Озаренные целью: жажда свободы. Том 1

– Като? – Спросила белокурая с нотками трепета и сожаления, стоя прямо напротив кабинки, из которой активно клубился пар. Она дотронулась до затемненной стеклянной двери, но затем быстро убрала ручку, оставив три полоски на запотевшей поверхности, перерезающих мутное его тело.

Чешуа молчал, не хотел абсолютно ничего ей говорить. Злоба переполняла всю душу курсанта. Лишь стук горячих капелек воды о его спину и голову способствовали усмирению зверя внутри. В голове у Каткемы проигрывалось два варианта дальнейших развития событий: первый предрекал, что если Анна решится зайти в кабинку, то порывистая злость перерастет в страсть, и они займутся горячей любовью, затем останутся вместе на неопределенный срок. Второй же гласил, что если Като продолжит упорно молчать, то юная дева просто уйдет. Хоть Чешуа и был в обиде, яростно осуждая ее недалекость, мужские непоседливые гормоны желали первого исхода.

– Чего же ты молчишь?! Ответь мне что-нибудь?! Почему ты сегодня от меня убежал?! – С ломающимся от наступающего рыдания голосом жалобно спрашивала Анна, сжимая свой итак измятый воротник. Горькие слезы начали выкатываться из ее орбит.

Похоже на улице опять заморосил дождик. Боковая стенка в душевой, сделанная из бирюзового стекла, выходила наружу и проходила прямо под сливной трубой. С крыши стекали струйки воды и размывались по стеклу. Играющая жидкость отражалась на лице Анны, создавая видимость уродливого шрама.

Каткема изо всех сил сдерживался, чтобы не издать ни единого звука. Он смотрел на матовую стеклянную дверь в страхе, что ее в любую секунду могут отворить. Вдруг параллельно с шумом душа стали слышны тихие дрожащие всхлипывания, которые быстро переросли в плач, а затем и в громкое рыдание. Мучительные звуки, но Като стоял, не мог позволить себе дать слабину. Спустя несколько затяжных мгновений, он услышал, как Анна, продолжая громко и горько рыдать, выбежала из душевой, отталкивая с силой дверь и направляясь к выходу. Чешуа осекся, тяжело задышал. Внутри бурлила буря эмоций, но затем быстро пошла на спад. Облегчение, на сей раз окончательное, наступило. Он медленно вышел, вытерся полотенцем, оделся и направился на выход. Немыслимая усталость после сразу нескольких стрессовых моментов хотела свалить Като с ног, поэтому Чешуа желал поскорее прийти домой и завалиться спать. Так, кстати, обычно он и привык справляться с проблемами. Курсант вышел из душевой, разок чуть не поскользнувшись, так как опять забыл принести тапки в академию и затем наскреб мелочи из своего шкафчика на проезд.

Чешуа с никудышным настроением вышел на свежий воздух, миновав спящего охранника, который заставлял чертыхаться каждого курсанта из-за своего досаждающего храпа. Это и снова неработающий турникет только испытывали кончающееся терпение курсанта. На улице он заметил, что тучи накрыли весь центр. “Хоть бы под ливень не попасть”, – подумал он, направляясь торопливо к остановке вместе с другими представительными работниками деловой части полиса. От человека к человеку притягивалась тревога.

Като включил телефон и неожиданно получил еще вчерашнее сообщение от Артеда, в котором он писал, что завтра в связи с мирной акцией протеста вдоль проспекта, где находится их цветочный магазин, букеты всем выдают только до двух часов дня. Чешуа простонал и обозлился, даже яростно пнул по камешку, он и совсем забыл про свое задание. Была мысль послать его к черту и кинуть, но Като пообещал, а обещание он привык сдерживать, невзирая на обстоятельства. К тому же Каткема хотел показать, насколько он благороднее, как друг.

