Пером по шапкам. Книга вторая. Жизнь без политики

– Навещая в Кенигсберге и Берлине национальных белорусских деятелей, читая некоторые материалы в библиотеках, я понял, насколько ошибочным было в свое время мое восхищение коммунистическими идеями. Многие были обмануты. От нас пряталось даже то, что государственный переворот в России Ленин и Троцкий делали как агенты германского генерального штаба с целью подорвать Россию изнутри. Ту услугу щедро оплачивала казна кайзера Вильгельма. А что дали, что принесли большевики народам России? Вы уже знаете».

Тут стоит привести краткую историческую справку. О том, что принесли большевики России, говорить не будем, так как хорошо известно, что страна из лапотной Руси превратилась в мировую державу, а в то, что она дала Белоруссии в первые советские пятилетки сказать стоит, как о том пишет энциклопедия.

«2—4 февраля 1919 г. I Всебелорусский съезд Советов принял Декларацию о провозглашении Белоруссии Советской Социалистической Республикой и Конституцию БССР. На съезде было подчеркнуто, что Белоруссия признает необходимость установления тесных экономических и политических отношений с Советской Россией. В середине 1920-х в БССР активно проводилась белорусизация (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D1%80%D1%83%D1%81%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F) – комплекс мер по расширению сферы применения белорусского языка и развитию белорусской культуры.

В 1920 (https://ru.wikipedia.org/wiki/1920-%D0%B5)—1930-е (https://ru.wikipedia.org/wiki/1930-%D0%B5) гг. в Советской Белоруссии активно шли процессы индустриализации, сформировались новые отрасли промышленности и сельского хозяйства.

К началу индустриализации в БССР проживало 3,4 % населения и производилось всего 1,6 % промышленной продукции СССР. Развивались преимущественно лёгкая, пищевая, деревообрабатывающая и химическая промышленность, а начиная со второй пятилетки – машиностроение и производство строительных материалов. Значительное внимание уделялось такой трудоёмкой отрасли, как текстильная, поскольку её развитие позволяло быстро решить проблему безработицы и аграрного перенаселения. Во время первых двух пятилеток были открыты Гомельский завод сельскохозяйственного машиностроения «Гомсельмаш (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%BE%D0%BC%D1%81%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B0%D1%88)», швейная фабрика «Знамя индустриализации (https://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%97%D0%BD%D0%B0%D0%BC%D1%8F_%D0%B8%D0%BD%D0%B4%D1%83%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%B8&action=edit&redlink=1)» и фабрика КИМ (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%98%D0%9C_(%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%BF%D1%80%D0%B8%D1%8F%D1%82%D0%B8%D0%B5)) в Витебске, Оршанский льнокомбинат (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D1%80%D1%88%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%BE%D0%BA%D0%BE%D0%BC%D0%B1%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D1%82), Кричевский цементный завод (https://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%9A%D1%80%D0%B8%D1%87%D0%B5%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%86%D0%B5%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%B7%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D0%B4&action=edit&redlink=1), Могилёвский авторемонтный завод (https://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%9C%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D0%BB%D1%91%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%B0%D0%B2%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B5%D0%BC%D0%BE%D0%BD%D1%82%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%B7%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D0%B4&action=edit&redlink=1), Гомельский стеклянный завод (https://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%93%D0%BE%D0%BC%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%81%D1%82%D0%B5%D0%BA%D0%BB%D1%8F%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%B7%D0%B0%D0%B2%D0%BE&action=edit&redlink=1), две очереди БелГРЭС (https://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%91%D0%B5%D0%BB%D0%93%D0%A0%D0%AD%D0%A1&action=edit&redlink=1). Было построено 11 крупных торфозаводов. За три пятилетки промышленное производство в БССР выросло в 23 раза (в 8,1 раз с учётом Западной Белоруссии). Перед началом Второй мировой войны БССР производила 33 % общесоюзного производства фанеры, 27 % спичек и 10 % металлорежущих станков.

Политика развития хуторов 1920-х годов (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%80%D0%B8%D1%89%D0%B5%D0%BF%D0%BE%D0%B2%D1%89%D0%B8%D0%BD%D0%B0) сменилась активной коллективизацией (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BE%D0%BB%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%82%D0%B8%D0%B2%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F) 1930-х.»

