– Нет, наверное, 145 х 195 прочнее, да? И теплее.
«…что можно быть смешной, распущенной, и не играть словами…»
На подоконник прилетели три синички, бегают, суетятся, мурлычат:
– Ци-ци-фи, ци-ци-фи…
– Хлебушка покрошить что ли? Нет, лучше семечек бросить. Открою форточку, а вдруг они улетят?
«…и не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами…»
– Вот уже две синички улетели, осталась одна и стучит в окно, внимательно изучаем друг друга.
«… спасибо вам и сердцем и рукой за то, что вы меня, не зная сами, так любите…»
– Кто-то известный давно рассказывал: «Два поезда идут из пункта А и пункта В по одной полосе в одно время навстречу друг другу и… не встречаются. Почему? Рассказчик делал многозначительную паузу и отвечал: не судьба!»
«…за солнце не у нас над головами…»
– Ипполит уже под душем трёт спину мочалкой… в пальто. Мне нравятся деревянные дома в стиле шале… хорошо, не сердись, пусть 145 х 195.
«…за то, что я… увы…»
Они знали друг друга так давно… ей казалось, от сотворения мира, он говорил сто десять тысяч лет. Встретившись в далёкой юности, когда рождается первая любовь, они потерялись в бурном водовороте жизни. Но неисповедимым путём однажды, семь лет назад, случайно и радостно они встретились вновь – во всемирной паутине интернета и стали общаться. Но так было до… чужого.
Легендарный фильм закончился. Закончилась и Ирония Судьбы, начавшаяся тысячу лет назад, когда вспыхнула на долю мгновения яркая маленькая точка в чёрной бесконечности Вселенной.
Та сентябрьская ночь на берегу большого озера среди хвойных северных лесов была необычно тёплой и ясной. Они разворошили стог сена, стоящий на поляне вблизи озера, расстелили сухую душистую траву на тёплую землю, накрылись его большой телогрейкой. Пахло свежестью близкой воды, сеном, хвойными ветками и сосновой смолой. Над ними в Божественной красоте Мироздания распахнулось всё небо миллиардами звёзд, ярких, ослепительно недоступных, далёких и близких.
– Протяну руку, и звезда в моей ладони, – он обнял её, прижал к себе, – ты звёздочка моя ясная.
– Смотри, вспыхнула яркая маленькая точка, вот здесь – слева от Большой Медведицы.
– Я видел.
– Звезда упала, ещё, ещё, ещё… звездопад!
– Звездопад! Я загадал.
– И я загадала.
– Люблю наш старый дом, он помнит родителей, и яблоневый сад, особенно в мае, когда цветущие, белые, пушистые ветки, пахнущие весной и манящим обещанием счастья – прямо в открытые окна, прямо на веранду. И сирень под окном, и огромный куст шиповника, цветущий с мая по октябрь. Да-да, надо рассадить, ты прав. А летом намнёшь в миску клубнику размером с яблоко с сахаром и молоком, дети любят: «Мама, дай ещё!» На ужин малосольные огурчики со своей грядки с картошкой, укропом: «Мама, как вкусно!» – и стучат, стучат ложками. Кричу им: «Вы на дуб высоко не забирайтесь, видела, лестницу смастерили, я всё знаю, смотрите у меня!» А осенью – яблоки, румяные, душистые, сочные – угощайтесь! Люблю вечером перед закатом посидеть с тобой на крыльце. Тихо. И такая благодать…
Муж обнял за плечи, вспоминали, вспоминали…
Всю жизнь они были вместе. Телефон замолчал. Навсегда – она поменяла номер и адрес электронной почты. Два поезда из пункта А и пункта В, идущие по одной полосе, в одно время навстречу друг другу не встретятся.
Никогда.
Как надо – не надо сдавать экзамен
Илюша учился в известном московском вузе. В те давние времена каждая семья в нашей стране выписывала газеты и журналы, в том числе «Науку и жизнь», «Технику молодёжи», «Литературную газету», «Иностранную литературу» и многие другие, а книги и собрания сочинений трудно было купить, представляете, трудно было купить книги, таким спросом они пользовались… и в библиотеках за хорошими книгами были очереди.
Институт Илюши был техническим, изучать приходилось не только математику и физику, которые он хорошо знал и любил, но и многочисленные технологии – узкие специфические предметы, которые, безусловно, нужны, но учить их…
На третьем курсе был у него один такой узкоспециализированный предмет технология… чего-то важного, целый семестр. Вёл этот предмет преподаватель, внешне очень похожий на человека в футляре, всегда одетый в строгий, наглухо застегнутый тёмный костюм и белую рубашку с галстуком, был он аккуратным, строгим и педантичным, звали его Василий Петрович.
