Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные. Часть 2

– Мы пришли за ним! – оправдывался Брайан.

– И вы за ним? – сник дедушка.

– Ага! – сипло сказал Мэй. – Подавай его сюда.

Дедушка грустно поплелся в другую комнату, судя по звукам, долго и натужно что-то там передвигал, после чего вышел оттуда с увесистым мешком денег.

– Забирайте, гадкие мальчишки! – тоскливо сказал он. – И вон отсюда!

Джордж и Брайан взяли мешок и задали стрекача. За порогом Мэй удивленно сказал:

– Вообще-то мы приходили за тобой…

– Тебе что – деньги не нужны? – сурово спросил Джордж.

– Нужны, – пожал плечами Мэй. – Только вот неудобно как-то.

– Неудобно штаны через голову одевать, – отрезал Харрисон.

– А почему, – возник из ванной Фредди в дедушкином купальном халате, – он тебе вместо завещания дал денег? Откупился?

– Я к нему уже третий раз так прихожу, – подвигал бровями Джордж. – А он – склеротик. Но денег у него много. Он их кует в подвале по ночам.

– Ну так угости, – деловито сказал Фредди.

И они пошли в паб «Восемь устриц и тетя Полли», где с отменным удовольствием хлопнули винца.

/ – картинка №17 – / НОВЕНЬКАЯ, или «ВОН ВИДИШЬ ТУ ТЕТКУ С БЮСТОМ, КАК У БАРДО?..» /

Однажды Фредди вместе с Макком пошел в мюнхенский кабачок «Кто есть кто в мюнхенских пабах?». Зачем? Выпить по кружечке ароматного эля, естественно. Тем более, что в мюнхенских кабаках подавали исключительно эль, причем нещадно разбавленный русской водкой. Фредди выпил три кружки, попросил у бармена чистой водки с собой и полез в какую-то компанию. Забившись в самую середину пьяных мюнхенцев, Фредди стал проводить экспресс-опрос.

– А вы знаете, – лез он слюнявыми губами к каждому выпивохе, – кто есть кто в мюнхенских пабах? Не знаете, а я знаю! Никто. Потому что пабов в Мюнхене нет и быть не может. Они есть только у нас в Лондоне! Ура!

С ним выпили, но за пропаганду английских питейных заведений он был нещадно обозван английским блохариком. Фредди захотел драки. Его мягко толкнули жестким коленом. Макк поспешил на выручку, но его уронили и прошлись по нему в искусственно устроенной очереди за элем. Охая, Макк поднялся и тут же был сбит с ног снова. Скрипя шейными позвонками, он поднял голову и уперся взглядом в какую-то грудастую тетку.

– Ты, гиена! – заревел на нее окончательно окосевший Макк. – Че толкаесся? Мышь!

– Сам дурак, – неожиданно на чистейшем английском отозвалась тетка. – Пшел вон, пьянь подзаборная!

Макк полез извиняться «только из уважения к личности, говорящей на инглиш», как он пояснил. А потом предложил незнакомой брюнетке выпить на троих с другом, коим и оказался, как вы понимаете, Фредди.

Никто не понял, что произошло. Тетка при виде Фредди разинула рот так, что ее сигарета упала в вырез ее же платья. Запахло жареным. Фредди не растерялся и плеснул ей в вырез элем из кружки. Теткиной, естественно. Портить свою водку Фредди было жаль. Страшно полыхнуло огнем. И никто их посетителей кабака, кроме этих двоих, не догадался, что это – любовь…

Утро застало Фредди и Барбару (так звали брюнетку) в пабовском туалете – там они спасались от пожара и так разговорились, что не заметили, как настал вечер и уборщик закрыл туалет на ключ. Фредди рассказал про своего необыкновенного кота Джерри, который был таким умным, что даже ездил в трамвае и платил за себя и за Фредди!

– Толковый такой, зараза! – восхищенно говорил Фредди, прыгая на корточках перед Барбарой с гривенником возле усов. – Вот так – раз, и в щель! А потом билетом в компостер – бац, бац! – и он осторожно, чтобы не расплескать водку, помахивал рукой. Барбара же кисла от смеха, сидя на допотопном мюнхенском унитазе фирмы «Пеликан».

Вскоре им надоело сидеть в пыльном и тесном туалете, и Фредди принялся распевать гимн Солнцу. Прибежавший на шум и крик уборщик – Элтон Джон – долго не соглашался потратить гривенник на то, чтобы выпустить узников. Пришлось Фредди просунуть свою монетку под дверь. Она была принята вышеупомянутым уборщиком, после чего вместе с вышеупомянутым уборщиком и испарилась.

Спас же их из заточения Брайан, который Бог весть каким ветром залетел в Мюнхен из Лос-Анджелеса, где в то время писал альбом. Самое интересное, что Мэя так тянуло поглядеть, чем же занимаются в своем узилище Фредди и Барбара, что он сунул в щель не одну, а сразу тридцать восемь монеток. Конечно, ящичек не был рассчитан на такое количество меди, и все монеты вывалились с обратной стороны. Но дверь открылась. Брайан ворвался в туалет и застыл от возмущения – на полу, задрав зады, ползали Фредди с Барбарой и собирали монеты.

– Мои деньги! – и Мэй, как бомба, ворвался в гущу свалки, забыв о том, что накануне выпил слишком много имбирного пива. Однако пиво вскоре взбунтовалось, и Мэй, ухватив столько монеток, сколько смог, на трех лапах поскакал в соседнюю кабинку.

Фредди в знак благодарности сфотографировался с Мэем по выходе из паба, а под фотографией написал: «Осел и Соловей». Мстительный Брайан приписал: «Осел – тот, что с усами». Фредди пририсовал Брайану отменные гусарские усы. Брайан подметил: «Соловей – в парике». Впрочем ни это, ни последовавшее за этим разорваки к пылкому роману Фредди и Барбары совершенно не относится…

/ – картинка №18 – / ЖУТКАЯ ЭКЗОТИКА, или ЕЩЕ ПЯТНАДЦАТЬ КОШЕК?!! /

Однажды у Фредди в Мюнхене было хорошее настроение. Он сидел на крыше соседского дома, которую он специально для сидения на ней снимал за бешеные деньги – 5 фунтов в год, – и орал на голубей, размахивая старыми штанами Роджера, надетыми на швабру. А затем хорошее настроение приказало долго жить – Фредди принесли телеграмму, в которой сообщалось о том, что у него в Лондоне сдохла кошка.

Фредди в порыве горя разблиндал себе весь нюхамыльник об батарею центрального отопления. Потом он пошел к Барбаре, и, как есть, кровавый и неумытый, с порога огласил ее квартиру серией неразборчивых воплей. Утешения, а тем более разрешения на траурную поездку он, к своему удивлению, не получил. Тогда ничего не оставалось молодому Кршичке, как кинуть в свою пассию тортом, и, пока она скусывала с себя кремовые розы, поскакать в кассу «Аэрофлота» брать билет до Лондона…

Брайан в Л.А. и Джон в Лондоне одновременно получили телеграммы с приглашением на похороны, созвонились – и решили пойти.

– А то еще приставать будет, – ворчал Брайан. – «Где вы были в ночь с тринадцатого января на восемнадцатое декабря?». Хам, невоспитанный хам!

А Роджер телеграммы не получил. Точнее, он ее получил, но, не прочитав, спрятал в карман рубашки. Жена его рубашку, разумеется, постирала, и теперь Роджер казнился, не зная, что с ним теперь будет, а главное – за что?

Фредди же без особых приключений добрался до Лондона (не считая драки в самолете, когда Фредди принял одного знаменитого советского эстрадного певца сзади за Брайана и долго таскал его за волосы, пока не обнаружилась досадная ошибка. Но Фредди еще долго рвался и кричал, что его не проведешь, что Мэй замаскировался, и что если этот самый «Вальера» – русский, то откудова у него парик прямо как у Брайана, а?).

Добравшись домой, встретив друзей и пережив крупную разборку с Мэри из-за Барбары (настучал, конечно, Элтон Джон – ему показалось мало гривенника), Фредди заметил, что с ними нет Роджера. Ух, как он разозлился! Он метал громы и молнии, плевал во все стороны, топал ногами и кричал, что он сделает с Тейлором страшное, если тот вот сейчас же, сию же минуту не появится!!!

И тут Роджер появился! В неглаженной рубахе, разодранных штанах и одном тапке, он бежал, волоча за собой мешок с венком и цветами.

– Ну? – спросил Фредди, и был он в эту минуту страшен и дик. – Ну-у?

– Виноват.. Не усмотрел.. Жена рубашку постирала.. Там адрес был.. Еле прочитал.. То ли Кенсингтон, то ли Паддингтон… – бормотал Роджер, загораживаясь цветами.

– Как же так? – мягко спросило Фредди. – Нехорошо. Кладите цветы вот сюда и больше никогда так не делайте, ладно?

Потрясенный Тейлор не мог закрыть рот во время всей церемонии прощания с тельцем, а шла она ни много ни мало – шесть часов.

Вернувшись домой, Фредди впал в жестокую меланхолию. Он сидел в углу, поджав под себя ноги, раскачиваясь и монотонно мыча. Отмычавшись, он посмотрел на друзей красным кроличьим глазом и сказал:

– Хочу коалу. Дайте коалу. Хочу коалу.

– Зачем тебе сей зверь? – удивился Роджер.

– Дайтекоалухочукоалудайтекоалу, – проговорил равнодушно Фредди.

– Коалы эвкалиптом питаются, – авторитетно заявил Роджер. – Говоря проще, жрут. Чем ты ее питать будешь, коалу свою, эсли у тебя эвкалиптов нет?

– Биолых, – повернул к нему голову Фредди. – А вот скажи мне, биолых, по старой дружбе, раз ты такой умный: на кой черт у нас по канализации день и ночь ползает этот оголтелый тромбон? Денег не платит к тому же. Вот и будет мне из Австралии листья таскать. Ну дай коалку! Дай! Да дай! Всего за двадцать копеек!

– Игрушечную? – посмеялся Брайан.

– Фигушечную, – разозлился Фредди. – Сейчас у нас копейка в цене. Двадцать копеек – это двадцать тыщ фунтов. Что вам – жалко? Иначе помру. Неужели вам не жалко хотя бы меня? Во цвете лет! – и Фредди так занудел, что все разбежались по рынкам, лоткам и коальим питомникам.

Вскоре Роджер и Брайан встретились в «Шинке». Они покачали головами и заказали по кружечке, по маленькой, тирлим-бом-бом, тирлим-бом-бом! А бвана Джон искал, раздумывал и бдел. Но ничего не нашел. Тогда он побежал в Британский музей, спер там шкуру коалы и залез в нее. Затем новоиспеченный сумчатый забежал домой, схватил бутерброд, отбился от детей и устремился на помощь другу.