Уставший курсант пошел скорее пешком к свалившемуся на голову магазинчику, наискось, через весь центральный квартал. Он должен был успеть дойти за десять минут. Вокруг все быстрее редели толпы людей в деловых костюмах. Начинался ливень. Но боковой усиливающийся ветер вместе с каплями дождя врезался об могучие высотки, укрывая суету внизу. Каткема торопился, постоянно врезаясь плечом о движущейся поток унылых клерков. Злоба прошла, и начиналось необоснованное инстинктивное смятение, проснулось стадное чувство. Като уже мечтал забрать эти цветы и свалить отсюда поскорее. Вот он уже повернул за угол и попал на проспект, и его в считанные секунды захлестнула толпа митингующих. Гул, гомон, шум и толкотня чуть не парализовали итак ноющее тело курсанта. Невозможно было сделать шаг в сторону. Он, держа в одной руке телефон с включенным навигатором, надеялся, что не выронит его. Толпу на проспекте уже не прикрывали небоскребы, и весь шквалистый ветер отрывался на митингующих, как только мог. Каткема ускорил шаг по мере возможности, и вот в поле зрения наконец-то появился пункт назначения. Чешуа открыл дверь и быстро заскочил в помещение, будто выплюнутый толпой. Внутри цветочной базы люди скорее торопились забрать последние заказы, бегая по куче стеблей и листьев, продавцы тоже хотели поскорее все распродать и закрыться. Като быстро получил свой букет из пятидесяти одной красной розы, который удобно было держать только двумя руками или под боком. И правда, подарок выглядел внушительно стоящим. Перед выходом Чешуа посмотрел на карте ближайшую остановку и постарался запомнить кратчайший путь к ней, чтобы не мешкать в толпе.

Вот он, наконец, собрался с силами и уверенностью. Нужно было поскорее выходить, за окном давка нисколько не уменьшилась, а ливень только прибавил обороты. Като выдвинулся, сжимая крепко заветные цветочки. Не испортить подарок в данной ситуации было практически невозможно. Уверенным шагом он двинулся сквозь орущую одни и те же фразы толпу, которая под жестоким дождем размахивала своими баннерами с агрессивными лозунгами, призывающими правительство снизить налоговые ставки, выросшие повсеместно. Поначалу ему удавалось прорываться почти без толканий, но затем все митингующие вокруг, как резаные, начали кричать, что началось “крутилово”. Вся орава людей, в дождевиках и без, начала беспорядочно бежать во все стороны. “Дело плохо”, – рявкнул Каткема и побежал, то и дело, обтираясь и ударяясь об галдящих неравнодушных граждан. Началось состояние аффекта, Чешуа бежал, уже не обращая внимания на розы и только сильнее сжимая стебли. Грустные вываливающиеся лепесточки одиночно падали на мокрый асфальт, забытые существом, которое изо всех сил пыталось сохранить свою шкуру целой. Никому не было дела на чудесное растение: ни людям, ни цепким бойцам полиции, которые в свое время тоже обучались в академии. Копы подбегали к самым громким бунтарям, заламывали их за руки, а некоторых еще и за ноги. Их всех сразу же отводили в “автозаки”, бронетранспортеры и вагонетки.

Каткема уже не обращал внимания на ледяной дождь, так как температура его тела недурно повысилась. Он быстро смекнул, что путь к остановке отрезан. Сквозь тысячи тел было невозможно проскочить. Като метался по сторонам, не знал, куда бежать, лихорадочно вертел головой. Вдруг, совсем вблизи, полицейские начали окружать граждан, которые, на первый взгляд, просто шли по своим делам. Копы были разъярены, как бесы. Без предупреждения, эти уполномоченные в касках начали беспощадно избивать пожилого мужчину, девушку в наушниках и паренька с дипломатом. Дубинка проходилась по шее, по спине и по рукам. Рядом раздался пронзительный визг и крик. Подобным же образом копы начали избивать всех, кто попадался под руку, словно все здесь были врагами народа. У Като от страха начали дрожать губы. Он побежал прочь от избиения, бежал без устали, будто сегодня и не дрался вовсе. Букет то и дело бился обо всех, колючими иглами оставляя маленькие порезы. Из-за интенсивного ливня, заливающего лица, вокруг все расплывалось. Недолгая пробежка закончилась, когда Като увидел, что давка происходила также и с противоположной стороны. Улицу оцепили щитоносцы, шагающие в один ряд. Като надеялся, чтобы в ход не пустили слезоточивый газ. Он без обдумываний принялся убегать в сторону, но переулков почти не было. Протестующие долбились в окна и двери магазинчиков: в некоторые напрасно, в некоторые пускали, но хозяева быстро запирали двери, так как нахлынувший поток было невозможно остановить. Зашедшие орали на оставшихся позади, что мест больше нет.

