Като лёг спать в полшестого вечера, что уже входило в привычку, и мгновенно вырубился, проспав до половины седьмого утра. Зато после пробуждения Каткема был очень бодрым, выспавшимся и полным сил. После сна его разум был свеж по сравнению с вчерашним днём. “Да и чего мы так себе нервы трепали, будто случится что-то”, – думал он. Но матери от вчерашних мыслей не удалось так быстро и легко отойти. Весь вечер и полночи её тревожили иллюзии о том, что плохого может случиться с Каткемой. В них он был совершенно беспомощным. Пока курсант завтракал и собирался в академию, Алисия три раз повторила отцовскую последовательность действий и наставляла, чтобы любыми путями Като сберег себя. Дошло вплоть до того, что она опять со слезами на глазах предлагала сыну остаться дома.
– Да что ты такое говоришь! Всё будет в порядке, обещаю. Ты же знаешь, мы не можем пойти против указа властей, – вспыхнул Като и обнял свою мать.
Она молча кивала головой и невольно растирала свои мокрые щеки о плечо сына. Като вышел из дома и воздушно начал спускаться по лестничной клетке, чтобы поскорее попасть на свежий воздух. Он шел по улице, полный энергии, в нем уже не было той обычной вялости, которая любила преследовать чрезмерно спящих людей. Воздух был насыщен свежестью, в которой дышалось очень легко и приятно. Каткема в считанные минуты успел к началу общего сбора в академии. Всех курсантов отправили на склад получать обмундирование: им выдавали всё те же стандартные дубинки, защиту и шлем. Только в этот раз не старье, в котором они занимались на стадионе, а новенькую, целую, окрашенную броню. Темно-синие щитки аж сверкали на свету. Помимо этого, салагам дали специальные кожаные толстые ремни с различными карманами. На поясе боец должен был зацепить палку, рацию, маленький компактный набор аптечки для оказания первой медицинской помощи, небольшой нож, тряпочку, фаер и одну дымовую шашку. Всех новоиспеченных затем выстроили в одну длинную шеренгу на стадионе, и через громкоговоритель Мюрг перечитывал распоряжения фельдштриха. Лица у ребят были замученными и несчастными, цвет кожи бледный, а под глазами отчетливо вырисовывались мешочки. Видимо на всех, как и на Като, вчера тяжело повлияли последние новости. Затем Мюрг сказал, что район разбивается на секторы, которые будут патрулироваться по тройкам, а далее принялся объявлять эти тройки вместе с прикрепленными секторами. Като определили в тройку с чокнутой Элли и Стивом.
Стив был печально известен своей болезнью “ставок”. Все деньги, которые давали ему предки, он сливал в букмекерских конторах с друзьями, с коими любил и подвыпить. Его короткие усики, бородка, отекшее лицо и висевшая бледная кожа на щеках говорили не меньше других болтливых языков о его любви к разгульному образу жизни. Ростом он доходил до двух метров, но был очень худой и на бойца совершенно не походил. Чокнутая Элли же была полностью противоположна своим видом вечно уставшему и полусонному Стиву. Энергия этой бирюзововолосой девушки лилась из всех пор. Она постоянно была, как заведенный мотор. Элли считалась одной из тех немногих девушек-курсантов, кто добровольно захотел вступить в ряды патрульных. Личико у нее было пухленькое, овальной формы, как и кончик носа; глаза серо-зеленые, кожа не ухоженная, а макияж и вовсе отсутствовал. Выглядеть красивой перед обществом было явно не в ее интересах. Такая вот парочка досталась Каткеме. “Ну, хоть с ней скучно не будет”, – думал он, глядя на дергающуюся без конца, гиперактивную Элли.
На тесном затемненном бронетранспортере их довезли до “Нокохамы”. Короткая дорога казалась мучительно долгой из-за того, что в машине было очень душно. По пути курсантам объясняли их простую, незаурядную задачу. Они должны были просто наматывать круги по выделенным секторам и следить за порядком. И если бы появились какие-то крупные правонарушения или беспорядки, то необходимо было вызвать по рации подмогу, в лице курсантов с соседних секторов. Трижды в день ребята меняли локации по специально разработанной змейке, изображенной на карте, которая висела в транспортёре.
В общем и целом, “Нокохама” был индустриальным районом с низкими многоквартирными домами, которые застраивали еще в прошлом столетии. Конечно, здесь присутствовали недорогие кафе и магазинчики самого разного толка. Выглядели постройки откровенно старыми: неокрашенные серые кирпичи выцвели, оконные рамы были деревянные, в переулках лежал кучами мусор, а стены были изрисованы граффити вкупе с грубыми фразами. Было солнечно, но облака не ушли далеко и поэтому часто спасали влажные спарившиеся головы в касках. Ослабление летнего солнца уже чувствовалось, но после вчерашнего ливня все быстро высохло, и только редкие огромные лужи лежали в низинах.
Что же можно было сказать про такую работу? Скучнее занятия и придумать было нельзя. Шел рабочий день, все жители находились на работе или на учебе. Такая скука прерывала чувство страха на раз, и Като через некоторое время пожалел о своих напарниках. Стив рта не раскрывал и даже по сторонам не смотрел, а просто вяло плелся за Элли и Като. Чокнутая же говорила без остановки. Она надоела Каткеме уже через тридцать минут своими рассказами о будущей военной карьере, как она рада, что её взяли в патруль, как она готова безмятежно и бескорыстно служить городу. Элли была из сорта людей, которые из-за своего суетливого и чрезмерно энергичного темперамента отбирали все силы у окружающих. Это и случилось с Като, который вскоре выровнился со Стивом и тоже свесил голову. Толка от них было мало. Вскоре Стив снизил свою скорость ходьбы до уровня ковыляния старых бабушек, Като же автоматом продолжал идти между ними, не давая усталости и унылости взять над ним вверх. Так, пиная под ногами листья, они проходили весь день с одним перерывом на обед, кроме Стива, который еще в самом начале патруля втихомолку быстро заглянул в ларек и купил там шаверму. “Охренеть, я на этом страшном патруле боюсь жизнь свою отставить, а этому хоть бы хны, кажется, ему вообще по барабану, лишь бы желудок набить. Какой же уровень беспечности… хотя, наверное, он себе мозги так не делает, как мы всей семьей”. – Думал тогда Като с бегающими боязливыми глазками.
– Нам не положено есть на патруле, кроме как во время обеда! – Рявкнула Элли, которая, видимо, из-за высокого уровня ответственности тоже плохо управляла своими эмоциями.
– Отвянь, я не завтракал, от меня голодного иначе толку просто не будет, – сонно промямлил тот.
– Будто от тебя может быть хоть какой-то прок…
– Ты зато смотри, какая она здесь вкусная, – Стив аппетитно нюхал шаверму и показывал ее содержимое, – хрустящая курочка, соус обалденный, свежие помидорчики, огурчики, хрустящие листья салата, лаваш тоже на вкус и аромат, мммм, объедение одним словом. А я ожидал увидеть, что здесь крыс они жрут. Вот не послали ли бы нас в Нокохаму, и мы бы не узнали о существовании этой забегаловки, которая крутит шаверму, похоже, одну из лучших во всем полисе.
– Если еще хоть слово скажешь мне о еде, я тебя дубинкой огрею! Раз купил, то жуй молча хотя бы!
– Поддерживаю Элли! – Вставил свое слово Като.
– Хорошо, хорошо, я молчок, – закончил Стив и начал на показ с превеликим аппетитом поедать фастфуд.
Элли и Каткема ушли с гордыми лицами, но местечко все же приметили на будущее.
Ближе к вечеру улицы стали оживленными, все начали приходить с работы. Обычные, добрые и отзывчивые работяги гуляли, сидели в верандах кафе, выпивали, объедались дешевой, но невероятно сытной едой, а дети резвились рядом. Складывалось ощущение, будто бы эти люди жили вблизи не самого опасного района города, а в райском саду. Глядя на них, Като вдруг осознал, насколько всё-таки изнежили его родители, насколько они сделали его жалким. Смотря на счастливые лица играющих в догонялки детей, собственная ничтожность чувствовалась особенно остро. Вдруг в Като случайно плечом врезался один играющий паренек. Курсант наблюдал, как мальчуган пытался поймать в догонялках остальных, но из-за развязавшихся шнурков постоянно падал. Мальчуган вставал, потом снова падал, и так раз за разом, пока не догадался сначала завязать кроссовки. Затем он сразу же настиг дразнящих целей. Чешуа слегка тронуло это, но через мгновение эпизод выветрился из головы.
В основном, вид полицейской формы не смущал граждан, все они были очень доброжелательными с курсантами, встречали их искренними улыбками и радостными приветствиями. Элли то и делала, что постоянно сюсюкалась с бродячими животными и давала пять ребятишкам. Като сначала мялся и брезговал, но после тоже вошел во вкус и разделял радость с обычными работягами. Даже некоторые юные красавицы, стоящие кучками у веранд, жадно сопровождали раскрепостившегося молодого копа взглядами. Только пропитые высотники-монтажники, которые побывали на том митинге, с отвращением смотрели вниз, кривив беззубые рты, и сплевывали на трех точек в полицейской форме. Но боковой ветер отводил содержащую весь гнев и отвращение макротистую слизь от доброжелательных курсантов.
Весь район, конечно, выглядел далеко не благоустроенным. Места общепита тоже ведали лучшие времена, хоть и были государственными. В укромных местах без камер бездомные разжигали костры в бочках и грелись, некоторые даже подставляли рядом всякую выброшенную мебель, садились рядом друг с другом, пели песни, бренчали на гитаре, веселились и играли в карты. Это было настолько мило и душевно, что ни у кого даже рука не поднялась разогнать их. Стив исподлобья наблюдал за картежниками, затем попросил Элли немного постоять рядом с кострами. Именно её преподаватели назначили за главную их мини-отряда. Поначалу, невежественному Каткеме крайне не нравилась такая женская власть, но затем он осознал, что среди их тройки Элли – это был, пожалуй, лучший выбор.
– Мы при исполнении не играем с гражданскими в настольные игры, не разрешаю! – Грозно ответила ему она, вглядываясь на свои неухоженные ноготки.
– Хотя бы на пять минуточек, мне их обыграть ничего не стоит. – Промычал нудно Стив, следя за игрой неумех.
Като отвлекся на подростков, играющих в регби с баскетбольным мячом. Вдруг в его сторону полетел шальной оранжевый прорезиненный шар, но курсант успел среагировать и поймать мяч. Он вернул его и начал наблюдать за игрой: один крепкий низкий паренек прорывался сквозь всех игроков, без остановки финтуя и отбегая назад. Игроки вражеской команды резко вскрикивали, чтобы напугать его, однако парень был не промах и, как локомотив, прорывался дальше, пока не забросил мяч в кольцо. Все тут же похлопали ему за хорошую игру.
И тут Чешуа неожиданно торкнуло. Возможно, второе показательное стремление к победе – это некий знак, подсказывающий ему, что он не должен был сдаваться.
– Я все сказала!
Стив больше не стал возражать. Он считался с ее мнением, так как своим лидерством Элли негласно успела подчинить завзятого игрока, а Като же был с ней согласен. Стив снова заковылял позади, сунув незаметно в ухо наушник.
– А он ведь обиделся. – Подметил Като, щура глаза от яркого заката.
– Мне плевать, ненавижу картежников. – Огрызлась Элли, широко шагая вперед, как бывалый вояка. Некоторые прохожие даже сторонились ее.
– У меня похожая история с полицейскими… – сказал колко Каткема, спрятав под шуткой истину.
Элли сделала вид, будто этого не услышала, и знак был им понят.
– Почему же так недоброжелательно?
– Они только и умеют, что всаживать заработанные деньги. Потом лезут в долги, начинают пьянствовать и прожигать жизни. – Весьма сурово говорила она, заправляя длинные косы.
Ее покрашенные в бирюзовый цвет волосы были заплетены в две косички, засунутые за воротник, чтобы противник не смог потянуть за них при случае.
– Не все же так критично. Это, конечно, очередная форма зависимости, соглашусь, но многие, например, на ставках, только приумножают свои богатства.
– Нихрена они не преумножают, это не выгодно букмекерским конторам. – Очень внушительно промычала капитан тройки, не смывая с себя хмурых красок.
– Хм, ладно… – Замолк Чешуа, так как понял, что у нее была какая-то сильная личная неприязнь к этому дело, очень субъективная неприязнь, с которой спорить себе дороже.
Элли презирала ставки не только из-за практической стороны вопроса. По ее мнению, навеянному строгим отцом, такие интересы приучали человека к привычке – давать другим вершить свою судьбу, перекладывать ответственность.
Они продолжали патрулировать, и Като поражала обстановка вокруг. У людей ни гроша в кармане, старая одежда, убогие дома, но на улицах ощущалось полное довольство жизнью. Самый бедный дистрикт полиса играл самыми живыми красками. “Наверное, для счастья многого и не нужно. Вот чего нельзя сказать о нас богатеньких толстосумах, боящихся впасть в депрессию из-за всякой ерунды. Хотел бы я научиться радоваться жизни и наслаждаться ею, как эти работяги”, – раздумывал с белой завистью Като. Вероятнее всего, Каткема снова был слишком строг к себе, и ему бы следовало стать более простодушным, стать как жители этого славного района. Сейчас Чешуа смотрел на ослепляющий закат, освещающий его желтыми тепленькими лучами, и чувствовал благоговение, полное воодушевления.
Так спокойно и размеренно прошёл первый день. А за ним так же второй и третий. Даже сама Алисия начала успокаиваться и понимать, что зря нервничала.
Глава 8. Первое столкновение
Шёл четвёртый день патрулирования. Наступили вечерние сумерки. Фонари еще не загорелись. Все люди зашли по домам. Последние магазинчики и кафе закрывались. Стояло абсолютное затишье, кроме грохота в мусоре, где сцеплялись в жестоких битвах кошки.
Кудрявый, невысокий, плотный, с множеством родинок на лице Гарам заканчивал патрулировать свой сектор. Он служил в полном соответствии со словами, которые тогда были донесены Власу. Даже сейчас, когда силы и внимание были на исходе, он оставался бдительным, продолжал повторять себе “возвращайся к работе”. В паре с ним шли непутевые друзья Зверя, которые неделю назад на китайской ярмарке грубо подшутили над Анной и которые впоследствии испугались угрозы от Каткемы. В общем и целом, Гарам был от них тоже не в восторге. Патрулировали оболтусы, спустя рукава, болтали постоянно о всяких отвлеченных делах и обсуждали жителей района, клеймя их бедняками и нищими. После того, как и Гараму пришлось наехать на них пару раз, оболтусы остепенились. Смена уже заканчивалась, они проходили маршрут в последний раз и уже хотели направиться к точке сбора, как вдруг, в небольшом магазине вниз по улице, где продавали цифровую технику, раздался грохот – звук битого стекла и вопль девушки.
– Там что-то стряслось! – Осекся Гарам, мгновенно обернувшись на шум.
– Чувак, ты чего, у нас вот-вот конец дня, мы уже можем спокойно уйти, не стоит туда лезть, – промычал один из напарников, возмущенно размахивая руками и оглядываясь, не взбаламутились ли жильцы, не высовывались ли они из окон.
– Говноеды вы! Там же люди в опасности! Я пошел на помощь, а вы как хотите. – Злостно ответил Гарам, вызвал по рации подкрепление и один побежал к тому магазинчику.
Вдоль улицы недавно прошла поливочная машина, и вся правая полоса была залита грязью, левая же блистала чистотой. Два труса двинулись вниз до переулка по левой полосе, опасно проскальзывая и замазывая всю обувь. Гарам же выбрал путь по правой стороне, чистый и гладкий. Как ему говорил отец: “Если убежишь однажды, то будешь убегать всю жизнь, а такие люди занимают последние места в этой жизненной игре”. Гарам привык рисковать, привык геройствовать, и если даже он терпел поражение, то не считал себя проигравшим. “Проигрывает человек лишь тогда, когда не встает после поражения; если продолжать бороться, то сожаления не будет. Сожаление появится, если поддашься страху и опустишь руки”, – проговаривал он про себя заученные фразы, пока несся к месту.
– Отец, я не подведу тебя! – сказал он напоследок.
Когда Гарам молниеносно преодолел стометровку и подбежал поближе, то увидел разбитую витрину и входную переднюю дверь. Изнутри до него долетала негромкая речь. Повсюду лежали осколки стекла, а рядом валялись два кирпича. Он с неимоверной силой отворил дверь, отчего послышался громкий хлопок и стекло на двери лопнуло. Внутри всё также было разгромлено: валялись табуретки, телефоны, ноутбуки, стопки бумаг и стеллажи. Некоторые лампы у потолка тоже были раздроблены, другие же мрачно моргали. Телевизор, висящий в углу помещения с огромным отверстием посередине экрана, шипел и сверкал разноцветными полосами. Стена у входа была забрызгана кровью, и рядом на полу лежала женщина в белом деловом костюме. Она интенсивно истекала кровью – на шее виднелись глубокие кривые раны. Кожа на глазах бледнела, а дыхание прекращалось. Крови вокруг нее было так много, что вся входная площадка покрылась алой лужей. Задели артерию. Гараму сразу стало не по себе, глаза заслезились, а в горле пересохло. Время замедлилось. Он не слышал ничего вокруг и даже криков пожилого продавца за кассой.
За главной стойкой стоял плотный человек ростом с метр девяносто, в порванных джинсах, кожаной жилетке, с наколками на руках и банданой синего цвета. Густая щетина и торчащее толстое брюхо подчеркивали имидж байкера. Преступник, который был заляпан свежей кровью, держал в одной руке разбитую бутылку из-под пива, а в другой горло испуганного пожилого продавца. Заложник судорожно, хрипло просил не убивать его и взять все деньги из кассы.
– Стоять на месте! – Басом приказал Гарам, взяв в руки дубинку. – Не двигать…
Не успел Гарам закончить предупреждение, как преступник вонзил “розочку” прямо в живот кассиру.
– Стой! – Закричал пронзительно курсант.