашистам. «Талант надо поощрять», но значит ли это, что ему всё позволено? Бесспорно, нет. Талант интересен тогда, когда он полезен людям. И не должно такого быть, чтобы с одной стороны талант служил народу, а с другой стороны презирал этот народ и нарушал веками выработанные им традиции, правовые и этические нормы поведения. В фильме «Мой муж гений» утверждается, на мой взгляд, обратное, а потому просто вреден для показа широкой аудитории.

Интернет-журнал «Русский переплёт», 13.12.2008

Внимание – мошенник!

Вчера, идя по Ленинскому проспекту, моё внимание привлекла остановившаяся возле меня легковушка, из которой мне махал рукой водитель. Я подумал, что он хочет узнать, как ему куда-то проехать, и остановился. А водитель приятной наружности опустил стекло кабины и радостно протянул мне руку, сказав на ломанном русском языке, что он из Швейцарии. Потом он поинтересовался, пенсионер ли я, и, получив утвердительный ответ, обрадовано сказал, что он хочет сделать мне подарок от имени швейцарской фирмы и МГУ, с которым она давно сотрудничает.

Я не раз встречался в Москве с подобными подарками, за которые потом просили деньги, поэтому весьма скептически отнёсся и к этому предложению. Но водитель весьма убеждённо говорил о Дне Победы и что это исключительный случай, поэтому предложил даже отвезти меня домой, так как подарочные коробки большие, и нести их в метро будет тяжело.

Сажусь в машину, едем, водитель весело рассказывает о Швейцарии, о своей семье, о том, как ему нравится Москва и о том, что буквально вчера разговаривал с ректором МГУ Садовничим, которому фирма тоже преподнесла подарок. А я всё жду, когда же он заговорит о том, что надо немного заплатить, готовясь сразу же отказаться. Но водитель продолжает всю дорогу развлекать меня разговорами, показывает на мобильном телефоне фото своего маленького сына, позволяет мне сфотографировать его самого за рулём на мой мобильник и ещё благодарит за это. Интересуется, как по моему мнению, сколько ему лет. Я говорю, что лет тридцать пять. Он тут же соглашается и сообщает, что ровно через двадцать один день ему исполняется тридцать пять. Между разговорами достаёт из коробки проспект фирмы с рекламой набора фарфоровых чашек, говорит, что это и есть бесплатный подарок.

Слушать его неправильную русскую речь весело. Я интересуюсь, знает ли он английский, на котором я могу говорить, поскольку преподаю его, но он смеётся и отвечает, что владеет французским, немецким, итальянским, а английского не знает. Наконец, мы подъезжаем к многоэтажке, в которой я живу.

Водитель выскакивает из машины, открывает заднюю дверцу и достаёт коробку, раскрывает её и показывает чайный сервиз. Затем достаёт ещё одну и демонстрирует кухонные принадлежности: сковородки и кастрюли. Раскрывает третью коробку, в которой оказываются тарелки. Всё это, как он заявляет, стоит несколько тысяч долларов, но мне он дарит бесплатно в такой день. Узнав, что у меня есть взрослая дочь, он протягивает мне в подарок лично ей небольшую коробку с набором ножей.

Все подарки выложены возле машины. Я прошу дать мне визитную карточку, которую водитель обещал мне в разговоре, но он весело сказал, что все адреса в коробках есть, так что благодарственное письмо я смогу по ним послать.

И тут, когда мне остаётся забрать коробки, а они довольно тяжёлые, водитель достаёт ещё одну массивную коробку, раскрывает её. Там оказываются ложки, вилки и, как говорит неутомимый даритель, всего семьдесят два предмета, за которые он просит ни много ни мало, а всего две тысячи долларов.

Ну, наконец-то я дождался стоимости подарков и тут же говорю, что таких денег у меня нет. Купец, а иначе его теперь и не назовёшь, сообщает, что можно рублями всего семьдесят тысяч. Понимая, что такой суммы у меня может не быть при себе, он предлагает поехать в ближайший банк. Я отказываюсь, тогда, продолжая удивляться моей несговорчивости – ведь он отдаёт гораздо больше бесплатно – снижает цену посуды до пятидесяти тысяч, до сорока и, совсем отчаявшись, до тридцати тысяч.

