Вокализ

«Что делать? На вокзал ехать? Нет, буду ждать».

На самом деле, родители, проехав одну остановку и обнаружив отсутствие чемодана, сразу же вернулись.

– Главное, рубашку, зонтик, тапочки не забыли, – засмеялся Костик.

– Спасибо, сынок. Мы же первый раз едем в санаторий, никогда никуда из дома не уезжали, только на работу, с работы, на дачу, с дачи, не привыкли. Ну ладно, будь умницей! Сессию чтобы на «отлично» сдал!

Костик шёл домой, цвела сумасшедшая, умопомрачительно красивая белая сирень, весна только начиналась.

Рассказ грибника

Поехал со своей собакой Мухтаром, по-простому, с Мухой, за грибами.

Направление наше на электричке малолюдное, да к тому же будний день, в вагоне кроме меня и ещё одного мужчины никого. Подъезжаем к моей станции, мужчина тот тоже за мной идёт, выходим вместе, идём по тропинке к лесу.

– Собака, наверное, помогает вам грибы собирать, – дружелюбно шутит мой попутчик.

– Да, – говорю я на полном серьёзе, – собирает грибы. Находит и садится рядом. Но находит только подберёзовики и подосиновики, а вот белые плоховато. Больше всего ему нравится находить мухоморы, сядет около мухомора и давай лаять. Если лает – точно мухомор нашёл. Я мухоморы, само собой, не беру, так Муха обижается, показывает мне – почему не берёшь такой красивый гриб, других находить тогда не буду. Даю ему в этом случае какой-нибудь вкусный кусочек, лакомство, чтобы дальше работал.

Идём мы потихоньку дальше по тропинке, разговариваем, Мухтар впереди бежит, вот и до перелеска добрались. Смотрю, Муха сел на траву, я говорю:

– Ну вот, не иначе как гриб нашёл, пошли, посмотрим.

Подходим вместе, глядим – два подберёзовика, больших красивых таких стоят. Мужчина посмотрел, посмотрел и спрашивает грустно так:

– Ты куда?

– Я направо.

– Ну а я тогда налево пойду.

На том и расстались. По правде, про грибы и собаку я пошутил, сочинил всё, ну захотелось мне! А Мухтар сел рядом с двумя подберёзовиками совершенно случайно – совпало просто, бывает же так! Но попутчик, зная рассказ и увидев собаку, сидящую рядом с грибами, поверил в мою шутку, это точно.

Грибов я в тот день собрал немного – белых штук двенадцать, подберёзовики, подосиновики, других не брал, корзина была наполовину пустой, скромный урожай, прямо скажем. Я на дно для устойчивости камешек положил, потом ветки берёзовые, а уж сверху все грибы и белые на самом видном месте. Электрички на той станции останавливаются не все, и перерыв между ними бывает большой – часа два-три.

«Ну, – думаю, – неужели своего попутчика увижу, скорей всего тоже к этому поезду придёт».

Так и было, гляжу – он уже стоит на перроне с корзиной, подхожу, спрашиваю:

– Как дела?

– Да вот, набрал разных понемногу, и то корзина неполная, посмотри. А ты как?

– А у меня только белые, полная корзина, смотри, какая тяжёлая.

Взял он мою корзину, подержал:

– Да, тяжёлая. Везёт же людям! – и на Муху поглядывает вроде бы тоскливо так.

Ну я, конечно, рассказал попутчику о своей шутке, посмеялись мы вместе. А Мухтар в ответ весело залаял. Вот как бывает.

Тихий Ангел

Ольга Сергеевна шла на Литургию. Храм был недалеко от её дома, и дорогу эту она любила. Вначале нужно было перейти шоссе, а потом идти вдоль тополиной аллеи. Тополя росли и росли, несмотря на шумную дорогу рядом, несмотря на ежегодную стрижку, превращавшую их в странные деревья с пирамидальной кроной и ветвями, растущими косо вверх, но всё с теми же, знакомыми с детства, клейкими молодыми душистыми листьями.

Ольга Сергеевна оторвала один тополиный листочек, слегка помяла между пальцами, улыбнулась: весна! Кроме тополей вдоль аллеи были посажены кусты черноплодной рябины, ставшие уже высокими, цветущие буйным белым цветом весной, а осенью дающие обильный урожай.

«А какое вино вкусное из черноплодки!» – вспомнила Ольга Сергеевна свои кулинарные опыты на даче.

Пройдя тополиную аллею, нужно было идти вдоль озера, и здесь она всегда невольно замедляла шаг – впереди был храм с золотыми куполами, колокольня, а вокруг парк с аккуратными дорожками, скамейками, цветами, здесь любили отдыхать старушки и молодые мамы с колясками. Около ограды храма толпились нищие, Ольга Сергеевна бросила в приготовленные стаканчики монетки, перекрестилась при входе и вошла внутрь.

Служба ещё не началась, и, войдя в прохладный полумрак, Ольга Сергеевна сразу увидела слева от входа, там, где находился Канун, открытый гроб, в котором лежала… лежала Любовь Ивановна или, как она просила себя называть, баба Люба. Ольга Сергеевна ахнула, подошла, встала рядом с бабой Любой… тоскливо защемило, заныло, заныло сердце, заплакала… так и простояла рядом с ней всю службу и Панихиду. Подходили прихожане, молча, долго стояли, вытирая глаза.

Бабу Любу знали, она жила в десяти минутах ходьбы от храма и многие годы работала здесь, а когда силы покинули её, стала приходить на каждую службу, она сидела всегда слева у стены, с самого края широкой скамьи, а напротив был Канун.

Прихожане знали, что в Великую Отечественную войну Любовь Ивановна потеряла мужа и сына. В войну она работала санитаркой в больнице, сколько фронтовиков выходила, сколько боли и горя видели её руки и глаза!

После войны Любовь Ивановна осталась работать в больнице, а замуж больше не вышла. Став старше, перешла в детский сад нянечкой, получила от государства крохотную квартиру, а выйдя на пенсию, стала работать в храме.

Была она маленькой, худенькой, кажется, в одном и том же синем платочке в горошек, тёмной длинной юбке и такой же тёмной кофте. Лицо её было миловидным и сплошь изрезано мелкими лучиками-морщинками. Никто не знал, сколько ей лет, но все видели её ясные, светло-голубые, будто выцветшие от солнца глаза, сияющие добротой. Баба Люба никого из знакомых ей прихожан не оставляла без внимания, каждого спросит участливо:

– Как, милый, дела?

Всех называла – милый, а не по имени. И ведь помнила – у кого муж болел, кто сына в армию проводил, у кого внучка родилась, а у кого умер близкий человек. Конечно, сами прихожане рассказывали бабе Любе о себе, но она, на удивление, всё помнила и потом, потом спрашивала, интересовалась, и все чувствовали и понимали, что говорила она с каждым искренне, от души, понимали, что все они стали для неё семьёй.

А то и после службы подсядет рядом с бабой Любой одна из прихожанок и рассказывает ей торопливо что-то, та внимательно слушает, кивает головой, а потом сама что-то объясняет незатейливо и обязательно потом перекрестит: «Храни тебя, Господи!».

Ольга Сергеевна вспомнила, как недавно, перед самым Новым годом сломала руку, но в храм на службы всё равно ходила, так баба Люба сразу увидела:

– Как же ты, милая моя? Давно ли случилось? Ты сейчас творог больше ешь, тебе кальций нужен. Я же в больнице долго работала, знаю, насмотрелась.

– Баба Люба, да ведь Пост.

– А ты, милая, у батюшки попроси благословения, тебе можно.

И потом, пока почти шесть недель Ольга Сергеевна ходила с гипсом на руке, баба Люба каждый раз интересовалась:

– Ну что, милая, как рука-то твоя? Заживает?

– Заживает потихоньку, спасибо.

– Ты тяжелое не трогай, побереги себя. Неужели поднимаешь внука на руки? Нельзя пока, милая.

– Баба Люба, он уж бегает давно, в садик ходит.

– Вот и слава Богу! Всё заживёт у тебя, всё хорошо будет.

– Баба Люба, спасибо, дорогая. Как без Вас, не знаю…