Безлюдная земля на рассвете

– Как я могу спокойно спать, когда нож у горла? Раньше – никаких забот, Росгвардия защищала! Ракеты по границе стояли.

В его глазках мелькало огоньком некое удовлетворение, и даже гордость за когда-то наши земли, отбитые в истории. Что это за сгусток гордости, которой он сейчас лишился?

Павел пытался усовестить его:

– Перед кем ты трясешься? Это же наши люди – остатки бывшей провинции!

– Быстро же они одичали! – оскалился Юдин. – И полвека не прошло.

Павел твердо сказал:

– Отгораживаться не будем. – И посмотрел на меня. – Так, духовный?

Мне было тяжело отвечать.

– Мы стоим на распутье, на котором неизбежно стоит начало новой истории. Зарыться за мощными стенами, отгородившись от варваров? Или попытаться наладить с ними связь, торговлю, обмен знаниями? Ведь все понимают – прошлое не вернется, и нельзя снова начинать с отъема чужого. Нужно думать о больших общих проектах, выйти из своих убежищ.

Марк был мрачен.

– Тогда мне придется превратиться в тряпку, а я не могу.

– Человеческий эгоизм – в естестве человека, – продолжал ухмыляться Юдин. – Мы животные.

Михеев вспылил:

– Нас передушат, как котят, прежде чем выйдем на ваши грандиозные проекты.

18

Леса жили и дышали. «Глубинные» люди снова начинали с маргинальной стези независимых «самозанятых» единоличников. Они жили, как будто на земле ничего не произошло, просто оглянулись и увидели, что их почему-то горсточка.

Большинство оставшихся людей за пределами нашего полиса не видели ничего другого, как повторять привычный старый путь. Может, оттого, что они были продуктами погибшей цивилизации, когда мораль обесценилась, – разочарованным людям уже нравилось быть плохими, утрачивался престиж ума, таланта, сложности, благородства и чести, оставалась только страсть к материальным благам и власти над людьми. Что нового могла дать та почва?

Все пошло по старому руслу. Шла усиленная консолидация одиноких неумех, не могущих приспособиться к первобытной жизни. И тут, как всегда, огромную роль играли пассионарии. Это обычно люди, знающие, как обустроить жизнь, и предлагающие свой способ одолеть природу и эгоистическую натуру человека. Часто действующие как партизаны, пуская под откос поезда, не зная, что все давно закончилось.

Снова где-то появились вожди, которые начали командовать и собирать налоги, якобы, на общее дело. Уже просматривалась аналогия ушедшей эры междоусобиц.

Начался захват пространства, правда, пока не у других собственников, которых еще не было. Это скорее были пути первопроходцев.

Исконному человеческому хватательному свойству владеть материальными благами был предоставлен простор – исчезли все сдерживающие законы, остались только внутренние ограничения морали и совести, – не от религии, а присущие коллективному существу. Душа перестала быть христианкой.

– Разве это возможно – вернуться к старому? – увещевал философ Павел. – Ведь мы люди из вершины цивилизации!

– Правила, мораль исчезли, – нагло говорил Михеев.

– Даже химера совести? – смотрел на него в упор Марк.

– Совесть – это границы, но за этими границами нет никаких наказаний, ни от богов, ни от власти.

В его сознании тоже было смятение. Он жил своими настроениями, не вникая в настроения других, и поэтому они были посторонними, кого надо опасаться. В его черепной коробке как бы висели занавеси, закрывающие огромную часть познанного мира. И знал он только то, что раньше само легко шло в его уши из "ящика", от официальных пропагандистов. Иного даже не хотел знать, потому что стать на вершину знаний человечества требует тяжкого труда, а у него не было потребности таких усилий. Даже не приходила в голову что-то изучать насильно. Но теперь надо было отвечать за свою жизнь самому, и непривычные мысли лезли в голову.

____

«Варвары» приходили поодиночке, ели у нас и тихо сидели, ощущая, что попали в теплую, хотя и чужую семью, со своими заботами и переживаниями, недоступными чужаку.

К нам повадились воры, разоряли наши делянки, крали еду. Тогда наша охрана отгоняла их.

Но нападали и организованные группы. Пост, высматривающий врага, пугал их стрельбой из автоматов, найденных в пустой воинской части. Был строгий наказ – стрелять поверх голов голодных собратьев.

К нам пришел из провинции посланец от большой общины «варваров», заросший волосом, даже на шее, в накинутом на плечо одеяле, но в модных блестящих туфлях «от Гуччи». Говорил он нагловато, не как проситель.

– Ваш город богатый. Хотим, чтобы вы поделились хотя бы хлебом. Наши запасы оскудели. Мы обшарили уже большую территорию, все магазины и склады, но там ничего нет. Кто-то припрятал огромные запасы города.

– А сами производить не хотите? – спросил Павел.

– У нас нет ничего, чем могли бы производить. Зато есть оружие. Кинжалами царапаем землю, чтобы бросить зерно. Да и зерна уже нет, съели. У нас нет выхода, пойдем на все, чтобы добыть еду.

Он сглотнул. Во мне возникла тревога:

– Давайте начнем сначала. Кто вы, откуда? Сколько вас?

Волосатый недовольно взглянул из-под заросших бровей.

– Мы глубинный народ, из глубинки. Собрались из окрестных деревень, кто остался. Нас теперь сотня, и все мы на конях, они в нашем регионе одичали и расплодились. Я помощник атамана. Хотим восстановить из хаоса прежнюю стабильную систему. Наш атаман предлагает присоединиться к нам, объединить имущество.

Мы были встревожены. Павел приветливо пригласил:

– А давайте вы к нам, вливайтесь! У нас уже есть система демократии, каждый гражданин свободен.

– А у нас порядок, – внушающим тоном сказал волосатый.

Петр спросил удивленно:

– Неужели все у вас думают одинаково?

– А не думают – так заставим. У нас такой порядок.

Павел смотрел на пришельца с негодованием.

– Мы не подходим друг к другу. Эстетически. Давайте мирно разойдемся.

Волосатый тяжело насупился.

– Как знаете, наше дело предложить. Потом не пеняйте.

Это похоже на угрозу силового отъема нашей собственности. Вдруг выскочил Михеев:

– Подождите! Нужны переговоры. Мы поделимся, чем сможем, а они пусть организуют защиту.