Она рано собралась домой.
– Я вас провожу, – сказал он.
Она отказалась. Он настаивал:
– Почему вы не хотите? Вы меня жестоко оскорбляете. Не заставляйте меня думать, что вы меня еще не простили. Вы видите, как я спокоен.
Она ответила:
– Вам неудобно оставлять ваших гостей.
Он улыбнулся:
– Пустяки! Я отлучусь всего на двадцать минут. Никто и не заметит. Ваш отказ обидит меня до глубины души.
Она прошептала:
– Ну хорошо, я согласна.
Но как только они очутились в карете, он схватил ее руку и стал страстно целовать.
– Я люблю вас, люблю вас. Позвольте мне это сказать. Я не прикоснусь к вам. Я только хочу повторять вам, что люблю вас.
Она пробормотала:
– О… После того, что вы мне обещали… Это дурно, очень дурно…
Он притворился, что с трудом владеет собой, затем продолжал сдержанно:
– Вы видите, как я владею собою. И в то же время… Но позвольте мне, по крайней мере, вам сказать… Я люблю вас… Позвольте повторять вам это каждый день… Да, позвольте приходить к вам на пять минут и на коленях перед вами, у ваших ног, произносить эти три слова, глядя на ваше обожаемое лицо.
Не отнимая у него руки, она ответила, тяжело дыша:
– Нет, я не могу, я не хочу этого… Подумайте, что будут говорить, что подумает моя прислуга, мои дочери… Нет, нет, это невозможно.
Он продолжал:
– Я не могу больше жить не видя вас. Пусть это будет у вас или где-нибудь в другом месте, но я должен вас видеть каждый день, хотя бы на минуту, я должен прикасаться к вашей руке, дышать одним воздухом с вами, любоваться очертаниями вашего тела, вашими прекрасными большими глазами, которые сводят меня с ума.
Она слушала, вся трепеща, эту банальную музыку любви и бормотала:
– Нет, нет, это невозможно. Замолчите!
Он говорил ей совсем тихо, на ухо, понимая, что эту простодушную женщину надо брать постепенно, что надо вынудить ее согласиться на свидание – сначала в том месте, где захочет она, потом уже, где захочет он.
– Послушайте… Это необходимо… Я вас увижу… Я буду вас ждать у дверей вашего дома, как нищий… не выйдете, я поднимусь к вам, вас увижу… я вас увижу… завтра.
Она повторяла:
– Нет, нет, не приходите. Я вас не приму. Подумайте о моих дочерях.
– В таком случае скажите, где я могу вас встретить… на улице… где хотите… в какое угодно время… мне все равно, лишь бы вас видеть… Я поклонюсь вам… я вам скажу «люблю» и уйду.
Она колебалась, окончательно растерявшись. И так как экипаж подъезжал к ее дому, она быстро прошептала:
– Ну хорошо, я буду завтра в половине четвертого у церкви Трините.
Затем, выйдя из экипажа, она крикнула кучеру:
– Отвезите господина Дю Руа домой!
Когда он вернулся, жена спросила его:
– Где это ты был?
Он тихо ответил:
– Я должен был отправить спешную телеграмму.
Госпожа де Марель подошла к нему:
– Вы меня проводите, Милый друг? Вы ведь знаете, что я езжу обедать далеко только с этим условием… – Затем она прибавила, обращаясь к Мадлене: – Ты не ревнуешь?
Госпожа Дю Руа ответила медленно:
– Не очень.
Гости расходились. У госпожи Ларош-Матье был вид провинциальной горничной. Дочь нотариуса, она вышла за Лароша, когда он был еще незаметным адвокатом. Госпожа Рисолен, пожилая жеманная особа, была похожа на бывшую акушерку, получившую образование в читальнях. Виконтесса де Персемюр смотрела на них свысока. Ее «белая лапка» с отвращением прикасалась к этим грубым рукам.
Клотильда, закутавшись в кружева, сказала Мадлене, прощаясь с нею у выхода:
– Твой обед удался превосходно. Скоро у тебя будет первый политический салон в Париже.
Как только она осталась вдвоем с Жоржем, она сжала его в своих объятиях.
– О мой дорогой Милый друг, я люблю тебя с каждым днем все больше!
Экипаж, увозивший их, качался, как судно.
– В нашей комнате лучше, – сказала она.
Он ответил:
– О да!
Но мысли его были всецело заняты госпожою Вальтер.
IV