Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные. Часть 2

/ – картинка №15 – / ЧЕРТ ПОБЕРИ ЭТОГО ЯНГА, или

ВМЕСТЕ С ЕГО ТРОМБОНОМ! /

Однажды Фредди купил по дешевке страшно дорогого карпа кои и отвез его в Лондон, так как в Мюнхене сухо, и вообще живут невежи, могущие по ошибке рыбку съесть (Фредди, надо сказать, уже пару раз заставал над своим аквариумом некоего Макка с удочкой).

Так вот, в Лондоне Фредди соорудил для кои целый пруд и каждый день предавался над ним медитации – представлял его себе полным маленьких карпиков! Отрывался он только для того, чтобы сходить купить программку. И вот однажды Фредди пошел купить «Таймс», и на обратном пути так зачитался разделом частных объявлений «Из-под ноги – в авоську!», что упал прямо в угодливо открытый у него на дороге канализационный люк.

Раздался грохот, после чего из люка выкарабкался Ангус Янг и пошел по Лондону, что-то протяжно гнуся на своем тромбоне. Следом из люка выскочил страшно злой Фредди, размахивая размокшей газетой, и так наподдал Ангусу, что тот улетел куда-то за Темзу. А Фредди поднял забытый тромбон и принялся его усердно осваивать.

Не сразу, конечно. Сперва он пришел домой, открыл все окна и двери, приставил орудие к губам и так дунул, что на его улице вылетели все стекла, на крыше упали в обморок все воробьи, а Дикон, выгуливавший свою собачку – персикового пуделя – с хриплым мявом взлетел на дерево и принялся шипеть на своего пса, который, в свою очередь, басом орал на хозяина.

Фредди, чрезвычайно гордый произведенным эффектом, уже собрался идти медитировать, как перед ним соткался Брайан и заныл:

– Дай гуднуть! Ну дай! Пожалуста! Да дай! Я самый лучший гудщик Кенсингтона!

И он предъявил диплом с надписью «Лучшему гудщику округа» и подписью «Баба Куца».

– Что за баба? – дивился Фредди, разглядывая диплом. – Очень старая? Почему я с ней не знаком? А ты вообще кто такой? – с подозрением спросил он Мэя. – Я с вами, сударь, не знаком!

– Знаете Брая Мэя? – в тон ему спросил Брайан. – Это – я!

– М, – неопределенно отозвался Фредди, возвращая диплом. – Помню. Слышал. Но то, – поднял он палец, – что я слышал, мне определенно не понравилось. И вообще, ты не умеешь гудеть. Только я могу.

– Мне можно! – заплакал Мэй. – Я могу! Я вот вчера гудел! Так гудел…

И он схватился за голову.

– Алкоголик! – сказал Фредди, вкладывая в это слово все отвращение к пьющим существам с собой во главе.

– Я больше не буду! – и Брайан, припав к ногам Фредди, торжественно поклялся на его клетчатых штанах больше не пить.

Фредди это так растрогало, что он тут же вручил Мэю тромбон. Мэй сунул в зубы мундштук и издал несколько дьявольских трелей. Фредди вынесло в раскрытое окно, а в пруду от удивления сдох карп. Фредди попытался сделать рыбке искусственное дыхание, но все было тщетно. Тогда он медленно вошел в комнату через окно, в которое его ранее вынесло, издавая ужасные звуки, вышел на середину, после чего ТАК посмотрел на Мэя, что тот от страха проглотил мундштук.

Затем Фредди воспрял ото сна. С криком он бросился на Брайана. Пнул его под коленку. Укусил за живот. Стащил с него ботинки. Ущипнул за большой палец левой ноги. Схватил его ботинки, напялил себе на уши и помчался вокруг ошалевшего друга, оглашая воздух криками «Кои! Кои! Кои!». Сорвал с ушей ботинки, выкинул в мусорку. Выкрутил Мэю нос. Ущипнул за большой палец правой ноги. Выбрил левую бровь ржавым станком фирмы «Пеликан». Изрезал парик ножницами и тоже бросил в мусорку. Выволок Ангуса Янга из духовки и, взяв его за ноги, треснул им Брайана по голове. Наконец, сунул Мэю в зубы дохлого карпа и велел бежал три раза вокруг Кенсингтона, а не то…

Брайан покорно взял рыбу в зубы и побежал. Карп снуло обозревал окрестности, а Мэй, вспоминая «а не то…", поддавал газу. Прибежав, наконец, к Фредди, он выплюнул карпа и спросил:

– Фредик, а что бы ты сделал?

– Я бы заплакал, – грустно отозвался перегоревший друг. – И все.

Брайан развернулся и пошел домой, оглашая окрестности душераздирающими рыданиями. Фредди же похоронил карпа и накупил себе еще целых восемь, напрочь забыв о том, первом. Чего не скажешь о Брайане, у которого вкус снулого карпа во рту сохранялся еще много лет и пропал только тогда, когда Мэй по ошибке наелся земляничного мыла и запил его шампунем. Вот и все.

/ – картинка №16 – / ХАЛЯВА, или ЛОВИСЬ! /

Однажды Джордж Харрисон пришел в гости к своему дедушке. Случалось это чрезвычайно часто – три раза в неделю. По этим дням дедушка получал деньги из различных благотворительных организаций – Пенсионного фонда, Компании по поддержке матросов, Комитета по очистке матрасов, Общества спасения от домашних животных и других. Да. Так вот, войдя в комнату к дедушке, Джордж увидел, что старик сидит в своем кресле и с мученическим выражением лица жует овсянку, которой его кормит с ложечки бабушка Дикона. Увидя нежданного спасителя, дед молчаливо зааплодировал, но тут же сжался под испепеляющим взглядом бабушки и покорно задвигал челюстями.

– Выйдите! – показал бабуле на дверь Джордж. – Мне надо поговорить с дедом.

– Пять минут, не больше! – проскрипела старая и выползла, пообещав, впрочем, вернуться с новой порцией овсянки.

Дедушка заметно приуныл, но, вспомнив о внучке, прижал его к своему механическому сердцу.

– Внучило! – завопил он. – Родной! Здравствуй!

– Здорово! – радостно сказал Харрисон-младший. – Дедушка, я пришел за ним!

– За кем? – спросил дедушка.

– Ну, – подмигнул внук. – За тем!

– А.. того нет, – побледнел дедушка.

– КАК? – рассердился внук, и схватил деда за грудки. – Где? Где оно? Дай!

– Что? – перепугался дедушка.

– А что? – удивился внук, выпуская деда и отряхивая с него пыль.

– Ты о чем? – спросил сурово дедушка.

– А ты?

– Я о том.

– И я о том!

– О чем – о том?

– Если честно, – смутился Джордж, – то я – о завещании…

– Если честно, – сумрачно сказал дедушка, – то я – об овсянке.

Они злобно посмотрели друг на друга. И тут дедушка стал медленно покрываться бордовой краской. Вы не подумайте плохого! Дед краснел не от гнева – просто Фредди, сидя на люстре, покрывал его краской из распылителя. Дедушка взревел, как раненый бизон, и кинулся за Фредди, который пустился в бега, скача с одной люстры на другую.

– ОИОИОИОИО!!! – по-тарзаньи кричал Фредди, хватаясь за очередную лампу.

Но это оказалась не лампа, а шарфик Брайана, сидящего на лампе. Мэй закряхтел и повис на одних ножных пальцах, а Фредди отчаянно пытался раскачаться на его шарфе. Наконец ему это удалось, и он с боевым кличем вылетел в прихожую, прямо в лапы бабки Дикона, которая плеснула в него кашей и треснула половником. Фредди дико закричал и бросился в ванную, откуда вскоре донесся шум воды, шипение пара и вопль неземного блаженства.

А что же Брайан? Он-то, собственно, тут и ни при чем, но неужели вы думаете, что он уже давно слез с люстры и теперь, отчаянно хрустя карамельками, обсуждает с дедушкой очередной всемирный слет хомяководов-любителей?

Нет же! Когда Брайан, хрипя, пытался освободиться от назойливого шарфа, он был настигнут дедушкой. А надо сказать, что дедушка Джорджа Харрисона прошел не одну войну, и был не только отцом отважного водителя автобусов и дедом неплохого музыканта, но и весьма бравым фонарщиком, не признающим никаких попустительств и посягательств. Поэтому его наскок на Брайана был похож на смерч, тайфун, ураган, сель, цунами, пикданте, вулкан и землетрясение близ озера Титикака, вместе взятые. Дед налетел на Мэя, сорвал с него парик, убедился, что это были настоящие волосы, плюнул, вытащил изо рта вставную челюсть и так обработал ею Брайана, что тот заверещал и попытался улизнуть. Не тут-то было! Дедушка ловко ухватил его за жабры и проревел:

– Что вы тут затеяли, нехристи?

– Я христь! – пищал, отбиваясь, Мэй.

– Не дерзи, хулиган, – отчитывал его дед. – Нельзя так со старшими-то. Говори, мартышка!