Каткема был в числе тех, кто не успевал, в числе тех, кого могла настигнуть черная свора полицейских. Юный курсант еле-как находил в себе силы, чтобы делать рывки, он с ужасом лицезрел, как некоторые копы просачивались дальше остальных и совершали самосуд. Их униформа символично казалась намного темнее обычного. Чешуа чудом не попадался в цепкие лапы бывших курсантов. Совсем рядом они выцепили паренька и сразу же разбили ему нос. Ушастый пацаненок устрашающе кричал и молил о пощаде, но щадили его только ударами по ребрам и шее. Като не мог поверить, прямо у него на глазах бедного парня отбросили к кирпичной облицовке гламурного ресторанчика и сокрушительно лупили палками под слышимый хруст ломающихся костей. Дьявольская картина отпечатывалась медленно и четко в сознании Каткемы, она собиралась засесть там надолго. Он опять начал уносить ноги, страх беспощадно колол сердце, тело бросало из жара в холод, а внешний шум то пропадал, то появлялся. Когда Каткема в очередной раз попал в толкотню, все массово пытались убегать, и из-за этого образовалась новая давка. Като краем глаза приметил узкий закоулок, упирающийся в тупик, который все почему-то игнорировали. Там было абсолютно пусто. Чудовищным воем интуиция заставила Чешуа продвинуться именно туда. Он кое-как добрался до закоулка, но в последний момент зацепился об чью-то ногу и свалился на промокшие кучи разбросанных старинных газет.

Каткема перевернулся на спину, а букет вывалился из его рук вместе с последними розами. Он, окруженный красными цветками, которые на глазах мокли и съеживались из-за лишней влаги, весь изможденный и несчастный, смотрел на толпящихся людей. На людей, переполненных страхом из-за того, что сейчас их изобьют и отвезут в отделение только из-за того, что они осмелились мирно высказать свое недовольство правительству и королю. Никто не знал, что теперь им делать, и где скрыться. Каткема тоже не знал. Дикий гомон и сутолока не прекращались ни на миг. Черное небо давило монотонной отчаянностью, а стены закоулка будто хотели задушить Като, который увядал вместе с розами. Утренняя живая злость перешла в ужасную мертвую безысходность.

– Эй, парень! – Раздался тихий грубый голос с левой стороны.

Като повернул голову и увидел голову бородатого мужичка, торчащую за решеткой небольшой приямки здания. Размером проем был сантиметров пятьдесят и длиной в полтора метра. Он когда-то служил окошком в подвал. Чешуа онемел, не мог произнести ни слова, мужичек заметил это, приподнял решетку и взмахом руки подозвал в свое укрытие. Като долго не думал. Он без оглядки, юрко протиснулся и оказался в подвале здания, который был обустроен для житья бездомными.

В просторном помещении, выложенным почерневшими от влаги кирпичами, переходящими в бетонные плиты, было человек пятнадцать. В углах были сооружены личные комнатки с матрасами, огороженные висящими на крючках полотнами и простынями. Выглядели комнатки, как самодельные палатки. На некоторых стенах висели старые ковры, освещаемые ярким желтым светом горящей бочки. Бездомные грелись у таких костров и играли в карты или нарды. Они смеялись и шутили, словом, выглядели счастливо, будто снаружи ничего не происходило. Некоторые из них занимались чем-то бытовым. Кто чем, Като разобрать не мог, слишком много было мрака. Он только разглядел, как один мужичек неумело пытался постирать вещи, а женщина с обмотанным платком на лбу подошла и ласково предложила свою помощь.

Бродяга, спасший Чешуа, был с длинной русой бородой и в зеленой шапочке, которая походила на торчащий носок. Он прошел с Каткемой в свой уголок, посадил его на раскладушку и предложил кофе. Озябший и замерзший курсант сейчас не мог отказаться от горячего напитка. Бездомный с добрым лицом улыбнулся и дал Като плед. Пока человек наливал кофе в жестяной стакан, Чешуа лучше его рассмотрел. Мужичек был высок, но толстоват в животе. На нем красовались целенькие черные кроссовки, штаны-джоггеры бурого цвета, зеленая ветровка на молнии, у которой по локоть были оторваны рукава. Поверх всего он натянул вязаную шерстяную жилетку, а на руки нацепил продырявленные в районе пальцев строительные перчатки. Весь его внешний вид создавал двоякое впечатление. С одной стороны казалось, что одежда на нем новая и опрятная, что было странно, с другой же стороны из-за обросших длинных волос и нечистой кожи рождались прямо противоположные мысли.

Каткема принялся пить обжигающий напиток, и его накрыла облегчающая эйфория. Тело стало очень приятным и легким, а голова отбросила большинство негативных мыслей. Он очень устал. Мужик зажег лампу и поставил ее под стул, наверное, чтобы вдобавок подогревать себе одно место. Сначала Като слепил слишком яркий желтый свет, но затем он быстро привык. Стена позади него тоже замерцала и обнажила висящее потрескавшееся зеркало. От курсанта отходила большущая тень, раздвоившаяся из-за ножки стула. Бездомный смущался первым заводить разговор, все время оттягивал, не знал с чего начать.

– Как кофе? Вкусное? Не обжигает? – Затараторил от стеснения бородатый, быстро пытаясь спрятать руки в карманах.

– Ахах, нет, хорошее. Слегка горчит, но ничего страшного, мне пойдет. – Болезненно от полного бессилия захихикал Чешуа, хлебнув очередной раз.

– Не нужно принижать свои потребности, человек всегда заслуживает самого лучшего. – Сказал кротко, улыбаясь, мужичек, – я могу добавить побольше молока, чтобы тебе не горчило.

– Не надо, спасибо. Благодарю еще раз. Напомнило мне молотое южное, мое самое любимое. – Слегка оживился Чешуа.

– А, помню, помню. Там на золотистой упаковке еще мартышка изображена, которая зерна ворует. – Вспомнил бездомный, водя пальцами по бороде, и что-то шепнул на ухо подошедшему подростку. Он попросил сахара, но ему ответили, что того не осталось.

– Да-да мерзкая такая хулиганка. – Воскликнул Чешуа, делая вид, что не услышал.

– Да ладно тебе, природа не зря же обезьянам дала такую внешность и такой озорливый нрав. А труды природы нужно уважать. – Промолвил незнакомец, неторопливо кивая головой.

– Согласен, да я так ляпнул. – Сконфузился курсант, потирая холодный локоть.

– А вообще, я бы рекомендовал тебе закупаться цельными зернами и приобрести кофемолку, чтобы самому молоть. Так кофе получается насыщеннее и вкуснее. Опять же, человек всегда заслуживает самого лучшего. – Повторно утвердил бродяга, поскрипывая на походном стуле, который, казалось, обрушится под его большой массой.

– Да я сразу молотое беру, потому что по вкусу устраивает, да и сэкономить можно. А где вы молите-то? И откуда у вас вообще зерна? – Поинтересовался Чешуа, вновь укрываясь сползающей шалью, так как не мог согреться.

– У меня старый приятель держит кофейню в квартале отсюда, он меня остатками и радует. В свое время я ему тоже помогал… не думай, что я беспомощный попрошайка. – Объяснял нерасторопно мужчина, покачиваясь своим увесистым телом взад вперед.

– Вот оно что. – Сказал тихим голосом Като, поникнув из-за вернувшихся воспоминаний о свежих событиях, – ваши рассуждения о лучшем для человека разве не граничат с эгоизмом?

– Вовсе нет. – Добродушно начал Гаред, почесывая затылок. – Понимаешь ли, даже если у человека плохая самооценка, стоит осознать, что в каждом из нас есть внутренняя красота и уникальность. Бог вложил во всех равное количество своей любви, даже в муравья или в листочек дерева. Поэтому человек этого точно заслуживает. Заслуживает жить в свободном мире… а мы то точно не эгоисты, будь верен, потому что научились думать в первую очередь о близких своих. Нам никогда не жалко поделиться последним кусочком хлеба. И не раз, и не два, забота стала нашим образом жизни.

Каткему тронула речь бездомного. Спустя мгновенье Чешуа вдруг передернуло, и теперь кофе, которое он сейчас пил, казалось ему самым вкусным за всю его жизнь. Невероятный аромат, невообразимый вкус и душевная теплота прогревали его душу после такого непростого денька. Все обстановка сейчас этому благоволила, исключительная доброта царила в этом подвале, и каждый человек источал ее будто мощный источник света. Мрачный денек теперь казался не таким уж и мрачным, а даже обретал оттенки прекрасного. Царивший здесь уют плотно занял за собою особое местечко в сердце Каткемы, причем занял надолго.

– Что-то несчастный у тебя вид, дружище. – Бодро возобновил серьезную беседу Гаред, долго ломая голову над вопросом: “паренек чем-то сильно расстроен или сам по себе такой меланхоличный?”.

– Почему дружище-то сразу. Скорее просто нуждающийся в помощи. Друзей у меня, не сказать, чтобы много, и то с натяжкой я бы их таковыми назвал. – Ответил Като после недолгой паузы и широко улыбнулся, уставившись в маленькую лужицу на бетонном полу, а затем в большие зеленоватые глаза своего собеседника. В них было место надежде.

