– Я думаю о продолжении, которое ты должен был написать тогда и которое… ты бросил, не окончив. Мы могли бы теперь за него взяться. Это дало бы нам превосходную серию статей, очень своевременных.
Он ответил, усаживаясь перед тарелкой супа:
– Отлично, теперь этому ничто не помешает, когда рогоносец Форестье отправился на тот свет.
Она резко ответила сухим, оскорбленным тоном:
– Эта шутка более чем неуместна, и я прошу тебя положить этому конец. Я терплю ее и так слишком долго.
Он хотел иронически возразить, но в это время ему подали телеграмму, содержавшую всего одну фразу без подписи: «Я совсем потеряла голову, простите меня и приходите завтра в четыре часа в парк Монсо».
Он понял и, внезапно преисполнившись радости, сказал жене, опуская телеграмму в карман:
– Я больше не буду этого делать, дорогая. Это глупо, признаюсь.
И он принялся за обед.
Во время еды он повторял про себя эти слова: «Я совсем потеряла голову, простите меня и приходите завтра в четыре часа в парк Монсо». Итак, она уступила. Ведь это означало: «Я сдаюсь, делайте со мной что хотите, где хотите и когда хотите».
Он засмеялся. Мадлена спросила:
– Что с тобой?
– Ничего особенного, я вспомнил одного священника, которого только что встретил, у него была презабавная физиономия.
На другой день Дю Руа явился на свидание точно в назначенное время. На всех скамьях парка сидели люди, изнемогавшие от жары, и равнодушные няньки, которые, видимо, мечтали, пока дети играли песком на дорожках.
Госпожу Вальтер он нашел среди искусственных руин, возле которых был источник. Она ходила вокруг небольшой колоннады с беспокойным и подавленным видом. Как только он с ней поздоровался, она сказала:
– Сколько народу в этом саду!
Он обрадовался предлогу.
– Да, это правда; хотите, пойдем куда-нибудь в другое место?
– Но куда же?
– Все равно куда. Сядем хотя бы в карету. Вы опустите занавеску с вашей стороны и будете в безопасности.
– Да, пожалуй, так будет лучше; здесь я умираю от страха.
– Хорошо, через пять минут вы найдете меня у выхода на бульвар. Я вернусь с экипажем.
И он быстро удалился.
Как только они очутились в карете, она тщательно задернула окошечко со своей стороны и спросила:
– Куда вы велели кучеру нас везти?
Жорж ответил:
– Не беспокойтесь ни о чем, он знает.
Он дал кучеру адрес своей квартиры на Константинопольской улице.
Она продолжала:
– Вы не можете себе представить, как я страдаю из-за вас, как я терзаюсь и мучаюсь. Вчера я обошлась с вами жестоко в церкви, но я хотела во что бы то ни стало бежать от вас. Простили ли вы меня?
Он сжал ее руки:
– Да, да, чего бы я вам не простил, любя вас так, как люблю!
Она смотрела на него умоляющим взглядом:
– Послушайте, вы должны мне обещать, что будете уважать меня… что вы не… Иначе я не смогу с вами больше видеться.
Сначала он ничего не ответил; на губах его играла тонкая улыбка, которая так волновала женщин. Потом он прошептал:
– Я ваш раб.
Тогда она начала ему рассказывать, как она впервые поняла, что любит его, узнав, что он собирается жениться на Мадлене Форестье; она припоминала разные подробности, мелочи, дни.
Внезапно она замолчала. Карета остановилась. Дю Руа отворил дверцу.
– Где мы? – спросила она.
Он ответил:
– Выйдите из экипажа и войдите в этот дом. Там нам будет спокойнее.
– Но где мы?
– У меня. Это моя холостая квартира, которую я снова нанял… на несколько дней… чтобы иметь уголок, где мы могли бы встречаться.
Она ухватилась за подушки экипажа, в ужасе при мысли о свидании с ним наедине, и пролепетала:
– Нет, нет, я не хочу! Я не хочу!
Он произнес решительным тоном:
– Клянусь вам, что буду относиться к вам с уважением. Выходите. Видите – на нас смотрят. Вокруг уже собирается народ. Скорее, скорее, выходите.
И повторил:
– Клянусь, что буду относиться к вам с уважением.
Торговец вином с любопытством смотрел на них, стоя в дверях своей лавки. Ее охватил страх, и она бросилась в подъезд. Она хотела подняться по лестнице. Он удержал ее за руку: