Ана Ананас и её криминальное прошлое

– Как что? – провозгласил Ходжа мрачно. – Всё случится по предсказанию херра Павловского. Кофейники расползутся по всему Репербану, как тараканы. И, в конце концов, здесь останутся только они. Они покорят Репербан своей респектабельностью. А все мы уйдём на дно Эльбы. И никто не будет плакать о нас.

– А можно хоть одним глазом увидеть это завещание-предсказание? – мне всё еще не верилось, что можно раздуть настолько широко такую пустяковую проблему, как кофе.

Но Олли был на последней стадии тревожности. Он должен был вот-вот психануть.

– Вопросы закончились. Иди домой.

Вместо ответа я показала ему папин рюкзак для продуктов. В нём был спальник, термос, книжка как связать Берлин, зубная щётка и колода карт, которую я нашла в холодильнике.

– Мне надо прокантоваться с кем нибудь до половины третьего, – быстро обрисовала ситуацию я. – Из дома я ушла. Показываться на глаза отцу не собираюсь. Вдва часа папу безудержно тащит спать, а спит он до половины одиннадцатого… Так что надо продержаться хотя бы до двух.

– Спятила? – забеспокоился Ходжа, глядя на меня так, словно я уже была замужем. – Тебе придётся одной бродить до двух ночи?

Часы в этот момент пробили одиннадцать.

Я сурово кивнула.

– Ну хорошо. – вздохнул Олли. – твоя взяла. Мы берём тебя с собой. Может, тебе и стоит увидеть сегодняшнее шоу собственными глазами.

Я сделала вид, что так и должно быть (шоу увидеть очень хотелось).

– Слышала? Забираем с собой!

Слышала. Если Олли Клингер хотел меня этим напугать, то совершенно напрасно

Меня один раз уже пугали тем, что забирали с собой. Закончилось это такой вот прекрасной, не побоюсь этого слова, насыщенной приключениями жизнью на Репербане.

4

Часы пробили одиннадцать раз, а потом ещё один раз – бам! – значит, было пятнадцать минут двенадцатого. На повороте с Хафенштрассе мы свернули с тротуара и ломанули через кусты за церковную ограду. Протиснувщись между кустами, мы оказались у маленькой, чуть ли не пластмассовой двери с надписью «Кафе Супермен Чача». Утренние часы и ночные часы разнятся».

Олли с Ходжей дёрнули за колокольчик по очереди. Колокольчик ответил отвратительным хрустальным звуком. Бюдде забросил в рот жвачку и встал в стойку кунгфу. Барсук, некстати в этот момент разикавшийся, виновато замыкал шествие сзади.

Дверь открылась. Оказалось в «Супермене Чаче» полуночников чуть ли не больше чем в районе фонарей. Я узнала того самого пожилого господина, обыгравшего автомат. Он наворачивал кофе со сливками так, что за ушами трещало. Кроме того, он совал мелочь в старинный автомат для игры на старые деньги. Обеими руками, без остановки! Старых, никому не нужных денег у него, наверное, было как грязи.

За стойкой бара клевал носом напескоструенный, до блеска выбритый очкарик. Он был весь в новомодных татуировках – выглядел так, как будто дети из дебильного детского садика мелками разрисовали его невзначай. Ходжа говорил, что носить такое теперь страшно модно. Не знаю. Если такая мода дойдёт до нас, то мы действительно уйдём на дно Эльбы.

– Кто в этой разрытой могиле главный? – с порога взял быка за рога Олли.

Никто не решился ему отвечать

– А ну, бариста! – повыл Олли в темноту. В руке его опасно сверкала зубочистка. – Слышишь? Иди сюда. А то я сам приду за тобой.

– Бариста к вашим услугам, сынок, – вырос сердитый татуированый глист у нас за спиной. – Что тебе от меня надо?

Олли сплюнул на пол.

– Я тоже бариста. – раздался раздражённый голос того, что был разукрашен мелками. Представившись, он положил голову на стойку и принялся наблюдать за нами из этого положения.

– И я бариста. – вылез из-за стойки ещё один тип.

Все, кроме пожилого любителя игровых автоматов оказались баристами. Они окружили Олли. Но Олли всё равно было не запугать.

– Кофе мне! – прорычал Олли. Он пнул стул ногой. – Кофе немедленно.

– Спокойно, детищки! – осадил его бариста, который тусовался за стойкой – Хорошая шутка про кофе! Жаль только, вам кофе нельзя. Слишком буйные. Зовите родителей…

– К тому же, мы закрываемся, – напомнил тот, что был раскрашен мелками.

– До закрытия ещё куча времени, – возразил татуированный глист. – Но детям до восемнадцати здесь находится нельзя. Даже если они обитают на Репербане.

На это Олли Нож-для-Огурцов лишь повторил стальным голосом:

– Кофе по взрослому. Мне и всем остальным.

Барсук злорадно захохотал, показывая отсутствие трёх передних зубов. Выглядели мы как настоящая банда разбойников. Бариста пожал плечами и потянулся, чтобы задвинуть шторы поплотней.

– Знаете что, сэр – Олли начал приставать к тому, что дремал на стойке, разбудив его лёгким ударом в лоб: – За всю свою жизнь я выпил столько кофе, сколько у вас в жопе заноз. Поэтому, сейчас вы сделаете мне латте и капучино одновременно. И ещё русиано. И макиато с эстретто. И ещё что-нибудь.

– И ещё по-венски, – сказал Бюдде, доставая пластиковую бутылку с «Мильбоной».

– Заноз? В жопе? – бариста занервничал, – У меня в жопе нет никаких заноз!

– Будут, – пообещал Барсук.

Нет, серьезно чуваки, –сказал бородатый – Идите домой. Или вы думаете, что я налью вам взрослого кофе?

– Налейте невредного, анцеторетусного, – неожиданно блеснула познаниями я.

Злые чародеи, путаясь в одеяниях вытащили кто монетку, кто две, кто-то шуршал бумажкой: – Анцеторетусный дай! Ну! Дай! Быстро!

Ходжа Озбей смущенно шепнул:

– У меня все деньги на карточке.

Но Олли Нож-для-Огурцов подбил его руку и карточка Ходжи приземлилась на стол:

– Вот так! Попробуйте только сказать что весь анцеторетусный кофе в этом заведении не продаётся!

Но татуированный глист уже закрыл жалюзи и погасил свет.

– Нет такого кофе, – открестился он. – Никакого анцеторетусного кофе я не видел в глаза. До свидания.

– Почему это нет? – вдруг заорал один из барист с выражением лица безумного профессора. – Ну-ка, дети, идите сюда. Жиральдо нальёт вам кофе. Анцеторетусного… Какого хотите!

Музыка стихла. Даже мрачный попугай в клетке и тот повернулся в нашу сторону, словно спрашивая, по какому, собственно, праву мы здесь находимся. В этой тишине Жиральдо рассмеялся профессору прямо в лицо

– Да ни за что, – сказал он. – Чёртов ты сукин сын, Массимильян! Чтобы я детям кофе наливал? Совсем рехнулся.