– Для меня все люди – друзья, даже те, кому я не мил. Такой вот путь я выбрал. – Все также открыто продолжал мужичек, доставая из джинсовой изорванной сумочки консервную банку с фасолью и начав ее жадно уплетать.

– Интересное отношение, по-моему, чересчур мягкое для объективно сурового мира. В любом случае… спасибо за дружеский прием. Очень ценю, правда, пропал бы без помощи. Как, кстати, звать тебя?

– Гаред, очень приятно. А по-моему, люди заслуживают только хорошего отношения. – Все продолжал улыбаться спаситель, целиком уплетая ложку и капнув бульоном на свою густую бороду.

– Поэтому ты сделал в переулке вместо оконных проемов решетку? Чтобы впускать в свой дом таких же бедолаг? – Спросил Като, хлебая кофе по капельке. Его язык итак уже несколько раз обожгло.

– Ха! Нет, на самом деле, я не был бездомным. Скорее будет сказать, что я отрекся от дома и стал жить вместе с этими прекрасными людьми. – Похвалился Гаред и бросил быстрый взгляд на его друзей. Большинство бездомных либо спали, накрывшись шалью и газетами, либо грелись у огня.

– Как это, отрекся от дома?

– Ну, взял и переехал жить из моей квартиры сюда в подвал, вот даже одежду всю забрал, еще чистая, хорошо пахнет. – Шуточно хвастался Гаред, показывая коробку рядом с его раскладушкой, надеясь, что сейчас оттуда не выбежит крыса.

– Зачем??? – Невольно повышая голос, снова задал резонный вопрос Чешуа. Мягко говоря, он был изумлен до ужаса.

Гаред тяжело вздохнул и взглянул на ту решетку, откуда пролез Като. Оттуда до сих пор доносился шум ливня, вой и крики. Бездомный набирался сил, чтобы сказать пареньку то, что он вряд ли поймет и, скорее всего, осудит.

– Вот зачем! – С грустью заявил толстячок и указал на их единственный пролаз в стене. – Я разочаровался в этой городской системе.

Но вместо ожидаемой критики или ругани, Като оставался совершенно спокоен. И мускул на лице не дрогнул. Он понимал бездомного. Гаред уже смелее начал продолжать свою мысль.

– Слишком много негатива приходилось терпеть каждый день, вот однажды задумался и решил, что, возможно, изолируясь от общества, моя жизнь станет счастливее. И не прогадал, многое в моей голове изменилось с тех пор, теперь меня окружают не бомжи, как бы я раньше выразился, а искренние, преданные и правильные люди, которые тоже решили, что хотят жить в мирной обстановке. Ну, кроме Мика, конечно… он просто алкаш. – Захохотал спаситель, вытирая жирные пальцы о штаны. – Короче, среди этих прекрасных людей я познал любовь.

– Понимаю, понимаю. – Тихо соглашался Каткема, мыслями уходя вглубь своего разума, где всплывали по большей части картинки сегодняшнего и вчерашнего дня.

– Далеко ходить не надо, ты сам видел, что снаружи твориться. Люди осмелились впервые за три или четыре года выйти на мирный митинг из-за того, что государство в край уже охренело. Подчеркиваю слово “мирный”. А их бац, и сразу начали палками лупить до полусмерти, да потом еще и в свои “кареты смерти” сажать. По-моему, это уже перебор. Здесь в подвале и то лучше. Еще самое уморительное, а, лучше сказать, безумное – это то, что они целый школьный выпуск отправили учиться на копов-болванчиков. Просто один взмах пера, и судьбы тысяч определены. Это только капля в море, мой друг. – Совсем раскочегарился Гаред, выстреливая меткими фразами, как из самострела.

– Знаешь, после встречи с тобой, кажется, я начал верить в судьбу. Просто последние два дня со мной, что и происходит, так это полнейшее опустошение, будто жизнь начинает ломать меня со всех сторон. И у нее это получается… – Продолжал Каткема, повторно воспроизводя и осознавая последние события.

– Что же с тобой случилось? Расскажи, друг, не бойся, обещаю, в душу не плюну.

– Так с чего бы начать. Ну, пожалуй, с того, что уже вчера я начал разочаровываться в людях. Просто краем уха услышал, отвратительные вещи… почему то так близко к сердцу воспринял, аж больно стало. Сегодня даже у меня появился шанс на них оторваться, и я мягко отомстил. Отомстил за все плохое, что те мерзавцы натворили за свои никчемные жизни.