Питомцы апокалипсиса

– Умник, перемещать Светом предметы или живые существа возможно, только если известны их точные координаты. К примеру, контроллеры на Земле каждый день отправляют на Люмен координаты новых запасов еды или одежды для гешвистеров. Или игрушек для вашей парковой зоны. Или же новых питомцев Центра.

– Когда меня похитили из земной больницы, – пробормотал я, – не было рядом никаких контроллеров.

– Ты так думаешь, – сказал Дарсис. – Контроллеры – это земляне, которые служат ананси. Взамен мы лечим их родных и близких от смертельных болезней, с которыми люди не знают, как бороться. Продвинутая медицина ананси – последняя надежда для отчаявшихся, готовых на все людей. Вся Земля кишит нашими шпионами.

Я скрипя зубами выдавил:

– Но почему ананси выбрали именно меня? И Ману?

И Никсию. И Сильвию. И Динь-Динь. И тысячи других.

Дарсис смотрел на спальник Маны.

– У контроллеров на Земле четкие инструкции. В подопечные Центра годятся только дети десяти лет из тяжелой социальной среды со здоровой психикой и с позитивным мышлением.

Я прижал колени к груди. Именно этих качеств не хватает ананси-детям – психического здоровья и позитивных мыслей. Вот архнот Гертен и достал им питомцев – нас, землян! – для подзарядки. А тяжелые социальные условия – несладкая жизнь Маны в латинском гетто, мой сбежавший отец и моя мертвая мать – просто проверка на вшивость, что живые батарейки выдержат семилетний срок службы на чужой планете.

Ночь наполняли тихие мерные звуки: шелестела листва, плакали цикады. Черные силуэты деревьев вонзались в звездное небо. Я хотел спать. Но не видеть кошмаров с муками Лены я хотел еще больше. Вместо ветра и снега пусть лучше в глаза хлещут искры костра. И я подкинул дров в костер.

Дарсис и Мана спали крепко, их губы источали тихий ровный сап. Когда вдалеке протяжно завыл дьяволк, Дарсис разрыдался. Не открывая глаз, ананси заорал на оранжевые угли, на пляшущие тени деревьев, на падающую звезду с края небосвода. Голубые кулаки забарабанили по черной земле.

Плач ананси рассыпался на цветные пряди боли, злости, страха. Оглушенный, я едва успел огородиться барьером от водопада ярких красок. Такое количество векторов разорвало бы и великана.

Мана спокойно протерла глаза, встала и легла в спальник к Дарсису. Она опутала сплетенными пальцами затылок ананси и потянула его мокрое лицо в себя, вдавила себе в шею. Она зашептала что-то сбоку Дарсису в ухо.

Я не двигался, лишь стискивал зубы. Раза два ее губы точно коснулись складок голубого уха. Раза два она точно поцеловала голубую раковину.

Никогда мы с Юлей так не лежали, не крыли плотно друг друга, будто две механические шестеренки. Будто любовники. Моя сила прогоняла боль из Юли чуть ли не на расстоянии. Но у других землян, не эмпатов, нет выхода, кроме как скармливать паре-пришельцу свое тело. Вымаливать поцелуем спасение.

Дарсис судорожно дернулся и сдавил плечи Маны. Она тихо вскрикнула и продолжила читать мантру, почти неслышную на открытом воздухе. Перед Дарсисом мощное тело валькирии по-прежнему, даже без дурацкой «сыворотки», было беззащитно.

Наконец Дарсис утих и уснул. И Мана осталась в его спальнике до рассвета.

Когда бледный полусвет выхватил ближайшие стройные стволы, двинулись в путь. Дарсис вел нас по холмам и впадинам, пока бурлящий ручей не пересек нам дорогу, и мы не пошли вниз по течению. Мелкие лужи на илистом берегу чавкали под ботинками.

Периодически Дарсис вытягивал из-под рукавов зеленой куртки блестящие красные полоски и обматывал ими руки, ноги, грудь. К утру повязки самоисчезнут.

Чтобы сберечь время на смену одежды, Дарсис щеголял в походном костюме. Но ананси не под силу не выделять аксамит. Вдобавок им требовалось ощущать близость своих отделившихся клеток-однодневок. Такой вот непреодолимый инстинкт у высокоинтеллектуальных пришельцев.

