За миллиард долларов до конца света

– Одним словом, победитель отборочного тура, только что, на наших глазах, завоевавший право участвовать в уникальном реалити-шоу «Горячее сердце» – единственном, в котором участники будут соревноваться не в умении плести интриги, и даже не в сообразительности, ловкости и силе – а в отзывчивости, чуткости и милосердии. Единственном, зрители которого могут быть уверены, что победитель распорядится призом по чести и по совести. И, наконец, единственном, где проигравшие не останутся внакладе, получив не какую-то там мимолётную популярность, а заслуженный всеобщий почёт и уважение. Меня по-прежнему зовут Анастасия Джамп – а вас, мой герой, как прикажете величать?..

– Андрей Гойман, – не задумываясь, выпалил Степанов в протянутый микрофон. И сам поразился: вот ведь до чего компьютерная паранойя довела! Этот псевдоним он привык использовать в интернете – брякнул и сейчас, чисто автоматически: вроде как зарегистрировался для участия в игре. Однако Анастасия об этом знать не могла – так почему же она застыла в немом изумлении?..

Хотя почему же «не могла»… возможно, они когда-то случайно познакомились, да хоть через того же Серёгу, и Степанов её забыл, а она его – нет: профессиональная память. Или ещё проще: она хорошо знала виртуального Андрея Гоймана, и представляла его совсем другим – равно как и Степанов не признал в Анастасии какую-нибудь Рогатку, или даже Красного Пыха, с которым вчера насмерть рассорился на кинофоруме.

В любом случае, ему следовало хотя бы попытаться сохранить лицо. А сделать это, вляпавшись в дурацкую ситуацию, можно было только одним способом: продолжить дурачиться.

– Прежде всего, хотелось бы выразить искреннюю признательность за тёплые слова, прозвучавшие в мой адрес. Считаю своим долгом отметить, что мне, как следующему президенту страны, ваше начинание представляется глубоко своевременным, а в перспективе – могущим принести значительную пользу отечеству. Однако не могу не выразить озабоченность тем фактом, что моё участие в шоу, как персоны, безупречной по долгу службы, может поставить организаторов в затруднительное положение. Также, невозбранно пользуясь случаем, хочу внезапно передать привет всем двачерам и лично Анонимусу.

Пока Семён нёс свой вдохновенный бред, выражение на лице Анастасии постепенно сменялось с недоумённого на раздражённо-скучающее. В конце концов, окончательно потеряв интерес к своему незадачливому герою, она вышла из кадра и, брезгливо обогнув Степанова по крутой дуге, нырнула в припаркованный прямо на тротуаре джип с тонированными стёклами. Следом за ней последовал и оператор, суетливо пробормотав на прощание что-то насчёт технических неполадок. Джип газанул – и растворился в транспортном потоке.

Степанов огляделся по сторонам, но Тёзки нигде не увидел. Возможно, тот умчался в автомобиле вместе с телевизионщиками, а может, сразу удалился по своим делам – в любом случае, вряд ли он действительно нуждался в помощи. Ну и ладно.

Шагая дальше, Степанов размышлял о мудаках и чудаках. Первыми он считал практически всех постоянных персонажей средств массовой информации. В число вторых входили все без исключения постоянные зрители, слушатели и читатели. Именно так, а не наоборот: любые, сколь угодно эксцентричные выходки мудаков давно уже перестали вызывать у Семёна не то что удивление, а даже простое досужее любопытство. А вот что его действительно удивляло и по-своему восхищало – так это способность чудаков постоянно, ненасытно удивляться и восхищаться мудаками.

Припомнив прочитанное на днях от нечего делать интервью, в котором кто-то очень популярный жаловался на трудную жизнь (особенно личную) и тяжёлую работу, Семён вообразил себе такую картину: бескрайняя пустыня; посреди пустыни – огромная открытая шахта, на дне которой залегает тёмно-зелёная тоска в серых прожилках уныния, источающая ядовитое зловоние. К краю шахты тянется из-за горизонта нескончаемая вереница забавных уродцев в разноцветных клоунских костюмах химзащиты и смешных противогазах. Один за другим, раскинув руки в порыве жертвенной любви к человечеству, уродцы бросаются в чёрное жерло – чтобы, заполнив своими телами, заткнуть эту омерзительную дыру (и тогда на месте пустыни расцветёт чудесный зелёный сад). Всё бросаются и бросаются, а шахта всё никак не заполняется – даже как будто углубляется с каждым упавшим. А почему? А потому, что серо-зелёная субстанция на дне пружинит под клоунскими ботинками, как батут, и большинство уродцев вовсе не разбиваются насмерть, но лишь отделываются лёгкими ушибами. Отлежавшись, они резво вскакивают, извлекают из необъятных клоунских шаровар сапёрные лопатки и принимаются копать. И копают до тех пор, пока не отроют себе комфортабельную многокомнатную пещерку с парой уборных. А эти самые залежи тоски и уныния есть ни что иное, как…

Картинка вырисовывалась настолько гадкая, что Степанов даже обрадовался, когда его отвлекли на полуобразе. Пусть даже суровым милицейским окриком.

Окрик испустил один из двоих в форме: скорее, коренастый боров с багровой рожей, чем лупоглазый блондинчик с масляной улыбочкой. С ними был ещё один гражданин: худощавый паренёк неприметной внешности, которого красномордый удерживал, заломив руку за спину (хотя паренёк вовсе и не пытался сбежать, а только что-то настойчиво втолковывал – но, судя по всему, без толку).

– Да вы не стесняйтесь, пострадавший, подходите поближе, – скорее даже не подозвал, а радушно пригласил блондинчик. Степанов, конечно, подошёл. При его приближении паренёк умолк, обречённо понурив голову.

– Старший лейтенант Бисенян Владислав, – отрекомендовался блондинчик, предъявляя корочки. Протягивал он их не просто в раскрытом виде, а сжимая за уголки обеими руками, и слегка сгибая при этом поясницу в подобии поклона.

– Отоков, лейтенант. Руки заняты, – отрывисто пролаял красномордый.

Степанов, в свою очередь, представился (на сей-то уж раз по паспорту), а документы доставать не стал: пусть сначала попросят, если им надо. Но стражи порядка, вроде бы, поверили на слово.

– Вот этот вот гражданин, – жизнерадостно сообщил Бисенян, – только что украл у вас наручные часы. А мы его буквально на месте-то и задержали! Как вам оперативность, а?!

– В смысле, «только что украл»?!

– Тебе что, лекцию прочитать по воровским технологиям? – прорычал Отоков. – Ты топаешь по улице весь в мыслях. Он тебя толкает плечом, как бы невзначай. И всё: были часы твои – стали его…

– Стали бы его, – поправил товарища Бисенян, – но тут, на счастье, подоспели мы с коллегой. Да вы сами взгляните на своё запястье.

Семён послушно вскинул руку: и ничего там, разумеется, не оказалось.

– Вот, извольте видеть: пусто! Вы спросите, а где же они находятся сейчас? А вот они! – артистичным жестом иллюзиониста Бисенян извлёк из нагрудного кармана задержанного наручный хронометр в массивном корпусе платинового цвета (и с таким же браслетом).

Степанов изумлённо вытаращил глаза: если бы он не был уверен, что его собственные часы сто десять минут тому назад стащила наглая ворона, то мог бы поклясться, что в горсти у старшего лейтенанта – именно они самые и есть… Хотя… Сказать по правде, он уже ни в чём не был уверен… И, надо же, даже неглубокая царапина виднелась на том же третьем звене браслета!.. Хотя… Степанов взглянул ещё раз, ещё пристальней. И вздохнул одновременно с разочарованием и облегчением:

– Нет, это не мои.

– А чьи же ещё?! Ты глаза-то разуй!

– В самом деле, Семён Валерьевич, ошибки быть не может. Посмотрите, пожалуйста, повнимательней, – попросил Бисенян. И принялся, ловко перебирая звенья браслета пальцами правой руки, пускать в глаза Степанову солнечные зайчики.

– Я и посмотрел. У моих на циферблате написано Rollex. С двумя «эль». Мне друг из Китая привёз, в качестве сувенира. А это у вас Rolex. Может даже, настоящий.

Бисенян на секунду замер, а затем, как ни в чём не бывало, возобновил свои завораживающие манипуляции, задействовав теперь и вторую руку: сверкающий металл словно бы переливался из ладони в ладонь.

– Помилуйте, – вкрадчиво осведомился он, – но откуда, по-вашему, у мелкого воришки может взяться настоящий Rolex?!

– Да понятно, откуда: спёр у кого-нибудь. Не у тебя, так у другого такого же! – Отоков энергично, как куклу, встряхнул паренька, и тот надсадно заверещал:

– А я чо! А мне, может, тоже друган подогнал! А правов не имеете!

– Видал?! А мы его теперь, значит, отпускай – потому как ты, видишь ли, признавать вещь за свою не желаешь. Вот из-за таких вот чистоплюев преступность-то и размножается!

– Знаете, Семён Валерьевич: мой коллега, возможно, слегка грубоват, но мысль высказал здравую: вы ведь сейчас посредством своего упорства, фактически, потакаете правонарушителю! – Бисенян сокрушённо покачал головой. – Я, собственно, к чему веду: мы все уважаем Букву Закона, но ведь в данном конкретном случае, если вдуматься, речь идёт всего лишь об одной маленькой буковке в названии торговой марки. Так ли уж она, в сущности, важна?..

Степанов не сразу понял, на что намекает и что предлагает доброжелательный старлей. А когда понял, не испытал ни малейшего желания ввязываться в дискуссию «Законность vs. Справедливость». По крайней мере, в данных обстоятельствах и с этими конкретными оппонентами.

– Не понимаю, о чём вы говорите, – заявил он как можно бесстрастней. – И, знаете, я уже опаздываю на работу.

– В самом деле? – Бисенян, продев четыре пальца в браслет часов, сжал кулак (получилось подобие кастета); резко согнул руку в локте; бросил взгляд на стрелки; вскинул брови; криво усмехнулся. – Да, и в самом деле. Опаздываете. Ну что ж, можете идти.

Степанов развернулся и пошёл, не оглядываясь.

Не сделал он и ста шагов, как из внутреннего кармана куртки послышался «Полёт валькирий»: звонил кто-то с работы. А конкретно – секретарша шефа Таня (та самая Танечка, похабный образ которой являлся Семёну позапрошлой ночью). Вообще-то, наяву он её терпеть не мог – за вздорность, глупость, непомерное самомнение и чудовищно едкий парфюм… то есть терпеть-то, конечно, приходилось, но с большим трудом.

Хотя сама Танечка относилась к Семёну с нескрываемой симпатией. И, кто знает: возможно, на самом деле она была вовсе даже не такой, какой казалась, в свободное время почитывала в оригинале какого-нибудь там Хайдеггера и защищала от истребления серых китов. Вот, скажем, был у Степанова один дальний знакомый шофёрюга: с одной стороны, стопроцентный пролетарий, грубиян и матерщинник, а с другой стороны (которая открывалась далеко не каждому) – человек неестественно широких взглядов и большой знаток классической музыки… Но так уж сложились обстоятельства, что желание принять танечкино недвусмысленное предложение познакомиться поближе у Степанова ни разу не возникло и возникать не собиралось.

– Сёмочка, ты когда на работе будешь?.. Сразу же зайди в кабинет к Владимиру Борисовичу: он уехал в командировку, а мне надо срочно отчёт просмотреть – он у него в компьютере должен быть, а компьютер не включается!

Пока Степанов на бегу уточнял, что конкретно подразумевается под «не включается» («совсем не включается» или «жужжит, но не работает»), горит ли зелёная лампочка на мониторе, действительно ли проблема такая уж срочная и так далее и тому подобное, он успел добраться не только до здания, в котором помещалась его контора, но и до двери в директорский кабинет. А значит, вроде как и не опоздал.

Танечка, вырядившаяся сегодня во что-то даже по её меркам излишне откровенное, встретила его с распростёртыми объятиями. Буквально.

– Ой, Сёмочка, спаситель, ты уже пришёл!

Ловко увернувшись, Степанов молча плюхнулся в кресло.

– Какой ты сегодня решительно настроенный! А как долго у тебя это времени займёт?

– Сейчас вот посмотрим – там и видно будет.

– Но мне очень-очень срочно надо! Я уже после обеда должна по емэйлу отчитаться! Сёмочка, миленький, пожалуйста, сделай его поскорее – а я тебе тоже сделаю что-нибудь очень хорошее…

Семён жамкнул кнопку питания. Системный блок весело заурчал и принялся загружаться.

– Так. Ты на эту кнопку нажимала?

– Ой, я не помню, вроде на эту, но там же так много всяких кнопок… Ну ты просто волшебник! Вот так всегда бывает – придёт настоящий мужчина, и сразу всё заработает и станет хорошо. Давай, я тебе кофе налью с ликёром? Я вчера такой элитный кофе купила прямо на презентации!

– Нет, спасибо. Проверь на всякий случай – всё нормально? Твой документ открывается?