Слыша мой категорический отказ платить, он просит рассчитаться хотя бы за проезд, поскольку он довёз меня до дома. Но кто ж его просил об этом? Ничего я не платил, а подарки он положил снова в машину.

Вот такая история! Надо быть очень осторожными с подобными дарителями. Кстати на фотографии я рассмотрел, что борода и усы у него, скорее всего, наклеены. Да, может, и парик на голове. Присмотритесь.

Proza.ru, 21.12.2008

Реклама слушает, да ест

Вот что я заметил, дорогие друзья, – не читают у нас сегодня басни. Спросите даже нашего знаменитого баснописца Михалкова, и, я думаю, Сергей Владимирович подтвердит, что перестали нынче читать басни со сцены, как некогда превосходно преподносил их зрителям неподражаемый герой сцены Игорь Ильинский. А зря, мне кажется. Есть, правда в наши дни, так называемые, шоу-мены сатирики, читающие со сцены свои собственные сатирические творения на злобу дня, но ой как далеко им до народной мудрости басен, переживших не одно тысячелетие.

Посудите сами, читатель. Кому не известна, например, басня «Лиса и виноград»? Мы изучали её по переложению дедушки Крылова, а ведь первоначальный вариант дал нам великий Эзоп ещё до нашей благословенной эры. Можно, конечно, упомянуть и знаменитого француза Жана де Лафонтена, писавшего свои прославленные басни в промежутке между двумя названными мною баснописцами. Пальма первенства всё же принадлежит Эзопу. Не случайно до сих пор ходят в народе не только его басни, но сам язык эзоповский стал одной из важных форм общения.

А приходилось ли вам задумываться, друзья, над тем, к чему писались эти басни, и почему сегодня их практически не читают? Ну, разве что где-то случайно прозвучат одна – две. Подумать только, что более двух тысяч лет баснописцы борются с человеческими недостатками, к которым относили лесть, ложь, трусость, зазнайство, жажду наживы и все, какие ни есть. А они себе живут-поживают в нашем обществе, как будто их никто и не критикует. То есть тут же вспоминаем басню про кота, который слушает критику, наводимую на него хозяином, а ест украденное мясо и не краснеет. Мели, мол, Емеля, твоя неделя, а я себе буду продолжать есть. Так думают наши недостатки.

Но в том-то и дело, что не было бы веками басен, не смеялись бы люди сами над своими и чужими недостатками, так и превратились бы они из недостатков критикуемых в закон жизни, не поддающийся критике. И стали бы все люди подчиняться этому закону и жить, уповая уже не на справедливость, честность, гуманность, добро и ласку, а подчиняясь злу, лжи, скаредности и так далее. Значит, надо время от времени напоминать тем или иным индивидуумам о том, что народ не терпит эти пороки.

Приведу для ясности один пример из нашей нынешней жизни. Как-то раз парламент Российской Федерации рассматривал вопрос о рекламе на телевидении. Не простое дело, раз занялись им на самом высоком уровне представители, избранные народом. Видимо, допекла людей реклама так, что жить с нею стало невмоготу. Показалось простому телезрителю, что свобода их ограничивается рекламой. Подумали они, что, когда их заставляют смотреть то, что им не хочется, то вроде бы это является нарушением демократии, отбирающей свободу выбора и волеизъявления.

Потому и подняли на самом высоком уровне вопрос о хотя бы некотором ограничении прав телеканалов включать бесконечно рекламы. Депутаты – люди серьёзные, от народа отделяться не хотят и потому боль народную обсудили и даже постановили, что время рекламы должно быть строго ограничено рамками. Даже время рамок определили – не более такого-то количества минут.

И телевидение в точности, как кот Васька, прислушавшись к критикующему голосу парламентариев, стало с ещё большим остервенением вгрызаться в мясо реклам, преподнося их теперь любителям голубого экрана в таких количествах, что перестали люди понимать, прерывается ли та или иная передача на рекламу, или же рекламу прерывают на некоторое время, чтобы зритель узнал о той или иной передаче.

А давайте задумаемся немного. Понятно, что реклама нужна телевидению не потому, что оно хочет, что бы народ наш покупал больше хороших товаров. Давно известно, что чем хуже товар, тем больше его рекламируют. Так что многие думающие люди отказываются покупать именно рекламируемую продукцию. Но телевидению реклама нужна, ибо на деньги за неё делаются передачи, на эти деньги оно живёт. А стало быть, чем больше даётся реклам, тем легче живётся телевидению.

(В скобках скажу, что то же самое относится к радио и печатным средствам массовой информации и даже кассетной видеопродукции).

Но ведь все эти средства информации и развлечения создавались и должны служить для людей, которые платят за это свои собственные деньги. А что же за свои кровные получает порядочный налогоплательщик и честный покупатель? Хочется смотреть предложенный в программе фильм или спектакль, а ему вдруг в довесок, не спрашивая согласия, вставляют рекламу, которая ему претит, как бы талантливо она ни была сработана.

Представьте себе, например, что ежегодное послание президента, передаваемое по телевидению, неожиданно будет прерываться десятиминутными рекламными роликами, сообщающими о пользе зубной пасты или средства от перхоти. Никто ведь не осмелится на такое. А почему? Не потому же, что послание никто не станет слушать, и реклама в таком случае будет бесполезной. Нет, конечно. Просто побоятся, так как разорванную на кусочки речь можно либо понять неправильно, либо вовсе не осознать.

Тут, правда, телевидение часто делает другую поразительную оплошность. Дикторы в своих репортажах ухитряются сказать дословно то, что будет говорить президент, а потом предоставляют ему слово, и президент повторяет за дикторами только что ими сказанное. Создаётся впечатление, что дикторы боятся непонятливости телезрителей и потому заранее говорят слова президента, что бы слушали с интересом и правильно поняли его при повторе. А эффект происходит как раз обратный: слушать второй раз сказанное слово в слово никому не интересно. Такова физиология внимательного слушателя. Но это другая тема.

Каждое творение человека интересно, когда воспринимается цельным куском. Что если мы разорвём рекламой песню в исполнении, скажем, Аллы Пугачёвой? Да певица плюнет в глаза тем, кто сделает такое, и будет права. Разве можно разрывать произведение на куски? Нет, и такое не делается. Но я позволю себе заметить, что любой кинофильм, спектакль, телевизионное шоу и даже каждая спортивная программа – это не что иное, как та же песня, но выраженная иными средствами. Их тоже часто смотрят зрители, затаив дыхание, боясь пропустить хоть один миг. Порой это лебединые песни режиссёров, актёров, операторов. Почему же эти песни позволяется разрывать рекламами, наступая тем самым на нервы зрителям? И как могут авторы этих песен соглашаться на подобное издевательство над их творениями?

Приходилось ли психологам анализировать, как реклама влияет на состояние психики человека? Знают ли они, сколько телевизоров разбивалось или выбрасывалось из окон нервными людьми по причине того, что на самом интересном месте того или иного телепредставления возникла реклама? Сколько людей со слабыми нервами хватаются за сердце оттого, что на всех каналах одновременно идёт реклама и смотреть буквально нечего? Кто обратил внимание на то, как отупляет постоянное повторение рекламы сознание человека?

Московское телевидение, не говоря о платных и спутниковых, предлагает пока тринадцать каналов, смотреть которые не хочется не только потому, что мало интересного, но и из-за обилия реклам, внедряющихся в сознание зрителя безо всякого на то его желания. Об этом говорят с эстрады сатирики, смеются по этому поводу КВН-щики, говорят на заседаниях депутаты парламента. А воз и ныне там. А кошка-реклама ест своё мясо, не обращая ни на кого внимания.