Когда ручей влился в более крупную реку, из ее высоких берегов высунулись краснобрюхие камни. Там, где быстрые воды полностью освободили их из плена глины, невесомые волановые глыбы парили над кипящими потоками.

Перекрикивая шум вод, Дарсис сказал искать нам большой плоский волановый валун. Сразу за рассыпающимся обрывом я нашел подходящий – камень висел в воздухе прямо над водой. Мы по очереди запрыгнули на лопатообразную вершину летающего валуна. Глыба чуть опустилась под нами, и стена берега оказалась напротив наших лиц.

Вцепившись одной рукой в красный выступ камня, Дарсис выстрелил из гравипушки в глиняный склон берега. Коричневые обломки посыпались вниз. Отдача толкнула ананси, мы с Маной схватили его сзади, удерживая на камне. А сам камень поплыл над рекой к зелено-бурой полоске леса на противоположном береге. Еще через три выстрела гравиволнами мы преодолели реку.

Дарсис отдал гравипушку Мане, поручив ей добывать еду на привалах. Сам ананси достал из ранца за спиной второй пистолет с треугольным дулом – бозпушку – и засунул в освободившуюся кобуру под мышкой.

Мы двинулись прочь от реки, со всех сторон окружила густая чащоба. На привале Мана трясла гравипушкой чуть ли не перед моим и Дарсиса носами, прищуренными глазами высматривая на ветках птиц и летучих белок. Показушница, громко шепнул я. Легкий взмах квадратным стволом – и меня тут же усадили на сук в трех метрах от земли. Перекусили мы в итоге консервами из моего рюкзака.

Мы спускались по склону крутого холма, когда начали прорисовываться рисунки на коре стволов, прожилки листьев, труха гнилого валежника под ногами. Лес редел. Тогда засвистел гиперпилотник. Мы прыгнули в заросли, под широкие листья папоротников. Флаер сверкнул над нами как сиреневая молния и растворился в лиловой дали.

Дальше двигались, держась деревьев. Но недолго: к вечеру лес расступился. Впереди огромный алый шар над горизонтом заливал багряным смешанные ряды тяждеревьев в обхвате десятки метров. Широкие стволы вились по земле и друг по другу, как гигантские змеи.

Дарсис вынул из кобуры бозпушку и огляделся.

– Зачем карабкаться по тяждеревьям, когда там тянется обычный лес? – спросил я, указывая на широкий зеленый массив вдалеке справа. – Просто обогнем эту рощу.

– Ты не знаешь местность, умник, – глаза ананси вдруг затуманились. – Если обогнем, окажемся в другой части Вихревого леса. Нам суждено идти прямо…

– Суждено? – я схватил Дарсиса за куртку. – Что ты несешь?

– Полегче, Стас! – вмешалась Мана. – Дарсис знает, что делает.

– Я тоже хочу кое-что знать, – прорычал я Дарсису. – Например, зачем ты идешь к унголам?

Ананси обернулся ко мне, тонкие черные векторы полезли из голубого лица. Что, желтоглазый, не нравится, когда рабы умничают?

– За тем лесом, – указал ананси на далекий массив. – Проходят маршруты дозорных отрядов Гарнизона. Я сам не раз ездил по ним. Путь через рощу тяждеревьев безопасней. Поумнел, умник?

Я все еще цеплялся за ананси, хоть его бозпушка и смотрела мне на ногу.

– Просвети-ка еще насчет себя. С чего вдруг возжаждал приключений на свою тощую бунду?

Дарсис вскинул голову.

– На свою тощую что?

– Я тебя убью! – прошипела Мана. Я невозмутимо дернул куртку Дарсиса: Ну?

– Я иду узнать, не обманывали ли меня архонты, – ответил мрачно Дарсис. – Узнать, вернулась бы Мануэла через год на Землю.

Мана хлестанула меня по руке, и я отпустил ее бывшего хозяина. А Дарсис все говорил:

– Узнать, как архонты хотели наградить меня за службу.

Я глянул на ближайшую груду тяждеревьев.

– Пушками нельзя раздвинуть?

– Нет, лимит портативного гравиружья – полтонны, – сказал Дарсис. – Каждое тяждерево весит десятки тонн.

– А бозпушка?

– Распыляет только органику. Кора тяждеревьев – это слой тяжелых омертвелых клеток.

Я вздохнул: Всегда все сами.

И мы шагнули в рощу.