И об этом на самом деле знали белорусы, но не знает почему-то или не хочет знать нынешний белорусский писатель Яковенко, как и не знает он историю Великой Отечественной войны, которую трактует по-своему:

«Чего Гитлер не знал – у Сталина в начале войны танков было в несколько раз больше, чем в его империи. Причем тут были танки, которые превосходили танки Вермахта по броне и скорости, а также по огневой силе орудий и пулеметов. Правду говорил своим землякам капитан запаса Сергей Калиниченко: на вооружении Красной Армии были и легкие, и плавающие наступательные танки, которых немец не имел. Вообще этой сталинской войсковой силы и мощи хватило бы на всю Европу. И потому товарищ Сталин счел бы любого, посмевшего напасть на СССР, круглым дураком. Он не верил, что Гитлер это сделает, поскольку не относил Гитлера к отчаянным авантюристам.

После первого, как казалось, этапа блицкрига гитлеровцам пришлось менять моторы у большинства танков. Эта проблема стала очевидной уже за Витебском и Смоленском. Ремонта требовала вся наземная техника. Армии ждали подвоза топлива. А с новыми моторами и топливом у фюрера пока была невыкрутка, Вермахт насилу собрал ресурсы для стратегического мешка, в который втолкнул войска Сталина, сгруппировавшихся под Киевом. Поэтому, несмотря на блестяще и дерзко, просто ошеломляюще проведенные операции в Беларуси и Украине, где были разгромлены и взяты в плен свыше трех миллионов солдат и офицеров с генералами вместе, – молниеносная война приостановила свой бег. Очевидно, генералы Вермахта, стараясь опередить Сталина в нанесении удара, не все предусмотрели, да и времени на это не имели» (стр. 314).

Из этого описания выходит, что гитлеровские генералы просто поспешили с началом войны против Советского Союза, боясь, что Сталин первым нанесёт удар. Эту идею иначе как бредовой трудно назвать. Советский Союз не готовился ни на кого нападать. Это бы противоречило всей нашей государственной политике.

Наш современник, белорус, ветеран Великой Отечественной М.И. Цейтлин рассказал «корреспонденту «Комсомольской правды», вышедшей 8 мая 1915 г., о том, как он встретил в Минске начало войны: «Мы с товарищами готовились к параду физкультурников. Я был участником всех парадов. Жил в студенческом бараке. 22 июня мы должны были встать в 7 утра, потому что в 8 начиналась репетиция. А тут часов в 5 утра нас разбудил воздушный бой над Минском. Мы выбежали на балкон и видели, как два «мессера» атаковали наш самолет и сбили его. После мы шли на всебелорусский стадион на репетицию. А навстречу нам ехали машины с солдатами. Спрашиваем: «Куда вы?». Отвечают: «Война идет!»… К началу лета 1941 года в Минске уж каждый житель знал, что немцы вот-вот нападут. И все про то говорили. Я помню, что, начиная с 14 июня, в Минске была светомаскировка по ночам. И европейские газеты в тот период писали, что немцы сконцентрировали огромные силы вдоль советской границы, Гитлер готовит нападение на СССР. В ответ на это газета «Правда» 15 июня опубликовала опровержение ТАСС, что никакой войны не будет. Что все это ложные слухи. А в то же время по Минску шли и шли на запад колонны наших бойцов и техника. Передвигались они только по ночам, маскируясь. И всем было ясно, думаю, как и Сталину, что война начнется со дня на день».

А о самом Сталине очень хорошо сказал его фактический противник премьер-министр Великобритании Уинстон Черчиль в своей речи, посвящённой восьмидесятилетию со дня рождения Сталина:

"Большим счастьем для России было то, что в годы тяжёлых испытаний Россию возглавил гений и непоколебимый полководец И.В.Сталин. Он был выдающейся личностью, импонирующей жестокому времени того периода, в котором протекала вся его жизнь.

Сталин был человеком необычайной энергии, эрудиции и несгибаемой воли, резким, жёстким, беспощадным как в деле, так и в беседе, которому даже я, воспитанный в английском парламенте, не мог ничего противопоставить.

Сталин, прежде всего, обладал большим чувством сарказма и юмора, а также способностью точно выражать свои мысли. Сталин и речи писал только сам, и в его произведениях всегда звучала исполинская сила. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей всех времён и народов.

Сталин производил на нас величайшее впечатление. Его влияние на людей было неотразимо. Когда он входил в зал Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, встали и, странное дело, почему-то держали руки по швам».

Кстати в советские годы бытовал такой анекдот про Сталина. «Во время пребывания на знаменитой Ялтинской конференции трёх держав 1945 года, президента США Ф.Рузвельта по причине того, что он передвигался в коляске, поместили жить в Ливадийском дворце, в котором и проходила конференция. А Премьер-министра Великобритании устроили в замечательном Алупкинском дворце. Дворец очень понравился Черчиллю и при встрече со Сталиным он долго его расхваливал. Сталин никак на это не реагировал. Тогда Черчилль спросил у Сталина, правда ли, что у грузин есть такой обычай дарить гостю то, что ему особенно понравилось, намекая на национальность Сталина. На это Сталин ответил, что есть такой обычай у Грузин, но так как Сталин является главой русского государства, то он помнит и русские обычаи. Один из них загадывать загадку. «Поэтому, – говорит Сталин, – я загадаю тебе одну, если хочешь. Отгадаешь – дворец твой, можешь его забирать. Согласен?» Черчилль охотно согласился. Тогда Сталин показал Черчиллю три пальца на руке: большой, указательный и средний, согнув безымянный и мизинец, и спрашивает: – Какой из этих трёх пальцев средний. Черчилль посовещался с советниками и показал на указательный палец. Тогда Сталин сложил три пальца в кукиш и сказал: «Нет, вот этот. Не угадал загадку – не получаешь дворец».

Вот какие рассказы ходили в народе о любимом вожде, которого любят до сих пор, не смотря на массированную пропаганду против него, начатую ещё Хрущёвым после смерти Сталина.

В книге Яковенко имена и фамилии сыплются, как из рога изобилия. Есть среди них и русские. Например, бывший танкист капитан Калиниченко. И, конечно, он тоже плохо отзывается о советском командовании.

В самом начале войны капитан Калиниченко попадает в окружение и в лесу встречается с сыном Сталина Яковом Джугашвили. Об этой встрече он рассказывает Петру Романовичу так: «В минуты откровения он рассказал мне про свою жизнь и непростые отношения с отцом и партией, поверьте, даже с ней… Яков выражал своё несогласие с тем, что делалось, говорил, что стесняется смотреть своему отцу в глаза. Вот тогда я и стал припоминать услышанное и увиденное здесь, в Мотоле, и в душе моей что-то восстало, потом улеглось, но я начал воспринимать Джугашвили как вестника. Слышу душой: в государстве либо фундамент неудачно заложен, либо дьявол путает наши политические карты. Представьте, как Якову, который много видел, знал, имел критический взгляд на вещи, было неуютно жить в кремле…

Значительная часть армии между Витебском и Лёзно полегла. Комбат Джугашвили был вместе со мною. Мы блуждали по лесу день, второй, не зная, что делать и куда податься. Немецкие автоматчики окружили группу. Я случайно оказался в стороне. А Джугашвили и всех остальных, полагаю, погнали в плен» (стр. 350-351).

Рассказ капитана Калиниченко сплошная выдумка автора. Ни одного свидетеля того, как Яков Джугашвили попал в плен, нет. Предположительно он был выкраден, благодаря предательству кого-то из рядом находящихся солдат и офицеров, ибо вся батарея, которой командовал Яков Джугашвили, и взвод охраны вышли из окружения в полном составе, кроме самого Якова. Предположительно немцы знали о том, что батареей командует сын Сталина и специально охотились за ним. По свидетельским показаниям тех, кто помнят Якова Джугашвили в плену, он никогда ничего плохого не говорил ни о Сталине, ни о советской власти.

Этот вставной эпизод нужен был автору романа только для того, чтобы показать ещё одну негативную сторону советской власти.

Немало страниц в книге посвящено немецкому гаулейтеру Кубе, назначенному генеральным комиссаром Белоруссии в июле 1941 г. Немецкий руководитель, расстрелявший без суда и следствия в 1936 г. не подчинившихся ему солдат и офицеров, за что был снят с должности, но потом призван Гитлером вновь на высокий пост, человек, приход которого в Белоруссию ознаменовался массовыми расстрелами, описывается в книге как весьма положительный герой, талантливый литератор, противник СС, которые с ним не считались и продолжали расстреливать евреев якобы вопреки его воли.

Писатель Василий Яковенко беседовал в послевоенное время с женой убитого партизанами Кубе и, видимо, с её слов описал доброго привлекательного гаулейтера, который лишь выполнял указания рейха вопреки своим человеческим наклонностям. На фоне этого образа все коммунисты, партизаны и вообще русские выглядят просто извергами.

Петра Романовича сосед Малытька предупреждает о готовящемся его убийстве Богданом Плюнгером, о котором ему сказал односельчанин Калилец. Но «В своем домашнем кругу он держал в секрете предупреждение Калильца, только уже у дверей добавил: – Теперь все мы в заложниках у Иуды.

– Как и до войны, – бросил Павлюк спокойно, в тон отцу.

– Не приведи, Господи, терпеть столько страданий! – Аксинья замешивала в ушате на теплой воде с молоком пойло для теленка. – Наступит ли когда-нибудь для нас светлый час?!

– Говорят, Ленин ради коммунизма готов был уничтожить более чем половину населения России.

– Что ты говоришь? – перелив пойло в ведро, Аксинья выпрямила спину. – Оттуда, сынок, и потекли реки крови! В отчаянье и с голоду, устроенного большевиками, люди ели друг друга. Ты малый был… Представляешь, как надо озвереть, чтобы, привязав девушку к дереву, срезать с нее кусками мясо, жарить на огне и жрать. У-ух! – передернуло. – После этакого страха мы и поспешили сюда, на Родину.

– И тут нашли все, кроме того, что надо, – весело бросил сын.

– Поди, большевики окаянные, нас и тут достали…» (стр. 471)

И контрастом к этому звучат слова, прозвучавшие из уст Петра Романовича в постели со своей женой, в которой они тоже говорят о политике.

«Уже перед сном он пожаловался жене:

– Не могу я никак понять, лихо на их, тиранов. Возьмем Гитлера, главного арийца. Ну зачем тебе это арийское чванство и война против славян да англичан?.. Ну, захотелось тебе с грохотом прокатиться с запада на восток, истребить коммунистическую заразу и сделать славянские народы свободными… Не хватило бы разве для славы?.. Но ради этого ему, вурдалаку, наверное, понадобилось бы опять превратиться в человека, каким он, возможно, и был при рождении. Да… После коммунистического террора в СССР, этот режим пожалуй, не выдержал бы освободительной германской армады, тем более что и армия в первое время у Советов была обезглавлена. Капитан Калиниченко многое мне открыл. Пусть будет земля ему пухом! Мне очень грустно от воспоминаний о нем… Однако жестокость и глупость Гитлера его же и погубят. Вместо пьедестала героя, освободителя, избавителя и политического зодчего в истории ему достанется место крученой собаки, и только» (стр. 474).

Писателю и через семьдесят лет после победы над гитлеровской Германией самый главный фашист продолжает казаться «героем освободителем» и «политическим зодчим», что уж тогда говорить о тех, кто против него боролся. Конечно, они должны выглядеть извергами. И автор рисует страшную картину расправы партизан, преподнося читателю её в качестве истины первой инстанции.

«Жители местечка Мотоль были потрясены новым страшным известием – убийством таких добропорядочных и уважаемых людей, какими были Писарчуки – Петро и Павлюк, их свояки – Павел и Николай Миховичи.

Мало того, так в другую ночь партизаны убили еще и Семена Шкутача, жившего на Луке, на Кузюровой улице. И его – невесть за что. В памяти людской всплывали и другие жертвы партизанского произвола, в том числе семья капитана Калиниченко. А из деревень Закалье, Воротыцк и Аперово доходили слухи и того мудрее. Там от рук партизан горели дома и сельские усадьбы вместе с семьями, стариками и детьми. Все ужасались, не видя разницы между озверевшими от неудач гитлеровцами и местными «борцами за народную волю, долю и справедливость». Люди ощущали явную связь того, что вершилось, с красным террором. А, впрочем, террор вершился при разных носителях власти и силы, в разных условиях и обстоятельствах уже около пяти лет; конечно, если не считать пилсудчиков, от которых также не было житья» (стр. 483).

То, что во время войны в партизанском движении принимало участи двенадцать тысяч жителей Белоруссии, объединённых в тысячу двести пятьдесят пять отрядов, то, что ими было взорвано более трёхсот тысяч железнодорожных путей, что прерывало немецкие поставки вооружения на западные фронты, и пустили под откос свыше одиннадцати тысяч фашистских эшелонов с живой силой и боевой техникой – всё это в книге Яковенко места не нашло, как и то, что с первых дней войны немцы проводили массовые чистки: убивали коммунистов, комсомольцев, активистов советской власти, представителей интеллигенции, с особой жестокостью уничтожалась «расово вредная» часть населения: евреи, цыгане, физически и психически больные; на территории Белоруссии фашистами было создано двести шестьдесят концентрационных лагерей смерти (http://library.kiwix.org/wikipedia_ru_all/A/html/%D0%9B/%D0%B0/%D0%B3/%D0%B5/%D0%9B%D0%B0%D0%B3%D0%B5%D1%80%D1%8F_%D1%81%D0%BC%D0%B5%D1%80%D1%82%D0%B8.html), их филиалов и отделений; за все время немецкой оккупации было уничтожено шестьсот двадцать восемь населенных пунктов вместе с жителями, более пяти тысяч населенных пунктов уничтожены с частью жителей. Эти стороны войны в романе, претендующему на жанр эпоса, не описаны, хотя являются существенными в жизни белорусского народа.

