– Как отомстил?
– Я всего лишь отметелил их на тренировке в академии. Знаешь ли, это именно мой год попал под раздачу. Теперь жду и радуюсь, когда же, наконец, попаду на службу.
Чешуа стало тяжелее дышать, в носу поднималось колющее давление.
Во время их разговора один из бездомных дожарил на шампурах перцы, которые крутил над бочкой уже около десяти минут, и начал подзывать всех на обед. Гаред предложил Каткеме, но тот был не голоден и немного брезглив. Все остальные жители подвала радостно приняли пищу.
– Что более важно и, к сожалению, страшно до жути, так это осознание, что такие ужасные ценности не только у тех нескольких упырей, они практически у всех в этом сраном городе. Сегодня, как по щелчку пальцев, весь поток новобранцев изменился к худшему… или скорее сказать, они открыли для меня свои истинные лица. – Более низким тембром продолжал Каткема, беспощадно сжимая пружину раскладушки.
– Давай-ка здесь поподробнее.
– Люди жестоки, они могут бесконечно и с удовольствием причинять тебе боль, могут засыпать тебя упреками и обзывательствами. Люди неверны, они могут с легкостью переспать по пьяне с другим человеком, уподобляясь животным желаниям их тела. Люди ленивы, они предпочитают жить чужими парадигмами и дают рулить их жизнью кому угодно, вместо того, чтобы поднять задницу и найти свою цель, протоптать свою дорогу проб и ошибок. Я, конечно, собой в этом вопросе не горжусь, потому что с видением своего будущего у меня пока что туговато, но хотя бы, как слепая овечка, я не стараюсь следовать за всеми. Важно отметить, что и выбора то у нас особого нет. Хотя я считаю, что свобода выбора неотъемлема, и всем твержу об этом.
Пульс курсанта учащался, и сердце начало покалывать.
– Несложно догадаться, кто выбор у тебя забрал. – Добавил Гаред, медленно кивая головой, его взор был суров.
– Да, эти ублюдки, которые нацепили на себя погоны. Я думал, что быть полицейским – достойная и благородная профессия, но убедился, что они лишь марионетки в лапах бюрократов и короля, которые будут делать все грязные делишки, если им прикажут. А служить городу и помогать людям – лишь красивый марафет прогнившей системы. – Злился Като, скрепя зубами. С мокрых волос челки, прилипшей ко лбу, щекотливо сползали капли воды.
– Полностью согласен. Но другой любой слушатель обвинил бы тебя в том, что ты мягкосердечный слабак.
– Грустно, но так и есть. Знаешь, последние несколько месяцев меня преследует вопрос, почему мир по природе своей так жесток, почему людям приходиться страдать. Вот и впал в хандру… вдобавок сейчас чуть по морде от копов не получил. Задумываясь о таком нашем незавидном существовании, становится страшно.
– Собственно по похожим причинам, все мы и выбрали такую жизнь. – Заключил радостно Гаред, положив пустую банку консервов и направляя на Като жирный указательный палец, торчащий из прорези. Другую руку из-за холода он не высовывал из кармана. – Мы и тебе ее предлагаем, беззаботно и без лишних разочарований.
– Спасибо, но я вынужден отказаться. О причинах говорить не буду, чтобы вас не обидеть, тем более после того, что вы для меня сделали. – Поблагодарил его робко Каткема, прижав руку к сердцу.
– Ничего, я понимаю. Настаивать не могу, надеюсь итак смог тебе помочь. – Без тени сожаления сказал Гаред и снова предложил перцы.
– Конечно, смог, не сомневайся. – Обрадовался, как ребенок, Чешуа и все-таки принял сей щедрый жест. Он был голоден, как волк, и открылся их доброму обществу, даже наплевав на сырой пересоленный вкус. Като ощущал приятные сладости во всех эмоциях и понял, что ему удалось отвлечься от всех произошедших событий на дню. При помощи других он снова смог подняться, встряхнуться и продолжить свой путь.
Чешуа посидел, прихлебывая понемногу кофе еще полчаса, согрелся, увидел, что телефон полностью разрядился, и нужно было отчаливать домой. Родители уже, наверное, не весть, что себе напридумывали. Он со всеми бездомными и Гаредом любезно попрощался, посмотрел перед выходом на себя в растрескавшееся зеркало, отражение было сильно искажено, поломано… затем полез обратно на улицу. На сквере было тихо, весь митинг уже успешно разогнали, однако ливень продолжался. Чтобы не простудиться, нужно было скорее добраться до дома. Като полез в карман за мелочью на проезд и обнаружил, что там ее нет, затем нащупал узенькую дырочку на дне и вспомнил, как тяжело пролазил телефон. Като чертыхнулся самыми скверными словами и пошел под холодным дождем до дома. Он снова промок насквозь, вдобавок несколько раз его облили рядом проезжающие машины. Одно матерное слово вырывалось за другим. Последняя обрызгала Като аж с головы до пят, Чешуа вытер лицо, проморгал, посмотрел на тот зловредный продуктовый грузовик: его белое полотно на задних дверях было страшно разорвано, а номер состоял из трех шестерок. “И, правда, черти”, – гневался про себя курсант.
Он беспорядочно перебирал события последнего дня, взвешивая все его победы и поражения. Порой самые незначительные мелочи Като закидывал в копилку своих неудач, и чаще всего минусы переваливали за плюсы. По итогу, Чешуа корил себя из-за того, что он прожил день, как неудачник. Эта моральная истощенность нарастала день за днем, отнимая все больше сил. Вскоре он дошел до дома, и на удивление, родители совсем не нервничали. Олли и Алисия думали, что у него только закончились пары, так как еще путались в академичном расписании. Курсант повалился в горячую ванну обогреваться, затем отведал малинового джема с горячим чаем, нацепил на себя свитер с высоким горлом, шерстяные носки и теплые толстые трикотажные джоггеры. Снова проигнорировав привычку проверять Толлограм через телефон, Като завалился спать крепким долгим сном. До утра даже ни разу не проснулся.
В течение этого и следующего дня огромная пелена очень тёмных туч расстелилась над мегаполисом. Было безветренно, и поэтому она никуда не собиралась уходить. Ночью, наконец, началась гроза. Очень громкий и пугающе страшный звук грома прошел по улицам всего Толлосуса и не давал многим заснуть. Под утро снова начался ливень и упорно продолжался, то затихая, то вновь усиливаясь.
Глава 6. Приказ – высота 400
Было около семи часов утра. К главному входу академии, представляющей собой П-образное трехэтажное здание с внутренним двором, должно было подъехать одно очень важное лицо. Из-за густой пелены дождя охранники в дождевиках, стоящие у ворот, ни черта не могли разглядеть. Ветер за ночь стих, поэтому капли дождя ускоренно врезались вертикально вниз, а накипь туч стала светлей. Она теперь была более серых, печальных оттенков, но не собиралась исчезать. Сливные трубы с крыш направляли воду мощным непрерывным течением. Порой думалось, что цилиндрическая конструкция не выдержит, и весь поток разорвет ее на части. Стояли охранники уже около получаса. Их обувь промокла до нитки, и ноги стремительно замерзали, что изрядно трепало нервишки. Более того, ливень звонко и надоедливо бился об металлическую крышу.
– Нахрена нас так рано выперли? Сейчас из-за этой шишки с тобой неделю с постели встать не сможем. – Отвратительно сплюнув, сказал усатый охранник. Его взлохмаченные густые усы в форме подковы тоже промокли насквозь. Ледяные капли падали с концов под воротник, щекотливо растекаясь по телу, от чего мужичек моментами вздрагивал.
– И не говори. А что поделать! Такие люди не опаздывают, они задерживаются! – Язвительно ответил второй, шлепая дырявыми резиновыми сапогами в луже, – у них больше прав, а нам стой, да карауль нужный момент. Твою же дивизию!
Вдруг двое непосед заметили, как по узкой дороге из-за угла вдоль двух рядов зеленых елей ехал целый кортеж черных крупногабаритных автомобилей. Да не простых, а броневиков службы “СБТ” совместно с бронированными внедорожниками, дворники которых еле справлялись с бешеным потоком воды. Вдали начали громыхать раскаты грома. Тут же открылись главные решетчатые ворота. Они были старинные, грандиозно сваренные, с большим количеством узоров. В академии их считали неотъемлемым атрибутом, так что менять на современные электронные рука не поднималась. Отворяли до сих пор только вручную и каждый месяц подкрашивали черной краской. Охранники стояли смирно, отдавая честь и смотря на движущуюся колонну. Сначала их взгляды были направлены ровно прямо, но позже искушение покоситься в сторону взяло вверх. Всего машин было восемь.
Из центрального высокого броневика вышли семь бойцов спецотряда “СБТ”, под названием “Коготь”. Затем резким прыжком оттуда вылез представительный мужчина, лет двадцати семи на вид. Он был очень высокого роста и широкого стана, от такого телосложения прямо-таки веяло мощью и силой. Его угольно-черные прямые волосы были зачесаны назад, открывая широкий и высокий лоб. Свисающие локоны доходили до его не длинной, но очень мускулистой шеи. С левой части головы виднелся уродливый и глубокий шрам, ползущий плотной змеей от макушки головы до самой середины лба, едва не доходя до таких же черных, как и волосы, бровей. Нос был коротковатый, но широкий. На мужчине был китель из холста желто-бежевого цвета, с двумя вышитыми карманами на груди по обе стороны от ряда больших круглых пуговиц с изображением двенадцатиконечной звезды – герба “СБТ”. Погон и эполетов на плечах не было. На поясе его охватывал большой, толстый ремень из черной эластичной кожи. А из-под длинных рукавов кителя виднелись черные кожаные перчатки без единой потертости и с отполированным блеском. На ногах были галифе такого же цвета, как и верхняя одежда. На ступнях плотно сидели длинные кожаные сапоги такого же лакированного черного цвета, доходящие почти до самых колен. Выглядел весь наряд идеально чистым, качественным и свежим, чего нельзя сказать о физиономии господина. Его глаза были яркими и в то же время бледно-голубыми. Пугающие волчьи очи казались совершенно невозмутимыми, даже с долей важной гадливости. Лицо человека выглядело строго и сурово, без намека на хоть какое-то проявление радости или веселья. Когда-то внутри него кипела неистовая злоба, но сейчас это адское пламя усмирили и заковали большими, могучими цепями. Злоба перешла в умеренное хладнокровие, от которого можно было, по ошибке, разглядеть ненависть ко всему сущему.
Хоть на внутренний двор и выходило большинство окон академии, в них никого не было. Охранники же проглотили языки и дрожали от напряжения больше, чем от холода.
– Точно фельдштрих, даже погон нет. – Шепнул закрывающий ворота усатый мужичек, когда увидел, что мужчина и его сопроводители двинулись в здание.
– Кстати, он сам же их отменил. Теперь фельдштрих без лычек, а генералы с ними. Ни черта не пойму, зачем от такой красотищи отказываться, а статуса то скок, ух! – Нафантазировал второй, не замечая, как ему по капюшону барабанят капли с крыши.
Сопровождающие солдаты в броне могли не опасаться ливня, но господин, стоящий в центре, тоже шел, будто в ясный солнечный день, хотя волосы и китель мгновенно обмокли. Вся группа зашла в холл через главный вход, у которого их, радостно улыбаясь, встречала директриса академии – красивая темнокожая стройная женщина в стильных очках, лет тридцати пяти на вид, в строгом сером классическом костюме и с убранными в хвост кудрявыми волосами. Ее звали Элизабет. Стояли также, не считая пятнадцать человек персонала, Януш и его заместитель Мюрг. Выпрямившись, как струнки, работники образовательного учреждения сделали поклон.
– Здравствуйте, господин Крамер, добро пожаловать в академию центрального округа полиса Толлосус. – Максимально собравшись, поприветствовала его директриса. Как у стюардессы, ее лицо через широкий показ своих ровных белых зубов приветствовало гостя.
Фельдштрих не проявил пестрого упоения, что создало пассивный дискомфорт. А Стоящие, как вкопанные, бойцы усиливали это ощущение.
– Утро доброе. Пройдемте в какое-нибудь тихое место. Этот разговор курсантам лучше не слышать. – Ответил тот хриплым басом, держа руки за спиной и осматриваясь по сторонам. Он говорил медленно и членораздельно, будто показывая, кто здесь главный. Но через мгновенье холодный взгляд стал чуть мягче.
Всем работникам показалось, что фельдштрих сильно торопился и заехал ненадолго. Вдруг из столовой донесся шум разбивающихся тарелок.
– Занятие начинаются только через пятьдесят минут, курсантов еще нет в здании. Но все равно, прошу пройти в мой кабинет. – Незамедлительно после дребезга, покладисто ответила Элизабет, сопроводив свои слова кроткой, растерянной улыбкой, и указала рукой в нужную сторону. После предупреждения фельдштриха ее сердце стало биться чуть чаще.
Они шли медленно по полутемному коридору, осматривая и показывая Крамеру академию. Но конечно же, о ремонтируемых кабинетах и об устаревшей мебели они умолчали. Фельдштрих же отвечал просто и однобоко с абсолютным равнодушием в голосе. Это смущало лезущую из кожи вон Элизабет. Было видно, как директриса, старается не наговорить лишнего и не показать свое уже паническое переживание. Но она держалась достойно, речитатив и интонация не хромали. Крамер даже про себя похвалил её. Мюрг тоже нервничал, оттого и обильно потел – он даже не знал, куда порой деть руки, рефлекторно искал карманы, которые были то выше то ниже. Только Януш шёл уверенно и спокойно, словно рядом с ним шагало не какое-то высокопоставленное лицо, а его приятель. За ними шла колонна по двое из бойцов “Когтя”. Своим четким маршем они пару раз даже перебивали с мыслей директрису. Уборщицы в возрасте, стоящие меж шкафчиков, то и дело, пугались таких грозных бронированных существ. Мрачный марш дополнялся шумом дождя снаружи. Крамер опустил лицо и долго шел, сопровождая взглядом длинную тонкую линию давно уже высохшего масляного лака на полу. Фельдштрих шел по ней с самого начала, стараясь не оступиться. Элизабет увидела это и тысячекратно прокляла себя, ведь надеялась, что бледный след не заметят. Лак пролили несколько лет назад, и он ни в какую не оттирался. Однако Крамер не сказал ни слова, лишь взглядом сопровождал линию, пока, в конце концов, она не кончилась большой кляксой, напоминавшей крест.
Весь вчерашний день персонал академии отмывал от полувековых пятен полы коридора и ремонтировал все шкафчики, стоящие параллельно ему. Замазывали стены, убирали мусор, меняли лампы, чистили окна, правда, все это наспех, и при внимательном глазе все раскрылось бы в мгновенье. Но как часто бывает, облагораживание прошло зря. Мужчина со шрамом порой даже не смотрел по сторонам, больше был у себя на уме, не давал мыслительному процессу прекращаться из-за всяких мелочей.
Когда они зашли в кабинет директрисы, который был заставлен и обвешан всевозможными золотистыми грамотами, трофеями, медалями и кубками, Крамеру предложили сесть на кресло гостя перед массивным дубовым столом, но тот отказался и подошёл к окну. Весь просторный кабинет был выдержан в золотистых и бурых цветах, начиная от натяжного потолка и заканчивая ковром. Гость смотрел на залитую водой улицу, упорно держа руки за спиной. Его стан был идеально ровным, и проблем с осанкой господин явно не испытывал. Элизабет с недоумением села на свое высокое кресло, свободные же места никто не посмел занять. Личная охрана, по приказу фельдштриха, и персонал остались в коридоре. Спецназовцы сохраняли выдающееся молчание, которое остальные не осмеливались нарушить. Янушу и Мюргу разрешили войти, они стояли прямо, как штыки, у стены возле двери. Шикарная люстра освещала желтыми пучками весь кабинет, абсолютно не оставляя темных углов. Все чувствовали себя в безопасности и тепле, особенно когда видели, что творилось снаружи. Молчание решил прервать сам Крамер.
– Я пришёл сюда не от безделья, у меня, итак, наверху дел по горло. Так что перейдём сразу к делу, мне нужны ваши курсанты в городе. – Твердо, без капли эмоциональности, проронил жуткий главнокомандующий, пытаясь поймать момент удара молнии, но она, как назло, началась где-то в стороне.
– Ах, старшекурсники, мы должны были их отправить патрулировать уже на следующей неделе. – Сморщившись, протараторила Элизабет, не понимая, зачем ему ради такого мелкого распоряжения было приезжать. Сердце невольно забилось еще чаще.
– Все ваши курсанты, директриса. – Сказал Крамер, в конце чуть затихнув, и полубоком оглянулся на нее. Картина снаружи слишком быстро наскучила.
Директриса была поражена этими словами. Януш следил за эмоциями женщины, а Мюрг делал вид, будто он невероятно поражен люстрой. Им было и тяжело и интересно слышать намечающийся разговор.
– Но…
– Я понимаю ваши чувства, Элизабет. – Невозмутимо остановил её Крамер, повернувшись к южанке своим строгим хладнокровным лицом со страшными серо-голубыми глазами и бледной кожей.
– Однако это еще не все. Первый курс будет патрулировать район “Нокохама”, остальных отправляем на границу. – В очередной раз кратко утвердил фельдштрих, лицо которого оставалось неподвижным, а глаза говорили, что это необходимая мера.
– Ттак тамм жже…
Элизабет не смогла продолжить дальше. Рука, лежащая на столе начала дрожать. Ей поплохело, в горле встал ком, она быстро достала бутылку воды и залпом начала пить. Крамер при виде такой жалобной картины не смог больше оставаться в своей роли, он подошел к столу и забавно развалился на кресле, оказавшись ниже директрисы.
– Роль строгого фельдштриха быстро утомляет, но согласитесь, выглядел я внушительно. Нужно же мне хоть как-то развлекаться на такой серьезной работе. – Захохотал скромно Крамер, – вы хотели сказать, почему я отправляю детей в район, граничащий с портом?
Крамер здорово изменил интонацию и уже выглядел, как очень доброжелательный мужчина. Остальные в кабинете скривили лица до невозможности, никто и ожидать не мог, что фельдштрих сможет настолько неформально себя вести.
Элизабет молча закивала. Под ярким светом великолепно прорисовывались ее морщинки и даже проявлялись редкие седые волоски. Издержки профессии. До работы на должности директрисы она была очень робкой девушкой с низкой самооценкой, не могла ни единым словом кому-то возразить. Никто не мог подумать, что трудолюбивый учитель, который звезд с неба не хватал, по стечению обстоятельств попадет на место директрисы главной полицейской академии города. Предыдущий распорядитель ушел на пенсию и неожиданно назначил Элизабет на свое место, поэтому ей пришлось быстро становиться лидером. Некоторые, конечно, считали, что лидерами рождаются, но Элизабет – яркий пример того, как найдя в себе силы и уверенность, каждый может перевоплотиться в успешного руководителя. Она наработала инициативные качества, решительность, смелость и управленческие способности. Разве что забота об общем благе была присуща ей всегда. И при нынешнем директоре академия процветала, обогащалась и держала планку авторитета на самом высоком уровне.
– Во-первых, город с каждым днем расширяется всё больше и больше. Три новых района образовались только вчера, и туда уже пришлось отправить части, однако кадров недостаточно. У нас катастрофически не хватает обычных полицейских, и притом новообразованные районы не менее опасны, чем “Нокохама”, они могут быть подвержены нападениям лесных дикарей. Они с мелюзгой церемониться не будут, поэтому опытных спецназовцев, как я уже сказал, всегда посылали туда. Но, как вам, скорее всего, известно, к таким пограничным районам прикрепляются еще отряды полицейских для обеспечения охраны улиц. Пограничники же не будут этим заниматься, верно? Вдобавок, получается, курсанты второго, третьего и четвертого курсов достаточно обучены для обеспечения помощи спецназу в крайних случаях. Во-вторых, граница же порта ежедневно контролируется пограничниками, через них невозможно проскользнуть, первокурсникам ничего не угрожает. И в-третьих, хочу отметить тот факт, что государство не просто так собрало весь этот выпускающийся год и поместило в академию. Нам как можно быстрее нужны бойцы и, что самое важное, профессионалы. И таковыми они станут ближе к полевым условиям и при ощущении опасности. – Рассусоливал тип с внешностью крупного вампира.