– Была бы возможность, избил бы его, как того додика, – продолжал рассерженно он же, взглянув на грязные пальцы и поняв, что теперь выглядит, как свинья.
– Ладно, успокойся, сегодня пойдем в клуб. Там нас уже, небось, заждались. – Ехидно сказал Ланс, взор которого был направлен далеко в небо, а фантазии взяли верх над реальностью.
– Ухх, да. Мою уж совсем чуть-чуть осталось обработать… – пояснил хвастливо Кел, однако до Ланса ему было далеко, так как этот потомок коренных северян менял себе девушек, как перчатки.
– Да я свою прямо там, в туалетной кабинке отодру. Вообще плевать.
Януш с Мюргом совсем не обращали на них внимания, так как гневно и придирчиво докапывались до курсанта, который предоставлял мед-справку по болезни из-за пропуска занятий. Преподаватели класть хотели на его причины отсутствия, для них никто не имел права пропускать пару, иначе вводились штрафные санкции в виде отработки занятия.
– А мы им, похоже, настолько понравились, что они уже и жениться на нас готовы. – С усмешкой добавил Кел.
Стиль поведения Кела походил на спокойный, расслабленный, властный и созидательный, его манера речи была неторопливой. А Ланс же говорил быстро и невнятно, будто маленький гоблин, который хотел кому-то напакостить.
– Ага, им с моим “другом” женитьбы хватит. Потом пусть идут на все четыре стороны. – Подтвердил белоголовый и смачно сморкнулся в сторону кроваво-зеленой слизью. Из-за высмаркивания у Ланса лопнули капилляры, от чего вокруг глаз нарисовались красненькие точечки.
Непристойный разговор продолжился, в ходе которого они в голос хохотали над теми девушками. С каждой оброненной фразой Каткема ненавидел их все больше и больше. Его переполняло презрением, и было все сложнее скрывать свой неодобрительный взгляд в их сторону. Потребовалось очень много усилий, чтобы смотреть строго вперед, на трибуны, где шастали уборщики в оранжевой униформе. Поведение Ланса с Келом – было обычной практикой среди молодых парней, но не для него. Като считал дикостью, так спаивать девушек до потери сознания, пользоваться ими и потом исчезать, как какие-то кочующие дикари. Пока Чешуа стоял рядом с ними, он ощущал, что его тело будто пронизывала их чудовищная аура, отравляющая душу. Их поступки полностью расходились с его “кодексом чести”. “Ланс, Ми-фенг и Келлепо… ощутить бы им это на собственной шкуре! Они же, небось, за людей никого кроме себя не считают!”, – корча лицо, думал Чешуа. После прошлого драматичного опыта Като не мог себе позволить ничего большего, чем поцелуй, да ещё только в тех случаях, когда у него было хотя бы немного симпатии к партнеру. Он считал такой путь мужчины правильным, что это и должно отличать человека от животного. Верностью и сохранением чести Каткема хотел заслужить настоящую любовь. Он яро верил, что если человек будет постоянно бросаться из одной постели в другую, то это может продолжаться всю жизнь, пока человек не останется совсем один.
Погрузившись с концами в свои мысли, Като, словно в беспамятстве, переоделся, помылся, бесцеремонно попрощался с товарищами и потопал домой. Он настолько был в отрыве от реальности, что даже забыл подождать в коридоре Анну. В его голове шло противоречие между устоявшимся мировоззрением насчет любви двух людей и его нынешних романтических отношений. Но, в конце концов, Като успокаивал себя тем, что он не делал с ней ничего серьезного и необратимого, лишь легкий флирт, лишь поцелуйчики и обнимания, никакого установления крепкой связи и дальнейшего ее обрыва.
Даже по дороге домой и за столом с родителями он не мог прийти в себя, перестал обращать внимание на такие внешние раздражители, как жара, треп предков и запах перегоревших на сковороде макарон. Особое миротворческое, но ранимое настроение с утра, появляющееся пару раз в месяц, вынуждало Каткему в этот день воспринимать каждый неприятный случай близко к сердцу. Чудовищно близко. Раньше с ним никогда подобного не случалось.
Весь вечер он ни с кем не говорил, кроме как с самим собой, не писал друзьям и Анне. Родители поинтересовались, всё ли у него в порядке, но в ответ лишь услышали, что просто с утра якобы уже не было настроения от недосыпа. Золотые рыбки, плавающие в аквариуме, наблюдали из-за пожелтевшего целого стекла за предками Чешуа-младшего, а вид паренька по диагонали перекрывала единая трещина. Каткема пытался скрыть свои настоящие эмоции, чтобы избежать лишних воспитательных моментов. Позже ему позвонила Анна. Сначала он не хотел отвечать, но затем все мысли, терзавшие голову весь вечер, натолкнули его сделать ей что-то приятное. Она была неплохой девчонкой и явно заслуживала пару ласковых слов, но разговора так и не вышло. У неё снова были какие-то посторонние шумы, похожие на звуки громкой клубной музыки. Каткема не мог ничего расслышать, разгневался и выключил телефон, уткнувшись головой об свою твердую подушку. Через полчаса мучительных образов и картинок он заснул крепким сном.
Глава 5. Опустошение
Наутро Като вроде бы пришел в себя, на свою убранную и чистую комнату он смотрел уже более сдержанным, но суровым взглядом. Даже самый острый глаз не смог бы здесь придраться, ибо родители Каткемы убирались почти ежедневно. Не от перфекционизма, конечно, скорее оттого, что им просто нечем было себя занять. Его большая берлога казалась очень умиротворенной также из-за темно-синего цвета обоев и штор.
Он подошел к огромному и вытянутому шкафу-купе с зеркальными дверцами. Чешуа любил перед ними останавливаться, обычно глядя на свое тело и вечно оставаясь от него недовольным. Хоть он и был довольно стройным парнем, но неспокойный разум и зоркий глаз постоянно выискивали недостатки в фигуре. В другом углу его внимание вдруг привлек шкаф с книжными полками. Книг там было немыслимо много, целая коллекция различной литературы: художественной, научной, психологической, литературы для личностного роста. Чтение было, пожалуй, единственным увлечением Каткемы.
Комнатушка еще казалась новой для него, мебель была ещё совсем свежая, даже серебристый диван стоял без единого пятна. Так же выглядела вся трехкомнатная квартира, сделанная на один манер. Хоть ее площадь выдалась нескромно большой, семейка решила обставить все так, чтобы свободного пространства практически не осталось. Разумеется, для максимального создания уюта и зоны комфорта. Комната Като могла показаться прохожему человеку пустоватой, но и интересов у него было не густо. Ему большего всего доставляло удовольствие уволиться на диван и начать мечтать, как он лет через двадцать просто общается с людьми и веселит их байками в своем баре у океана. Конечно, надо было ещё отметить гитару, стоящую рядом с письменным столом. Като только недавно пробовал играть на ней, но судя по пыли на струнах, забросил это увлечение.
Быстро позавтракав, посредственно вымыв посуду и стараясь не звенеть тарелками, Чешуа тихо вышел из квартиры. Так как у родителей был отпуск, они спали дольше сына. Так сказать, отсыпались от итак полусонной жизни. На улице было очень пасмурно, мир будто погрузился в серые чернила, но Каткема обрадовался. Наконец, назойливая жара исчезла. Хотя грозовые тучи явно намеревались избавить его от этой радости, как и толпа первоклашек, неохотно идущих в школу под руку нервозных родителей. Те предки, которым приходилось прямо волочить свою непослушную детвору, срывались, словно псы с цепи. Неприятная, но привычная картина городского утра.
Сегодня, как и во все другие дни недели, предстояла ненавистная практика на улице. Первой парой стояла математика, а второй уроки-самообороны. Като зашёл в класс, сел рядом с Арти и понял, что что-то в его взгляде изменилось. Он был схож со взглядом тех троих зачинщиков драки. Воздух в классе будто был заряжен их злой аурой. От курсантов веяло неким высокомерием и предвзятостью. Чешуа подсознательно почувствовал что-то неладное, как только зашел. Пасмурная погода будто специально подчеркивала его замечание, облачив курсантов в хмурые кандалы. Преподаватель еще не зашел в класс. Высокие тополи за окном амплитудно раскачивались от ветра, словно намереваясь рухнуть на академию. Кто-то обсуждал сплетни со вчерашней вечеринки, кто-то прямо поносил некоторых лиц, кто-то дрался и выяснял отношения с соседями по парте. Да, тополь горел желанием на них свалиться.
– Как дела? Чем вчера вечером занимался? – Очень наивно и дружелюбно спросил Като у Арти после хлипкого рукопожатия.
– В смысле, чем? В клубе был! Не дома же сидеть. – Крайне ядовито ответил он, высокомерно отводя взгляд в сторону и не отрываясь от печатания в телефоне. Казалось, экран то и дело треснет.
– Понял… – Весьма обыденно ответил недоумевающий Каткема, пока медленно доставал учебники из портфеля. – Чувак, что случилось?
– Да ничего не случилось… вчера хотели всем потоком собраться, потусить нормально. Договаривались же давно. Но до тебя, как обычно, хрен дозвонишься. И меня, и Анну обломал. – Все больше свирепствовал Артед, на глазах краснея, как переспевший помидор.
Несколько сплетников, сидящих позади, обратили на них свои важные, величественные взоры. Не сказать, что они были удивлены, шумный и говорливый Арти частенько не следил за громкостью интонации.
– Че орешь то?! Виноват я, что не смог вашу “важную” вечеринку навестить!?
– Ага, не смог он, кому ты рассказываешь. Твои дела – это с унылым видом завалиться домой на кроватку и о всякой философской чуши “размышлять”. Цену себе набиваешь, вот наша всеобщая претензия к тебе. И на тусовки ты не ходишь, потому что якобы себя выше нас, плебеев, ставишь. Не твоего уровня утехи, а? – Разошелся ни на шутку Арти и даже отложил телефон. Внимание большинства сидящих они все-таки привлекли.
– Ты что несешь? Вы что меня за спиной уже каким-то выскочкой успели заклеймить! – Еле сдерживался Като. У него быстро промелькнула мысль, что этот скандал может испортить и день, и дружбу. Он попытался успокоиться. – Слушай, наверняка есть вещи, из-за которых можно на меня дуться, и есть за что мне предъявить. Но сперва скажи, пожалуйста, причем здесь Анна?
Негодование Като выдавало то, что он без конца сворачивал тетрадку в рулон.
– Не съезжай с рельс, мы сейчас о тебе говорим. Значит, ты признаешь все вышесказанное? – Промолвил Артед, барабаня пальцами по старой разрисованной парте.
– Нет! – Мгновенно бросил Като, отрицательно замахав головой, – ты возвел все в абсолют, вчера я, правда, был занят… точнее, мне нездоровилось, и я лег рано спать. Однако, если честно, то я все равно, скорее всего, не пошел бы в клуб. Мне просто не интересен подобный досуг. Допустим, пошел бы весь поток в другое место, то и я бы, скорее всего, согласился.
Каткема решил оставаться честным, чтобы восстановить доверие и усмирить пыл товарища. Артед замолк и проницательно выжигал взглядом своего приятеля. Слова Чешуа ему вовсе не понравились, и сейчас вредина натягивал тетиву, чтобы выстрелить еще мощнее, сразу наповал. Расстроенная Анна вчера рассказала Арти про то, что Като высмеивал его поведение перед Фролой. Кряжистый товарищ и раньше подмечал неодобрительный, высокомерный взгляд своего друга, но на сей раз чаша терпения переполнилась.
Внимание публики на сей раз заняла цокающая на каблуках секретарша в той же обтягивающей юбке. Она долго шагала по коридору прямо напротив открытой двери их аудитории.
– А кто инициатором и организатором встречи то был? Целых два потока собраться сами по себе не могли. – Безмятежно спросил Като, восприняв паузу за добрый знак и, наконец, оставив в покое тетрадь.
– Ну, во-первых, второй поток был лишь частично, компания Мусы и другие парни не пришли. А, во-вторых, сейчас ты удивишься: Ми-фенг, Ланс и Кел. – Хладнокровно начал коварную “шахматную партию” Артед, едва заметно прищуриваясь.
– Что? Но они же последние уроды, как вас угораздило с ними пересечься?
– Кто бы говорил. Они организовали вечеринку в знак извинения перед потоком за тот случай. Просто… нужно узнать их поближе, чтобы отогнать ложное первое впечатление. Не суди книгу по обложке… честно, ребята – красавчики, все быстро и ловко сделали, держали всю тусовку под контролем, со всеми познакомились и сдружились. Даже я, Фрола и Анна с ними нашли общий язык. Кстати говоря, о твоей типа девушке. Она скучала по тебе вчера… но потом мы ей объяснили, что не стоит ради такого сухаря слезы лить, и получилось. Девчонка наконец-таки раскрепостилась и отожгла вместе со всеми, как и подобает молодежи. – Продолжал ехидно Арти, все накаливая ампулу, под названием сердце Каткемы. Самострелы, постепенно развешенные в течение последних трех лет, начали палить залпом.
Раздражали также и дерущиеся на задней парте охламоны, которые умудрились грохнуть стул на древнейший ламинат.
Като молчал, будучи в полной растерянности. Его будто бы бросили в мясорубку и начали медленно прокручивать. Тревога вызвала вопросы об Анне, тревога начала истерично скрещивать мысли про нее с фразами Арти про то, что наивная девчушка хорошо отожгла вчера и что познакомилась с троицей. Простыми знакомствами с такими красотками, как было известно, эти парни не ограничивались. Она же из-за своей наивности могла спокойно растаять от беспрерывного потока комплиментов. Чешуа смотрел под парту с подавленным, но суровым лицом. Арти был счастлив.
– Понимаешь, мой дорогой друг, эти парни реально знают, что делают. Они так хорошо вчера сказали в одном из пьяных тостов, что жизнь коротка, а молодость еще короче. Сейчас идут наши золотые годы. Нельзя их спускать в унитаз уныния и скуки, нужно кайфовать, веселиться, наслаждаться жизнью, которая во взрослом этапе ничем хорошим не сулит. Когда ты еще сможешь так ярко пожить? Больше подобной свободы не будет! Ты-то уж должен это понимать. Сейчас ради твоего же блага распинаюсь. – Покрасневший и вспотевший лепетал Артед, как по нотам. Он резко перешел от желчи к философским дружеским нравоучениям.
“Идиот, кретин, баран, жалкий ублюдок, что за пургу ты несешь? Ты бы на себя и вокруг посмотрел. Так разве выглядят золотые годы?”, – кипела этими мыслями голова Каткемы. В классе стало еще темнее. Включать свет никто не собирался. Предпочтение оставалось за мраком.
Чешуа в период юношеского становления для себя хорошенько уяснил, что нужно очень внимательно фильтровать все жизненные парадигмы, которые пытается навязать общество. Все люди разные, всем нужно разное. В данной же ситуации Като сразу заметил обратную сторону монеты. Неправильно было рассуждать, что дальнейшая жизнь ничем хорошим не сулила, неправильно было думать, что золотые годы могли быть только в молодости. Человек либо всегда наслаждается жизнью, либо никогда. Кроме того, тусовщики всегда умалчивали, что после счастливого веселья появляется куча проблем, которую предстоит разгребать.
– Давай про Анну подробнее. Ты сказал, что она с ними познакомилась и потом оторвалась. Она была весь вечер с вашими “королями” вечеринки что ли? – Очень твердо, сухо, но грозно спросил Като, не отводя глаз от пола, от своих испачканных в грязи туфлях.
– Я не знаю, вроде бы нет… я ее потерял из виду потом, помню только отжигала в толпе на танцполе. – Неуверенно солгал Арти, бегая глазками, как пугливый кролик.
Наихудшие опасения начали подтверждаться, у Като застрял ком в горле. Как только он собрался дальше разбирать по полочкам ложь Арти, зашел преподаватель. Низколобый облажался, но затем, после нервного вздыхания, снова начал сверлить Чешуа жгущим проницательным взглядом. Като наконец-таки понял, почему атмосфера в классе была, как на похоронах. Потому что вчера большинство курсантов продали свои души дьяволу.
Каткема не мог спокойно сидеть рядом со своим когда-то близким товарищем, Артед стал для него отвратителен. Он прогнулся и изменился под влиянием каких-то уродов, потерял себя, как безмозглый ведомый.
Сегодня у женского потока снова не было одной пары. Преподавателя постоянно вызывали в город, и они, закутанные в шали поверх блузок, решили заглянуть целой прорвой на стадион. Като увидел Анну еще в коридоре, но она уже не смотрела на него, как прежде, не мчалась к нему в объятия с широкой улыбкой. Фрола и пара подружек Анны, не скрывая ехидной улыбки, косились на них. На улице заморосил слабый дождик.
– Привет. – Энергично начал Чешуа, не скрывая своей озлобленности. Он заметил ее еще издали и подбежал, чтобы успеть поймать.
– Привет. – Ответила она холодно, а во взгляде читалось безразличие. Чешуа не мог поверить, перед ним как будто стоял совсем чужой человек. Даже ее лицо лишилось того играющего румянца, появилась какая-то жуткая бледность. Курсант впервые почувствовал холод с ее стороны.
– Прости, что вчера опять был недоступен, мне было нехорошо. Стыдно перед тобой в очередной раз.
Он выжигал ее страстным взглядом, нежно взяв за кругленькое плечо. Анна же прикусила губу. Раньше ей бы понравился такой жест, но только не сегодня.
– Угу. – Буркнула она, упорно смотря в сторону. Девичьи некогда вьющиеся локоны теперь были намертво и бездушно выпрямлены.