Но война, наконец, подходит к своему финалу. Борис Романович после участия в работе Второго Всебелорусского Конгресса в Минске приезжает к себе в родной Мотоль и встречается там с старым знакомым паном Клямкой, говорит тому о приближении Красной Армии, о предстоящем полном разгроме фашистской Германии и добавляет при этом:

«Боитесь, пан Клямка?.. Мне припоминается вот что. В свои молодые годы я был коммунистом и жил прекрасными мыслями – о возможной лучезарной будущности. Я ждал ее… Я попал в плен и за несколько лет проникся уважением к немцам. Я поверил им, когда они декларировали освобождение моей Батьковщины от большевиков. А потом и в них разочаровался и понял, наконец: общество, которое было в моих мечтах, не построишь ни с большевиками, ни с фашистами – никогда и нигде! Ведь и те, и другие – разрушители, злодеи, захватчики, у них руки по локоть в крови» (стр. 555).

Так герой романа ставит на одну доску фашистов и большевиков и теперь он начинает бороться за независимость Белоруссии от любых государств, но переезжает для этого жить в Америку и там входит в диаспору белорусов. Туда переезжает впоследствии из Польши и его дочь Мария, успевшая к этому времени стать неплохим врачом.

Собственно описание дальнейшей жизни Белоруссии даётся автором схематично, так как почти все герои выехали за её пределы. Но и тут та же тенденция недовольства. Как говорит один из персонажей «колхозный хлеб – как обобществленная жена. Вкуса не почувствуешь».

«Мотоль не сразу подался в коллективизацию. Вначале записались в мелкие сельскохозяйственные артели около полусотни дворов. Были сомнения, шатания и откровенное сопротивление. Горели скирды сухого сена, поставленные скопом рядом с сельским Советом, горели свирны (амбары) с новым хлебом, от первых намолотов; терпели и гибли активисты. Откровенное и показательное, упрямое и нещадное вредительство было делом рук «бульбашей» среди которых, как ни удивительно, встречались и сподвижники Плюнгера по партизанскому отряду – видите ли им по душе пришлась партизанщина и применяют они её в борьбе с новым нашествием, которое не заставило себя долго ждать с востока. Мотивы у этих людей были соответствующие, так как на советском политическом поле опять начиналась «прополка», и те, кто ее выполнял, повсеместно искали «врагов народа» – их было не счесть среди бывших военнопленных, а также сельских старост, учителей, других специалистов, которые при немцах работой своей зарабатывали на кусок хлеба. На деле подрубались корни наиболее способных мужиков либо целых семей. Управлять же крестьянской громадой ставили людей, которые даже не нюхали пашни.

Все это стимулировало страх, вызывало недовольство советскими органами, вело в лес, в новые партизанские группы и формирования. Они были разной национальной и идейной ориентации. Их количество в Западной Беларуси приближалось к пятидесяти тысячам человек. На вооружении были пулеметы, противотанковые орудия, минометы, мины, не говоря уже об автоматах и винтовках. Для руководства антисоветским сопротивлением из-за границы в Беларусь засылали подготовленных людей, в числе которых был и Всеволод Родька, смельчак, рисковый, беззаветно преданный идее обретения воли и счастья для своего народа.

Родьку на Полесье постигла неудача. Тогда же, в первые послевоенные годы, его и выловили (стр. 623-624).

Ну, то, что сотрудничавшие с СС белорусы, боясь справедливого суда, сбежали в лес, организовывая банды, орудовавшие некоторое время, наводя страх на местных жителей, это известно. И то, что им помогали всячески из-за рубежа, как пишет и сам автор, это тоже не секрет. Но, в конце концов, с бандитизмом как в Белоруссии, так и на Украине было покончено. Люди зажили спокойно, только не в книге Яковенко.

Заканчивая трилогию, писатель не обошёл вниманием и нынешнее время. Правда, он не называет имени президента Белоруссии, но вполне понятно о ком идёт речь, когда американский белорус Кит беседует со своим соотечественником учёным Вещуном в американском ресторане и слышит от него:

«Если проследить за высказываниями нашего единственного в стране политика и заботливого отца, то он сам же обо всём и рассказывает, искренне, правдиво, правильно. Вот послушайте: «Это бесперспективно – пытаться лишить меня власти силой или такими методами, какие были применены к Милошевичу… Меня никто никогда не тронет, если меня не предаст российское руководство» (стр. 705).

Затем разговор двух белорусов продолжился, имея в виду уже правителя Белоруссии в наши дни: