Ана Ананас и её криминальное прошлое

– Таких, как политический беженец! – крикнул папа в ответ. – Такими словами не разбрасываются.

Интонации отца из полупридурковатых вдруг стали тяжеленными как кирпич. Такими же серьезными они были, когда я однажды прыгнула папе на ногу и выбила ему коленный мениск. В тот день я особенно остро ощутила, что папа не столько предмет для игр, сколько живой человек, способный к серьёзной реакции. Скажем так, детство моё в тот момент слегка подзакончилось.

– У тебя криминальное прошлое… – заорала я. – Ты… ты забыл положить еды в мой ланчбокс! – В доказательство своих слов я бы растоптала коробку для завтраков, но вспомнила, что уже отдала его чайкам. Ладно. Ланчбокса всё равно ни капельки было не жаль. Папу тем более.

– Сегодня я тоже не ужинала!

Последнее обвинение было дурацким (могла бы и дома поесть, но предпочла шляться по всяким Ренатам Колицер!).

Переваривая информацию, папа глядел на обгрызеную колбасу и сопел. Часы показывали четверть двенадцатого. Магазин уже был закрыт. Заказывать пиццу из позднего заведения «Цвай пункт нулль» денег бы всё равно не хватило. Папино замешательство окончательно довело меня до истерики.

– Мама бы никогда этого не позволила! – завопила я.

Не знаю, что на меня нашло. Раньше я так не орала. И уж точно не напоминала ему про маму.

– Знаешь что, – загремел, наконец, господин Веттер-перемен. – Больше сюда никогда не приходи. Сейчас ты у меня на собственном опыте поймёшь, что значит беженец. А я буду сам по себе. – Он вырвал у меня из рук ключи и забросил на шкаф – Что будешь делать?

– Буду вещи свои собирать!

И я действительно кинулась собирать вещи.

После визита к Ренате их осталось совсем ничего. По правде сказать, у меня никогда не было много вещей. Это просто оттого, что мне ничего не надо и меня здесь ничто не держит, – решила я. Сразу же стало не так тревожно.

Я уложила в рюкзак деревянного чешского крота. Потом совершенно бесполезную книжку о том, как связать Берлин спицами из пряжи. Затем я обследовала холодильник и нашла там колоду карт. Под конец, завязав в узелок зубную щётку и положив её вместе с другими вещами в рюкзак, я медленно вышла на улицу как бродяжка. Снова шёл дождь.

Отец высунулся из окна

– Анька, – крикнул он в окно. – Немедленно домой. Я пошутил. Но, разумеется, я сделала вид, что не слышу.

3

Дождик на улице уже почти перестал крапать.

Расположившись под красным фонарём, рядом с тусовкой полуночников, у места, где детям находится нельзя, я уверенно снесла кнопку быстрого вызова под названием «Папа». Только потом я посмотрела на общую картинку – что же у нас получается? Оставалось четыре контакта. Точнее пять. Барсук, Бюдде, Ходжа, Олли, ну и Рената Колицер, разумеется. Не особенно раздумывая над тем, что я делаю, я набрала тот номер, что был выше всех. Нож-для-Огурцов почему-то был указан первее, чем Бюдде. Как бы мне об этом не пожалеть, думала я, нажимая на вызов. Но звонок уже пошёл. Жалеть было некогда.

После пары гудков послышался недовольный голос Олли. Звучал он на фоне цикад, ночного шума и проезжающих мимо такси:

– Ананас? Тут всем, знаешь ли, некогда…

– Олли, – зачастила я в перекладину своей раскладухи с безбожным русским акцентом, так, чтобы полуночники не поняли. – Олли, спорить я больше не буду. Твоя взяла. Мой папа – политический беженец. И я больше не буду играть в вопросы не по правилам. Но надеюсь, я имею права на новые три вопроса, да? Настоящие три вопроса, а не просто так, верно?

