Вокализ

Алёшка – белый декабрист

Подоконник был широкий, старый, обшарпанный, с трещиной по всей длине, Алёшка сидел в уголке, поджав ноги, и отковыривал от него чешуйки почти стёртой белой краски. В противоположном углу на подоконнике стоял в поржавевшем ведёрке раскидистый большой цветок с плотными, тугими, изрезанными листьями-стеблями. Ведёрки менялись из года в год на большие по размеру, но почему-то на такие же потрёпанные, цветок рос, но никогда, ни разу не цвёл.

Алёшка слышал, что уборщица баба Поля называла его декабрист, но не понимал, почему так, а не ноябрист или октябрист, например. Он уже знал не только месяцы года, но умел считать, знал буквы и даже понемногу складывал из них слова, ему было пять лет. Алёша любил сидеть на подоконнике в раздевалке, отсюда видны были ворота и забор детского дома, была видна часть улицы со своей, незнакомой для него жизнью – машины, мамы с колясками, автобусы, пешеходы, дети, собачки на поводке.

Вдоль стен этой маленькой комнаты стояли узкие, окрашенные голубой краской шкафчики с приклеенными на них картинками фруктов – кому какой достался. Алёше достался зелёно-полосатый арбуз с отрезанным большим аккуратным ломтиком, который был в углу картинки, и всякий раз, когда Алёша открывал-закрывал свой шкафчик, он трогал этот спелый ломтик, как будто брал его в руки, чтобы съесть.

Напротив входной двери в раздевалке была сушилка, представляющая собой шкаф с дверцами, внутри которого стояла большая батарея, на ней и сушились детские вещи после прогулки. Алёша часто залезал в этот шкаф, садился на пол рядом с батареей – тепло, уютно, и играл с какой-нибудь игрушкой, он любил бывать один.

Алёшка прижался носом и губами к холодному стеклу окна, снаружи его худенькое бледное личико стало похожим на маленького поросёнка Ниф-Ниф, а может Наф-Наф или Нуф-Нуф из книжки с красивыми картинками, которую он любил смотреть, и которую воспитательница часто читала. Таким его и увидела впервые Аля, когда вошла в ворота детского дома.

Аля вышла замуж за Николая в институте, они любили, понимали и доверяли друг другу, им было хорошо вместе. И с квартирой повезло – бабушка Коли уехала к детям, оставив квартиру внуку. Сделали ремонт, обставились, жили тихо, мирно, счастливо, и всё бы хорошо, но… но не было деток. На четвёртый год замужества начались для Али бесконечные мучительные обследования, анализы, лечение, лечение, поездки в санаторий, но всё без успеха. Ещё через три года она стала паломницей по монастырям, церквям, храмам, ездила одна и с мужем, последний раз они были в Троице-Сергиевой Лавре. Выходя из Собора Лавры и глядя на жену, Николай вдруг отчётливо понял: она решила сегодня для себя что-то очень важное, нужное и как будто даже успокоилась. Так и было.

– Возьмём девочку из детского дома, – тихо и твёрдо сказала Аля.

Аля и Коля шли по длинному коридору на встречу с директором детского дома, когда одна из боковых дверей впереди них открылась, из неё вышли пожилая воспитательница, а за руку с ней шёл худенький, белобрысый вихрастый мальчик лет пяти, одетый в клетчатую рубашку с засученными рукавами и колготки. Колготки были старые, с вытянутыми коленками и истёртыми пятками, торчащими из-под сношенных сандаликов, были велики, натянуты поверх рубашки почти до подмышек, и малыш всё время их подтягивал. Мальчик неожиданно оглянулся, Аля увидела серьёзное личико и большие глаза. И эта картина – удаляющаяся по длинному, казалось, бесконечному коридору фигурка малыша в растянутых, больших, немыслимого абрикосового цвета колготках и стоптанных сандаликах за руку с воспитателем осталась в её памяти навсегда.

Алёшу уже знакомили с новыми родителями, но всякий раз при встрече с ними внутри него что-то замыкалось, захлопывалось, он не мог общаться, говорить, казался невоспитанным, даже диковатым, и никто поэтому не хотел продолжения знакомства. Он сидел на диване, когда в кабинет директора детского дома вошла Аля с мужем, и ему показалось, что вошло солнце, как будто тёплый свет исходил от этой невысокой женщины с милым, милым лицом и лучистыми умными глазами, в уголках которых притаилась тихая грусть. Документы собрали быстро, и всё шло к счастливому концу.

В тот день за рулём машины была Аля, Коля сидел рядом и не был пристегнут… лобовое столкновение. Пассажиры столкнувшейся машины отделались царапинами, у Али переломы, ушибы, тяжёлое сотрясение, а Николай-Коля-Коленька… его не стало… Аля четыре месяца лежала в больнице, потом училась заново ходить, есть, училась снова жить. Всё это время рядом с ней был друг Коли – Константин, и без него Аля, наверное, не вынесла бы того, что испытала. Аля и Костя стали мужем и женой. Десять месяцев прошло с того дня, когда Алёшка впервые увидел Алю. Он знал всё, что случилось. Знал и ждал. Ждал и верил. Маленький, сильный человек.

В декабре неожиданно зацвёл декабрист, и Алёшка наконец-то понял, почему цветок назывался именно так, зацвёл не красными, как обычно, а небывалыми по своей неземной красоте белыми цветами. Уборщица баба Поля сказала:

– Ну, Алёша, дождался, расцвёл через пять лет твой цветок, да какими цветами! Ты у нас, Алёшка, – белый декабрист.

На нежной трубочке невиданного цветка размещалось три кольца белых атласных лепестков, слегка розоватых у основания – по пять в каждом, внутри – метёлочка жёлтых тычинок, а одна самая длинная, ярко-красная тычинка свешивалась наружу. Если бы надо было придумать самый удивительный цветок, вряд ли кто-нибудь смог повторить это чудо природы.

Аля увидела Алёшку первая, он тихо сидел на подоконнике и задумчиво смотрел на ворота. Алёша даже не сразу узнал её, она похудела, вместо короткой стрижки – длинные волосы, высоко собранные в пышный пучок, как будто даже стала выше, но то же доброе лицо с сияющими и немного грустными глазами.

– Алёшенька, как ты вырос! Совсем большой стал! Как я ждала тебя!

– Пойдёмте, я покажу вам.

Алёшка крепко держал за руки Алю и Костю, и они смотрели на белые цветы декабриста вместе. Теперь вместе.

Квашеная капустка

Первые дни ноября… Для меня это всегда воспоминание о родителях, о далёком детстве, другой стране, другом времени и о квашеной капустке. Именно в это время мама всегда солила капусту на зиму. Капусту нельзя было солить раньше – до этого она была летняя, то есть мягкая, а к началу ноября капуста становилась крепкой, белой и сочной.

Жила наша семья в самом центре областного города недалеко от Москвы в четырёхэтажном небольшом доме, построенном, как говорили, немцами, в двухкомнатной квартире. Во дворе дома у каждой семьи был сарай, в сарае погреб, а в погребе бочки с солёной капустой, солёными огурцами, солёными помидорами и огромными ящиками, где хранилась картошка на всю зиму. Это – минимальный состав, но к этому ассортименту добавлялись, как правило, небольшие бочки с мочёными антоновскими яблоками и иногда с солёными грибами. Вот и была еда для семьи на всю зиму.

Солили капусту в большой деревянной дубовой бочке, которую папа поднимал на четвёртый этаж, где мы жили. Бочку мыли, закладывали в неё раскаленный чугунный брусок, веничек из можжевельника и всё заливали крутым кипятком. Поднимался ароматный можжевеловый пар, бочку накрывали одеялами и ждали, пока она остынет. В это время вся семья готовила капусту – рубила её специальной лопаткой в специальной деревянной ванночке. Потом мы терли морковь на крупной тёрке.

Бочка остывала, её переносили в погреб, и уже там мама закладывала в неё капусту, пересыпая её морковью, солью, добавляя обязательно антоновские яблоки. Накрывали капусту чистой хлопчатобумажной тряпочкой, потом деревянным кругом, на который ставили груз, чтобы выделился сок. Через две-три недели изумительная по вкусу квашеная капуста была готова. Никогда в жизни мама не ошиблась с солью, капуста получалась всегда приятного кисло-сладкого вкуса. Ели её до лета.

Потом, потом я стала жить в Москве, в самом центре, недалеко от метро Китай-город. Жила в небольшой комнате коммунальной квартиры, где кроме меня жили ещё три семьи, правда, небольшие. Дом был старый, потолки около четырёх метров высотой, мраморные подоконники, стены полметра толщиной. Между двух рам окна можно было поставить большое ведро, например, с той же капустой, но никто этого не делал, потому что в квартире была большая кладовая, где было всегда прохладно, и где все жильцы хранили запасы. И здесь, уже имея семью, я стала сама солить капусту каждый год.

Переехав в новую, просторную квартиру, я тоже солила капусту. Солю капусту и сейчас. А как же без квашеной капустки зимой?

Первые дни ноября… Для меня это всегда воспоминание о родителях, о далёком детстве, другой стране, другом времени и о квашеной капустке.

В первые дни ноября в Церкви совершается Димитриевская родительская суббота.

Белый-белый, первый-первый

Выпал первый, белый-белый снег, как будто заждавшаяся невеста одела наконец-то свой восхитительный, свадебный наряд. С моего семнадцатого этажа видна школа, заснеженное футбольное поле, скоро по нему, неуклюже ворочая палками, пойдут на лыжах розовощёкие малыши-школьники, похожие на нахохлившихся снегирей, скоро появятся около забора мамы:

– Надень варежки, Катя, я кому сказала!

– Миша, ты же палку потерял, о Господи!

– Дети, не отставайте, дружненько пошли, пошли, вот так!

Скоро на снежном поле появится вечное «Даша + Саша = любовь».

В моём дворе стало неожиданно уютно, не таяли бы сугробы никогда назло всем автомобилистам. А зимний парк похож с многоэтажной высоты на гравюру.

– Я тебе снова говорю – гравюра. Как «почему»? Потому что серо-бело-чёрные цвета и…

– Так это чёрно-белая фотография.

– Нет-нет, гравюра, я каждый год так думаю.

– Ну, молодец, если думаешь хоть иногда.

Вечером в парке зажигают фонари, они горят до самого рассвета.

– Правда, красиво? Ну что ты молчишь? Вот именно.

Юлька бежит впереди, весело виляет хвостиком, лижет, лижет первый снег.

– Юля, прекрати!

Прыгает на тебя, на меня лапами:

– Как мне весело, ну ладно, послушаюсь вас, поищу палочку.

Приносит.

– Юля, ищи!

По освещённым аллеям идут влюблённые парочки, говорят о чём-то, ни о чём, не вспомнить потом. Снег падает, падает, падает мягкими мохнатыми пушистыми хлопьями, в свете фонарей хочу рассмотреть снежинку, только одну!

– Смотри, она правильной шестиугольной формы! Надо запомнить, к Новому году нарежу бумажных снежинок на окна.

Около скамейки первый в этом году снеговик с еловыми ветками вместо рук, завтра с Ванечкой погуляю, ой, забыла лопатку ему купить, он же в детском саду её потерял, как он любит снег!

– Ба, ещё погуляем!