– Берегите себя.
Электричка подошла к станции, Вероника Михайловна поднялась и вышла из вагона. Когда поезд отходил, Ольга Сергеевна выглянула в окно – по перрону, взявшись за руки, шли Вероника Михайловна и её Юрочка.
Перелом в типичном месте
– Да, дорогая, в типичном месте перелом лучевой кости, повторюсь, в типичном месте. Зима! Да ты и сама всё видела по снимку.
– Видела, но под Новый год…
– Ну не плачь, Аня, не могу тебя такую видеть, и не всхлипывай, пожалуйста. Держи салфетку вместо платка, стерильную, между прочим.
– У меня есть, я сейчас… извини.
– Ничего, ничего – четыре недели гипс и гуляй на здоровье.
– Мы же, мы же…
– Анюта, успокойся!
– Но мы же… ой, как же…
– Вот только без этих «же-же»! Мы-же-как-же-все-же…
– Мы же, прости… собрались в Брюгге, и что?
– А ничего. В Брюгге вы уже были в прошлом году осенью, насколько я помню.
– Хотели под Новый год, знаешь, как там красиво под Рождество… сказка.
– Дома устроишь сказку. Ты у нас теперь легкораненая, помнишь военную кафедру? Идём в перевязочную гипс накладывать, ко мне через неделю.
– Спасибо, Саша.
– Выздоравливай, милый коллега!
«Как же, Господи… опять “же”… Как мои тортики, пирожки, салатики, рыбка? А холодец? Илюша всё купит. Значит, и приготовит сам, как получится».
***
– Алло, Анюта, что случилось? Я слышала…
– Лена, лучевая, в типичном месте.
– Я к тебе приеду.
– Приезжай с Верой.
– Ты ведь знаешь…
«Ах, да, эта глупая ссора. Из-за чего? Ну, отказалась Вера её собачку на неделю взять к себе, но я её понимаю – собачка в возрасте, всё-таки четырнадцать лет, еле ходит и болела в тот момент. Я бы, наверное, тоже отказалась. Случись самое страшное – как объяснить… Хозяйка должна быть рядом. Надо Лену и Веру помирить, двадцать лет дружат, как родные стали. Приглашу к себе обеих, глядишь, и помирятся».
– Хорошо, Лена, приезжай тогда в четверг.
– Алло! Анюта, привет! Вера. Как твоя рука?
– Я теперь легкораненая, Саша напомнил. Приходи, навести.
– Хлопотно перед Новым годом, впрочем, если в четверг… Можно?
– Договорились.
Через несколько дней после встречи, успокоенные и счастливые, светящиеся радостью вновь обретённой дружбы, они прощались в коридоре.
– Анечка, спасибо, что помирила меня с Леной. Знаешь, как в изгнании были.
– Так всегда – поссоришься с близкими, а потом вспомнить не можешь, из-за чего.
Верочка, ну как я без тебя! – обняла подругу.
– Анюта, будем звонить. С наступающим!
– Алё-ё! Бабуля-я! Ты бале-ишь? Мама говорит, ты ручку сломала… как это, ба? Хочу к тебе.
– Приезжайте все вместе, я блинков напеку.
– Со сгущёнкой?
– Как захочешь.
– Анна Павловна, мы вас навестим на днях. Я вчера кандидатскую диссертацию защитила, поздравьте, устала…
– Катюша, как я рада, всё позади! Вчера звонила, звонила, всё занято.
– Поздравьте, Анна Павловна, ещё своего сына – моего мужа за неоценимый вклад, как говорится.
– Приходите, знаю всё, жду с нетерпением.
– Мама, мы завтра придём. Катя говорит, ты блины собралась печь. Это как – с одной рукой?
– Ничего, ничего, я уже приспособилась, и потом, травма на левой руке, приходи, Костик, с семьёй. Жду.
– Алло! Мама, Костик про блины сказал. Ты с ума сошла? У тебя же рука…
– Приезжай, Алёша, с семьёй, жду. Всё хорошо.
– Алло, Ипполит Матвеевич? Здравствуйте, Анна Павловна. Как вы себя чувствуете? Я? Почему я? Ах, да… Спасибо, в гипсе. Ипполит Матвеевич, всё, что я назначила, остаётся в силе, принимаем лекарства по строгой схеме. Да-да, и мочегонные обязательно. Через две недели сдаём анализы, направления я дала, делаем УЗИ, потом посмотрим. Спасибо, буду стараться.
– Алло, Анна Павловна? Вы меня извините, это Ковальчук… да, Нина Ивановна. Извините ещё раз, ваш телефон дали мои соседи, Кузнецовы. Анна Павловна, мой сын Владик…