Число каналов скоро ещё больше возрастёт. Но возрастает и количество рекламы. Разумеется, рекламодатели платят большие деньги. Но чьи они на самом деле? Это наши с вами деньги, которые мы платим за рекламируемую продукцию с учётом стоимости рекламы. Иными словами за свои же деньги мы губим собственные нервы, что совсем неправильно для общества, которое мы хотим называть демократическим. Каждый человек, если он платит деньги, должен иметь право получать на них ту продукцию, которую хочет, а не ту, что хотят другие. И если уж принимается закон, то он обязан исполняться. Если кот украл мясо и ест его, то не увещевать его следует, а хотя бы отнять мясо. Должны же хоть чему-то учить народные басни?

Proza.ru, 21.12.2008

Надлом сознания

В конце 2014 года в Санкт-Петербургском издательстве «Нестор-История» тиражом 1000 экземпляров вышла книга белорусского писателя Василия Яковенко «Надлом. Кручина вековая». Автор обозначил жанр своего произведения, как белорусский эпос. С этого определения, пожалуй, лучше всего начать рассматривать эту книгу, объём которой чуть более семисот страниц.

Что же такое «эпос»? Словарь Википедия, например, даёт слову следующее толкование: «героическое повествование о прошлом, содержащее целостную картину народной жизни и представляющее в гармоническом единстве некий эпический мир героев-богатырей». Причём многие словари, поясняя слово «эпос», говорят об отстранённости автора произведения от описываемых событий, то есть его непредвзятость в повествовании. Но можно ли вообще писать о важных для твоего народа, частицей которого ты являешься, событиях, не проявляя при этом своих собственных чувств, своего осознания происходящего? Думаю, что нет.

Вот и в книге, которая, казалось бы, разворачивает перед нами историческую летопись Белоруссии, включая революцию, первую и вторую мировые войны, советский период и перестройку, штормовыми волнами прокатившимися через этот полесский край, на каждой её странице явственно просматривается позиция автора повествования, его боль за свой белорусский народ, за его бесконечно тяжёлую, как ему кажется, при всяких властях судьбу. А Белоруссия была под властью и Литвы, и Польши, и Германии, и царской и советской России. Правда, каждая власть привносила свои нюансы в страдания и чаяния народа, в его борьбу за собственную независимость, чему и посвящена книга. Именно эти нюансы в интерпретации автора и является предметом нашего внимания. Ведь, как известно, то, что одному человеку кажется белым, другому может показаться совершенно чёрным, и наоборот. Всё в мире относительно. Попробуем же разобраться, что сознавалось автором.

Книга начинается с приятной пейзажной зарисовки, каковыми удачно сопровождаются многие главы романа. В данном случае это лишь небольшой пролог, в котором описывается, как писатель идёт по столичному бульвару в компании двух своих приятелей поэта Лявона и геолога Максима. Разговор, конечно же, пошёл о Белоруссии, о том, что и над ней, как над другими государствами висит угроза глобализации с её мультимиллиардерами и транснациональными корпорациями, угнетающими народы. Писатель Василий Яковенко (просьба не путать его с однофамильцами Василием Гордеевичем Яковенко – героем Советского Союза и Василием Георгиевичем – организатором партизанского движения в Сибири, а впоследствии наркомом земледелия РСФСР) вставил свои «три гроша» в разговор, сказав, что «От порочной глобализации есть, пожалуй, одно спасение – сплочённый народ, его бессмертное духовное наследие!» А дальше писатель приводит мысль, якобы, высказанную геологом Максимом, которая впоследствии развивается в основной части книги. Вот как это описано: «У меня есть книга Гумилёва. – Максим замедлил шаг, разглядывая яркий, дивно сотканный из опавшей листвы ковёр. – Гумилёв пишет о древних племенах, но не обделяет вниманием и нас. В беларусах он видит исконное древнерусское, стоит только подчеркнуть – не российское, а наше славянское племя, которое мало изменившись, вступило в ХХ столетие. Его не затронули, по крайней мере, не изнасиловали и не выкрестили ни татаро-аккерманские орды с юга, ни немецкие рыцари, которым дали запоминающийся урок при Грюнвальде. Я думаю, уместно было бы сказать, что и поляки его не растворили.