Олли помолчал. Кажется, ему было некогда. Он пыхтел в трубку и говорил на бегу – Так что с вопросами? – поторопила я.

– Лады. – Нож-для-Огурцов вдруг перестал пыхтеть. Наверное он остановился – Ровно в одиннадцать будь у музея эротического искусства… Успеваешь?

– У эротического? – Будто был выбор! – Да!

Когда я подбегала к музею, часы били без четверти, и уложилась я ровно в пять минут. Неплохо для человека с неудобным рюкзаком на спине.

Закрытый по причине ремонта эротический музей лишь впустую мигал светодиодными росчерками. Но под вывеской с надписью «Варьете Божественный Марципан» сидело три чёрные фигуры. Фигуры топали ногами в одном порядке. Потом в другом. Наконец, они перекладывали ногу на ногу, и продолжали стучать дальше. Это действительно было немного похоже на варьете.

По запаху имбирной жвачки я определила в одной из фигур Барсука. Из всей нашей компании коротко стриженых, он один носил волосы. К тому же, недавно он взял за привычку при разговоре дёргать головой, отбрасывая назад по местным меркам пышную, вьющуюся шевелюру. Остальные фигуры в чёрном просто кивали головами в знак общего приветствия. Узнать, кто был кто, пока не получалось.

– Собрались? – буркнул из под капюшона голос, который только что отвечал мне по телефону. – Покидаем тылы!

– Ещё пять минут, – попросила фигура повыше других.

Это, конечно, был Бюдде. Он перекуривал.

– Пять минут, – потребовала фигура голосом Барсука. – Пописаем на дорожку.

Ананас, не смотри!

Я отвернулась.

– Почему закрылось «Хард-рок кафе»? – мне не терпелось задать первый вопрос.

– Оно закрылось потому что одни бородатые сошлись против других бородатых. – буркнул кто-то мне в спину голосом злого волшебника. – Кофейники объявили войну Репербану.

– Это ведь не из-за моего папы? – на всякий случай уточнила я.

– Твой папа здесь не причём. Он просто жертва обстоятельств. Только сам об этом пока не знает.

Какой-то волшебник со вкусом высморкался. Уверена, это был Ходжа.

И слава богу, – сказал высморкавшийся. – Он не причём, будь он хоть величайший папа на всём Репербане.

После таких слов я пожалела, что закатила скандал своему отцу. Хотя, не поругайся я с ним, я никогда бы не увидела столько друзей в костюмах бездомных волшебников.

– Ну… величайший папа на Репербане, это не так! Мало каши ел. – сказал один из капюшонов. Говорил он голосом Барсука и, должно быть, сравнивал моего отца со своим. Барсук-старший напоминал разукрашенную спортивными лозунгами пивную бочку и претендовал на звание величайшего куда больше.

– И очень хорошо! – закричала я. Я всегда боялась, что моего, пока ещё обладающего человеческой фигурой папу, когда нибудь разнесёт до размеров старшего Барсука или что тот по неосторожности лопнет.

– Какова наша задача? – сказал голос с писклявинкой. Пописав, обладатель писклявого голоса вышел из тени. Капюшон зацепился за ветку пихты и Олли тут же перестал быть похожим на чародея.

– Наша задача – достать очкариков до глубины печёнок, – напомнил Барсук, так и не показавший лицо. Капюшон держался на нём простым напряжением шевелюры.

– Довести их до белого каления, – раздались голоса. – Сделать так, чтобы они провалились сквозь землю от злости.

– А если не получится … – Олли зловеще нахмурился.

Ответа не последовало. Такая ситуация не рассматривалась в принципе и сказано это было лишь для угрозы.

– Расскажите, что произойдёт, если ничего не получиться, – потребовала я.

Это был мой третий вопрос. Больше вопросов в запасе не оставалось.

Все тяжело вздохнули. Капюшоны упали на лица до подбородка всем без исключения.