Пером по шапкам. Книга вторая. Жизнь без политики

– Да-да, как и московиты тоже! – живо поддержал разговор Лявон» (стр. 9).

Тут кстати к слову «беларусы» даётся автором примечание: В книге, согласно произношению белорусов, в прямой речи персонажей слова «беларус», «беларусский» пишутся через «а».

Но, не смотря на примечание, в книге сплошь и рядом, как в прямой речи, так и в авторской эти слова пишутся то с буквой «а», то с буквой «о». Разумеется, уследить за орфографией в таком большом тексте трудно. Однако мы сейчас не об этом.

Главное то, что уже в самом начале, в прологе романа-трилогии обнаруживается националистическое стремление автора отторгнуть Белоруссию от России, основываясь на будто бы исторических фактах.

В первой книге трилогии, названной «Кабала» один из главных героев романа Борис Романович спрашивает просвещённого, образованного в отличие от него пана Романа Скирмунта, откуда взялись белорусы, и тот ему отвечает с улыбкой, как читает лекцию: «Какой ты любопытный… Если бы я был попом или раввином, ответил бы: от Бога пошли! Жиды так и отвечают: дескать, они от Бога… Вопрос непростой. Слово «русь» вообще-то древнескандинавского происхождения. Во времена викингов «русть, або рость» значило: гребец, путешественник, член морской дружины. Когда же наименование пускается в странствие, оно нередко утрачивает тот или иной звук, букву. Так и «русть» утратила «т» и превратилась в «русь». Тем временем колонии североевропейских гребцов основались в Дании и на острове Рюген, где в основном жили славяне. Датчане стали звать этот остров Русином. В самой Дании владычила Русь. Такая версия, в которую хочешь верь, хочешь не верь, но и более безупречной я пока что не знаю» (стр. 35).

А зря персонаж книги так говорит, проявляя свои недостаточные знания по этому вопросу. Ведь, например, в толково-фразеологическом словаре Михельсона, учёного ХIХ века, посвятившего 20 лет изучению русской фразеологии, термину «Белоруссия» даётся такое пояснение: «Известно, что наименование России "Белою" весьма древнее. Существовало мнение, что восточные народы прозвали Россию "Белою" (Ак-Урус), а русских государей – "белый царь" (Ак-Падишах), потому что в России в XIV и XV в. в великокняжеском обиходе белое платье было в великом почтении; даже в позднейшее время белый цвет преобладал на московских стенах (Белый Город), а царские грамоты мусульманским владетелям посылались за белою печатью. Карамзин положительно утверждает, что в. кн. Иоанн III назвал свои владения "Россиею Белою", т.е. великою или древнею, по смыслу этого слова в языках восточных. Впоследствии название "Белой России" удержалось только за частью русских областей на западе (в том числе за Смоленском), а ныне под именем Белоруссии подразумеваются только губернии Могилевская и Витебская».

Но не будем включаться в научную дискуссию о том, что, к примеру, в прошлые века вся Русь делилась по цветовому признаку на Красную Русь, Чёрную Русь и Белую Русь. Каждый волен придерживаться своих взглядов. Мы же хотим обратить внимание читателя на то, почему возникает то или иное мнение. Стремление писателя, прожившего в Белоруссии большую часть своей жизни в советское время и, смею думать, не помышлявшего и не писавшего тогда о том, что белорусы не имеют общих корней с русскими, его стремление к такому разделению сегодня объясняется постперестроечными веяниями в политике, которые вызвали официальное переименование в 1991 г. Белоруссии в Беларусь, а у некоторых людей в целом изменило отношение к советской власти и к России вообще. Что мы и видим в данном произведении.

На 23 стр. первой книги мы читаем о главном герое Петре Писарчуке (Романовиче), только что вернувшегося в свой родной Мотоль из России: «Честно говоря, поначалу он, образованный человек, просто не доверял идее жадного коммунистического управления жизнью и, игнорируя новый строй, даже не отличал партийные комитеты, созданные большевиками, от Советов: ему казалось, что это – две стороны одной медали, попросту сплав мерзости с дикостью. И его мнение имело достаточно к тому оснований».

Вот так, походя, «мерзостью» и «дикостью» называется советская власть. Власть, о которой белорусский же поэт Янка Купала писал проникновенные строки во вступлении к поэме «Над рекой Орессой»:

Много есть на свете

Илегенд и песен,

Что сложили люди

Про свое Полесье.

Но не знал я песни

Про большое дело:

Как сюда явились

Коммунары смело;

Как они работой

Топи покоряли,

Для страны советской

Славу добывали.

Но не знал я песни

О сраженьях жарких:

Как со всеми вместе

Вышли коммунарки;

Как они в работе

Завели обычай:

Не жалеть ни силы,

Ни красы девичьей.

Но не знал я песен,

Не слыхал я что-то

О героях славных,

Взявших в плен болото;

Как через преграды

В глухомани дикой

Шли они к победе,

К радости великой.

Но не знал, не знал я

Новых звонких песен,

Что поет сегодня

Новое Полесье.

Вот о чём новые песни пелись белорусским народом.

Зато героем в книге Яковенко описывается ни кто иной, как хорошо известный своими зверствами батька Махно.

По словам священника Разделовского, с которым доверительно беседует Писарчук, «Нестор Махно был наделен выдающимися качествами атамана, воина и имел острое политическое чутье. Он сразу уловил кощунство, обман, фальшь в образе мыслей и деяниях большевиков. Поэтому, враждуя с немцами, петлюровцами, наконец – с Врангелем, Махно считал большевиков сущими вредителями рабоче-крестьянской революции. Именно поэтому он всячески огораживал освобожденные им территории от красных, от их глазастых посланцев – комиссаров, чекистов, как и от грабительских продотрядов» (стр. 24).

Приводя Писарчука в ужас от услышанного, священник говорит о Троцком мстителе России, которому приписывается убийство Столыпина, царской семьи и даже покушение на Ленина. Впрочем, о Ленине и большевиках он высказывается ещё хлёще: «Мало того, что большинство соратников Ленина были евреи и сам он с ними – родня-полукровка. После октябрьского переворота интернационалист Владимир Ильич объединил под крышей Коммунистической партии (большевиков) заведомо националистические еврейские организации; в 1921 году, например, он втянул туда Еврейский союз (Бунд), против чего раньше решительно выступал Плеханов, а в 1922 году – не менее многогранный Поалей-Цион. Сионизм и большевизм с тех дат еще больше переплелись, и в революционной борьбе за власть верх брала уже не столько социал-демократия, сколько верх брал социал-сионизм» (стр. 27).

Такое отношение к вождю пролетариата, памятники которому установлены на всех континентах земного шара. О котором российский поэт из народа Сергей Есенин писал в поэме «Гуляй-поле» сразу после смерти вождя, не будучи им обласканным:

Суровый гений! Он меня

Влечёт не по своей фигуре.

Он не садился на коня

И не летел навстречу буре.