Пером по шапкам. Книга вторая. Жизнь без политики

В архивах есть другие свидетельства.

До начала Первой мировой войны лесозаготовки в казенных лесах производились на научной основе. В 1913 году расчётная лесосека по Боярскому (http://www.pseudology.org/goroda/Boyarka.htm) казенному лесничеству составляла 101,1 га.

После революции большевики провозгласили: “Все на топливный фронт! Добудем дрова – раздавим буржуазию!” Лес стали вырубать целыми массивами. От некогда громадных лесных богатств нам осталась разве что книга ненастоящего писателя о ненастоящих подвигах.

Вот уж поистине: что написанопером, того не вырубишь топором.

Так сочинялась сталь…»

Автор статьи Владимир Заманский буквально кипит возмущением. Ну, как же, не было в Боярке столько леса, чтобы его пилить, не было узкоколейки, не было настоящего героизма, не было и настоящего писателя.

А на самом деле и узкоколейки были, и строились они в тяжелейших условиях, и лес по ним отправляли, ибо часто узкоколейки строились в сжатые сроки специально с этой целью, и героизм при строительстве был, и он совершенно верно описан настоящим писателем. Проблема лишь в том, что сам Островский не участвовал в строительстве узкоколейки, а потому не знал, что именно в Боярке, которую он произвольно взял для своего романа, такой узкоколейки не было. Но ведь писатель отражал в книге не свою биографию, о чём он прямо говорил, выступая с творческим отчётом перед членами бюро Сочинского городского комитета партии:

«В печати нередко появляются статьи, рассматривающие мой роман «Как закалялась сталь» как документ – автобиографический документ, то есть историю жизни Николая Островского. Это, конечно, не совсем верно. Роман – это в первую очередь художественное произведение, и в нём я использовал также и своё право на вымысел. В основу романа положено немало фактического материала. Но назвать эту вещь документом нельзя. Будь это документ, он носил бы другую форму. Это роман, а не биография, скажем, комсомольца Островского».

В своём романе Николай Алексеевич развернул широкую картину героизма молодых людей, не только строивших узкоколейки, но и борющихся с бандитизмом, сражающихся на фронтах гражданской войны. Между тем как сам Островский ни с бандами под Киевом, ни с поляками не воевал. Описывая боевой путь Павки Корчагина, Островский использовал документальные материалы, опубликованные другими авторами, что вполне допустимо и делается многими писателями. Но характер героя романа Николай Островский даёт в развитии. Формирование его происходило постепенно. Писатель нередко использует при этом эпизоды, взятые вполне возможно из своей собственной жизни, что и сбивало исследователей, считающих, что весь роман автобиографичен.

Например, в неопубликованных при жизни писателя рукописных страницах романа есть письмо Иры Тумановой (впоследствии по просьбе редактора Колосова это имя было заменено на имя Тоня), в котором девушка описывает одну из встреч с Павлом Корчагиным. Вот отрывок из него, в котором Павел характеризуется смелым и решительным человеком.

"Это было в конце лета. Мы пришли с Павлушей к озеру на скалу, любимое моё место, и вот всё тот же бесёнок заставил меня ещё раз испытывать Павла. Ты знаешь тот огромный обрыв со скалы, куда я тебя водила прошлым летом. Вот с этой пятисаженной высоты, подумай, какая я сумасшедшая, я сказала ему:

– Ты не прыгнешь отсюда, побоишься.

Он посмотрел вниз на воду и отрицательно покачал головой:

– Ну его к чёрту! Что мне, жизни не жалко, что ли? Если кому надоело, пускай и прыгает.

Он принимал мои подзадоривания за шутку. И вот, несмотря на то, что я несколько раз была свидетелем его смелости, и даже отчаянной до дерзости иногда, но сейчас мне казалось, что он не в состоянии сделать действительно отважный поступок, рискуя жизнью, и что его хватает только лишь на мелкие драки и авантюры, на подобные истории с револьвером.

И вот тут случилось то нехорошее, что заставило меня раз на всегда отказаться от этих взбалмошных выходок. Я ему высказала своё подозрение в трусости и хотела только проверить, способен ли он вообще совершить этот поступок, но не заставить его прыгать. И вот, чтобы ударить побольней, я, увлечённая этой игрою, предложила условия: если он действительно мужествен и хочет моей любви, то пусть прыгает и в случае выполнения получает меня.

Таня, это было нехорошо – я глубоко сознаю. Он несколько секунд смотрел на меня, ошеломленный таким предложением. И я даже не успела вскочить, как он, сбросив с ног сандалии, рванулся с обрыва вниз.

Я дико закричала от ужаса, но было поздно – напряжённое тело уже летело вниз к воде. Эти три секунды казались бесконечными. И когда плеснувшая фонтаном вверх вода мгновенно скрыла его, мне стало страшно, и, рискуя сама сорваться с обрыва, я с безумной тоской смотрела на расходившиеся по воде круги. И когда, после бесконечного, как казалось, ожидания из воды показалась родная чёрная голова, я, зарыдав, побежала вниз к проезду.

Я знаю, что прыгал он не для того, чтобы получить меня, этот долг остаётся за мной до сих пор не отданный, а из желанияразнавсегда покончить в отношении испытания».