На беду всех студентов-прогульщиков преподаватель этот читал не только лекции, но и вёл практические занятия. Илюша, посетив ровно две лекции и столько же практических занятий, понял, что он не выдержит… всякие-разные сцепления, соединения, подключения, схемы… не выдержит… ну вот скучно было ему… бывает… И он перестал ходить и на лекции, и на практические занятия. Вообще перестал.
Илюша попросил старосту группы Наташу отмечать по возможности, что он есть на практических занятиях и лекциях… ну хотя бы иногда. Но вскоре выяснилось, что Василий Петрович сам лично отмечал студентов на своих лекциях и на практике. Первое время отсутствие Илюши он, казалось бы, не замечал, но ближе к середине семестра староста Наташа стала всё чаще и чаще при встрече с Илюшей говорить:
– Тобой интересуется Василий Петрович… тобой интересуется Василий Петрович…
А к концу семестра это её «тобой интересуется Василий Петрович» стало звучать как первые молнии на фоне мрачных туч, готовых разразиться раскатами праведного грома и гнева. Но Илюша всё так же не ходил к Василию Петровичу ни на лекции, ни на занятия.
Приближалась сессия, и он понял, что впереди его ждут тяжёлые времена. Соседняя группа сдавала эту узкоспециализированную технологию на пять дней раньше, чем группа Илюши. Он пришёл на экзамен к соседней группе, взял у аккуратных девочек, сдавших экзамен, конспекты лекций Василия Петровича, а также, что было более существенно, узнал, какие дополнительные вопросы задавал преподаватель. И выяснилось, что больше всего Василий Петрович любил спрашивать формулу какого-то хитрого, но очень важного сцепления-соединения-закругления-узла.
И всё бы ничего, но в этой самой формуле в числителе было шесть знаков и в знаменателе шесть знаков – разные синусы-косинусы-логарифмы-альфа-бета-гамма, но что важнее, про каждый знак можно было написать ещё по десять формул. То есть, в этой формуле, по сути, был весь предмет! Кто учился в таких вузах, тот поймёт.
Посмотрев конспекты лекций, Илюша понял, что всё-таки надо открыть учебник, и он открыл толстый учебник первый раз. В последующие четыре дня весь мир для него перестал существовать, весь мир был сконцентрирован абсолютно и исключительно только в этой узкоспециализированной технологии.
Но, как потом говорил Илья: «Я настроился и “заложил” всё в голову». Это было непросто.
Он пришёл на экзамен. Ни до, ни после этого случая он не сдавал экзамен в первой пятёрке, но в этот раз пошёл сдавать первым. Никаких шпаргалок у него не было. Илюша взял билет и хотел пойти готовиться в зал.
– А вас, молодой человек, прошу сесть здесь, – сказал Василий Петрович, указав Илюше на стул, стоящий за столом прямо перед ним.
– Я готов, – через три минуты сказал Илюша.
Василий Петрович спросил основные моменты по вопросам, сделал паузу и произнёс:
– А теперь дополнительный вопрос. Напишите и объясните мне формулу…
И он сказал про ту самую формулу с 12-ю знаками и с 10-ю формулами к каждому из этих знаков. Илья безошибочно тут же написал эту умопомрачительную формулу… лицо преподавателя выражало крайнее удивление.
– Объясните мне значения знаков этой формулы.
И Илюша без подготовки дал чёткий ответ и всё объяснил. Василий Петрович был не просто удивлён, он был потрясён. Он взял зачётку Илюши, его рука замерла над строчкой «оценка», а спустя минуту написал «хорошо». Ну не мог он, не мог поставить «отлично», хотя по ответу должен был, но не смог.
Илюша потом рассказывал друзьям, что вся эта узкоспециализированная технология вместе с гигантской формулой «стояла», как он выразился, у него в голове ещё очень, очень долго. Наверное, так не следует сдавать экзамен, но то были другие времена, и они были.
Теория струн – Вечность
Красиво – Теория струн…
Но это не о «струнах души», не о струнах гитары, виолончели, это не о музыке. Хотя, хотя, о музыке, но другой – музыке физики и музыке математических формул, сверхсложных, умопомрачительно-сложных математических формулах. Теория струн – это теория о строении микро- и макро- Мира, о строении Вселенной, о строении Всего и о Начале Всего.
Из немногих передач, которые смотрю по телевизору, особенно люблю и выделяю те, что о звёздах, галактиках, чёрных дырах, красных и белых карликах, о Большом взрыве – словом, всё о Вселенной. Смотрю их как зачарованная, бросаю все дела, смотрю, смотрю, слушаю… Стараюсь запомнить.