От него еле отделались, следящего, чтобы лишнее не пили. Выпивали, обнимались.
Подошедший шеф, тоже выпивший, впервые говорил, словно исповедуясь:
– Мне снилось, как будто ходит молчаливый живой Ленин, в наши дни. Он не умер, просто онемел, и слаб стал головой (странно, что раньше я не знал, что у него был паралич руки и ноги, и речь была затруднена. И был жалко его, и напрасная надежда, что он видит, и еще изменит многое.
Он говорил о Ленине, как много тот работал – обизвествились нервные клетки в голове, о его друге Мартынове (никто не поправил – Мартове). И несколько раз упоминал Мартынова, ставшего оппозиционером, и Ленин порвал с Мартыновым. Читал Ленина «Крах II Интернационала»: какая резкость, и что-то родное в этой речи, отчего хочется плакать. С молоком впитал, что ли?
8
Секретарь партбюро – кадровик загнал всех нас, а также командированных экспертов на лекцию в «восьмигранник» – конференц-зал министерства.
Холеный лектор из МИДа с цинизмом объективного исследователя разделывал, как мясник, где-то там, мировые процессы.
С Америкой – далеко не зайдет. Американцы не хотят потерять влияние в Азии. И к нам относятся корректнее. В посольстве раньше кричали на нас, мы – на них. А теперь: «Что-то не было у нас давно культурных связей». Но все равно ведут подрывную деятельность. В США финансируют на идеологическую борьбу около 1 млрд. в год. Около 100 подрывных радиостанций.
Большой этап совещание компартий. Растерянность Запада на отклики – почему они так дружно, и почему так громко пресса говорит о ее историческом значении?
Лектор описывал мир холодным и сварливым, в котором не было просвета в дружеское общение, не говоря уже о близости и доверии. Рубил тело мира, как рубщик мясо.
– Все увидели суть нашей политики, – сверкнул он ядовито-торжествующим взглядом. – Наш авторитет поднялся, особенно в Африке. Там 32 страны получили независимость. Англичане остервенились, но мы пригрозили им – экономически… Если бы не было Израиля, его надо было придумать. Сталин был прав, разрешив его. Это подняло наш престиж уважающих суверенитет. Арабы хотят воевать, мы против такой политики – нападения. Американцы сдерживают Израиль, им невыгодно терять вес в Африке… Во Вьетнаме все свертывается, но американцы никогда не уступят эту цепь баз, не уступят влияния в Азии, в целях защиты позиций капитализма. Никсон выбран за обещание покончить с войной во Вьетнаме, и «старый ботинок не блестит, но в нем удобно». Они центр политики переносят в Европу. А в Азии и Африке будут обычные, местные освободительные войны.
Он бодро продолжал препарировать мир.
В Азии марксизм имеет почву. Но культурная революция опорочила его, и Мао свертывает ее, тем более что достиг своих целей – насадил маоизм. Мао – еще крепкий мужик, лет 5-10 протянет. Потом будет разброд. Как показывает история – после смерти великого человека эшелоны правительств быстро меняются.
Кадровик Злобин багровел и шептал мне в ухо:
– Эшелоны правительств – это да…
– Там придут к власти молодые, ненавидящие нас, – рубил лектор.
Япония – великая держава. Закупили они патентов на 60 млрд. долларов. Вот и самая передовая, технически. Нам надо учиться у них. Все ляпы делаем, даже патенты боимся закупать.
Испания не такая уж фашистская страна. Там и компартия, и либеральное движение. Мы хотим установить дипломатические связи, но старушка (Долорес Ибаррури) не хочет.
Поляков мы защитили, но они что-то бузят. Это потому, что их захватили немцы, а мы освободили. Нет у них гордости победителей, как у нас, нет опоры.
А чехи не забыли "Пражскую весну". Мы не уйдем из Чехословакии, пока будет угроза из ФРГ, то есть никогда… Громыко увидел Брандта в ООН. «А вы тут что делаете? Опять завариваете антисоветскую кашу?» А тот: «А мы и не претендуем. Но, ведь, договор о границах у нас не заключен, потому неясности и возникают»…
Политика должна быть гибкой, но на МИД давят сверху, упрощая все… Разве так делают революцию, как Че Гевара?..
Мне стало страшно от цинизма влиятельного политика. Капитализм и наш социализм имеют сходство: оба построены на рациональном подходе, на небрежении нравственностью. Не нужна литература, призыв к человечности, если нельзя обойтись без цинизма, если все зависит от расстановки грубой ломовой силы, то есть история идет по пути голой драки, когда давят один другого, и иначе не будет. Единственная реальность – сила. И какие тут призывы помогут? Литература сильно потеряла значение в ХХ веке. Что должно произойти с ней, чтобы быть на уровне такой мощи?
Я предугадывал, чем обернется эта политика, выражаемая лектором. Все обернется обострением ядерной угрозы, обрушением системы. А потом медленным восстановлением русского мира, новым агрессивным нашим оскалом ввиду ослабления давления мировой цепи западной демократии, и будет то же напряжение в мире, только уже без веры в будущее. И мир станет меркантильным, с еще большим и открытым разделением на богатых и бедных.
____
На праздничные дни партбюро предложило коллективно съездить в Горки, к Ленину.
Мне было все равно. Поехали на нашем "рафике". Аллеи с могучими кленами, дубами, платанами, овраги в тумане, там деревня Горки. За деревьями усадьба. Тишина. У нашей делегации игривое настроение. Мне становится легче, в загородной тишине и в человеческой бодрости.
Зашли, надев шлепанцы. Наши женщины оживленно смотрятся в зеркало. Пожилой сухощавый экскурсовод говорил домашним голосом:
– Усадьба принадлежала градоначальнику Москвы. В левом строении, на втором этаже жил Ленин с семьей. Внизу его общежитие рабочих.
Комнатка Ленина, Кровать, книги. Узкое окошечко с видом на большой овраг. Рядом комнатка Крупской, тоже с узкими окнами, дальше – комната, где обедали, и заседало политбюро, за столиком. Дальше комната Анны Ильиничны.
– Тут она и умерла, на этой кровати.
И было странно грустно. Здесь жила семья интеллигентов, судьба бросала их по заграницам и сибирям. Есть уникальная профессия, которая всегда была под запретом, – профессия революционера. И вот здесь нашли приют, дружные, опекающие друг друга, и боящиеся, что Володичке здесь душно, зря здесь поселились из экономии топлива.
Может быть, совсем и не так. Ленин отсюда руководил революцией, из идеологических соображений перекраивал карту республик в стране, что отзывается и сейчас гибридными войнами. И такой грусти у них и в помине не было.
Экскурсовод перешел на официальный тон, словно читал заученный текст.
Сейчас во всем мире – ленинские дни, даже ЮНЕСКО предложила отметить юбилей. Большинство стран просят у нас книги, фотоальбомы, мы не можем удовлетворить, так высок интерес к ленинизму.
Его лицо сделалось каменным.
Противник принимает невероятные усилия принизить юбилей, якобы, ленинизм – для востока, а основоположник этого учения Маркс. Печатают воспоминания Керенского, Троцкого, Зиновьева, Бухарина – против ленинского руководства. Книга Вайса «Троцкий в изгнании» получила самое широкое распространение.
Он почему-то подмигнул.
Часть наших историков и писателей не очень точно понимают ленинизм. Вроде Ленин не боролся против своих противников, а примирял, не считал возможным метод руководства партии искусством, был терпим к абстрактному искусству. В фильмах он пассивный, неповоротливый, медленный, даже выпившего изображают, – а ведь у нас уже сложился его темперамент.
Он спохватился.
– На этом фоне роль партии, идеологических органов…
Письма Ленина, написанные здесь. Библиотека, спальни, столовые (оставлен стиль градоначальника), кинозал. Ирина сказала:
– Я обнаружила, что у нас с ним одинаковые почерки. И читаю так, как он – не строчками, а страницами. Оказывается, я гении-а-альна.
– Прекратите смех, – зловеще проговорила Лидия Дмитриевна. – Как не стыдно!
Я прошептал Ирине в ухо:
– А она, с кругами под глазами, как у Ленина в последний день жизни.
Та прыснула в руку.
Комната, где Ленин умер, рядом – зал с маской его лица. Листовки "Ко всем крестьянам мира!", "Ко всем трудящимся России!" Гараж с его автомобилем, наверно, тем, который он, согласно своей политике компромисса, спешно оставил грабителям.
Вышли в дождь. Мы с Ириной под моим плащом поскакали в стре.
– Даа… очистились, – сказала Прохоровна. – Теперь можно и выпить.
Все зашумели, стали вытаскивать портфели.