Этот эпизод Островским, скорее всего, взят из собственной жизни, поскольку и прообраз Иры Тумановой исследователями установлен весьма чётко. Как мы видим из этого письма, Павка Корчагин совершает поступки не ради получения за них вознаграждения, а для того только, чтобы доказать свою смелость, как девушке, попросившей его об этом, так и самому себе. Последнее, может быть, даже важнее. Как не вспомнить при этом балладу Шиллера «Перчатка», в которой на ринг с находящимися на нём дикими зверями случайно падает перчатка красавицы, и она просит своего кавалера вернуть её, чтобы доказать свою любовь к девушке. Юноша спускается к зверям, берёт перчатку и возвращает восхищённой его смелостью владелице. И тут Шиллер даёт изумительный по психологическому воздействию финал:

Его приветствуют красавицины взгляды.

Но холодно приняв привет её очей,

в лицо перчатку ей он бросил и сказал:

– Не требую награды.

Настоящий героизм не тот, что рассчитан на награду, а тот, что совершается спонтанно во имя более высоких целей, которыми могут быть и чистая любовь к отдельному человеку, и любовь к народу, и ненависть к врагам, напавшим на Родину. О таком героизме, собственно, и идёт речь. Такой именно героизм воспитывался у читателей классиками нашей отечественной и зарубежной литературы. Это и герой английских баллад в изложении Вальера Скотта Робин Гуд, и маленький Гаврош Виктора Гюго, и Дубровский Пушкина, и Павел Власов Горького, и Павел Корчагин Николая Островского. Все они отстаивали интересы простого человека, жертвуя своими жизнями, отказываясь от тихой обеспеченной жизни во имя общего блага.

Автора статьи Владимира Заманского и профессора Вакулюка обеспокоило то, что в Боярке не нужно было строить узкоколейку, и это явилось основанием охаять всё произведение и самого писателя, намекая на то, что он не сам, видимо, писал этот роман. Однако это дилетантский подход без знания реальных фактов. Пытаясь разобраться с историей создания романа «Как закалялась сталь» мне пришлось много поработать в литературных архивах, которые позволили убедиться не только в том, что роман написан самим Островским, но и в том, что им почти полностью слепым и почти неподвижным человеком была проделана гигантская работа. Шаг за шагом, страницу за страницей я проследил факт рождения романа. Разумеется, он был опубликован не таким, как его писал начинающий писатель. Было немало поправок в его не всегда грамотном тексте. А какой писатель избежал работы редактора? Но здесь был особый случай. Островскому приходилось помнить всё им написанное и надиктованное и по памяти вносить правки и по памяти сравнивать правленый редакторами текст. Роман на ходу перестраивался композиционно. Переставлялись местами главы, менялись имена героев, менялась порой значимость того или иного действующего лица.

Приведу один пример, где Островский рассказывает ещё об одном героическом эпизоде, связанным с Павкой Корчагиным.

Шестнадцатая страница блокнота заканчивается словами: "За буфетом сидели две продавщицы" А дальше совершенно непонятно почему на другой странице блокнота, пронумерованной "17", вверху стоит римская цифра "II" и рядом арабская "1". Над этими цифрами почти под кромкой листа записана фраза:

"Павел ударил кулаком в дверь".

Со следующей строки после нумерации части и главы начинается текст, не имеющий никакого отношения к первой части романа:

"В окне появилась заспанная фигура урядника. Узнав в Лагутиной (текст неразборчив) она скрылась и через минуту уже открывалась дверь. Не отвечая на удивлённые вопросы (текст неразборчив) поражённый видом и состоянием (текст неразборчив) творилось что-то неладное…(текст неразборчив) …забилась в нервном припадке.

Павел собирался уходить и остановился.

Дальше на странице 18:

Необходимо было помочь Лвгутиной. Он старался вспомнить честь, но как было оставить такую…(текст неразборчив) нашёл руку Лагутиной, легонько пожал её и заговорил с необычайной нежностью".

Дальше строки в рукописи разъезжаются в разные стороны и почти не поддаются расшифровке, но кое-что прочитывается. На странице 19 идёт текст:

"Ну зачем ты плачешь родная ведь всё уже прошло теперь ты дома (текст неразборчив) приведу врача и он тебе поможет. Но Лагутина не отпускала его руки как бы боясь чтобы он не оставил её одну. В дверь тихо постучали. Павел встал. (Текст неразборчив)

Двадцатая страница начинается строками:

"Пришедший врач, узнав причину припадка, сделав Лагутиной укол морфия, ушёл и Лагутина затихшая успокоенная заснула.

Уже светало. Окно, открытое по совету врача, выходило в сад, и тяжёлая ветвь сливы заглядывала в комнату.

Только теперь Корчагину пора было уходить".

Нечитаемые строки идут вкривь и вкось, затем кое-что становится понятным.

"Наскочили на этих двух не для грабежа. Наткнулись случайно. Сорвалось. Всё не выгорало…(текст неразборчив) Снова отсидел 2 года из-за бабы, конечно, Фонарь показал… (текст неразборчив) и, не сговариваясь, кинулись… а баба облажалась"

На странице 22 можно прочитать фразы:

"Когда шли в комендатуру писать акт… впереди Лагутиной… потянул за рукав Корчагина, нагибаясь к нему, тихо спросил: А что они её…

Резко оборвал, не дав ему договорить… изнасиловал…"

Строки разъезжаются и трудны для понимания. На странице 23 читаем сначала:

" – Павел, а я сегодня прогульщица. Первый раз на работу не выйду. Голова никудышная".

Потом здесь же наискосок через левый нижний угол идёт текст, написанный другим почерком:

"27/V-21 г. Вчера застрелил 4-го в своей жизни бандюка…"

Эту фразу в ином текстовом оформлении мы встречаем в опубликованном романе, но в третьей главе второй части после эпизода у тоннеля, когда Павел Корчагин спасает Анну Борхарт от бандитов: