Питомцы апокалипсиса

– Нужно следить за ним. За вами обоими.

Мана подняла сжатый кулак. Что в нем? Камень – прибить меня?

– Если вдруг что – не вздумай вставать на нашем пути. Ты – слишком добрый. Никогда не понимаешь, что завел врага, пока он не надерет тебе бунду.

Удивляла Мана меня так раньше? Не помню.

– Сожалею, что думал, что не дерусь с тобой.

Мана вздрогнула и быстро зашагала в сторону опушки. Через три шага остановилась, вернулась обратно, взяла мою руку. Бронзовый кулак разжался и мне на ладонь упал сложенный в несколько раз шнурок от ботинка.

– Запасной, – сказала бразильянка и отвернулась.

Глава 19

Пики солнечных лучей били нам в головы. Каждый день, с рассветных до вечерних сумерек, мы вгрызались все глубже в охваченную душным жаром степь. Мой нос обгорел и шелушился. Хоть Мана и натягивала капюшон кофты до подбородка, прятала руки в карманах, ее лицо и руки все равно стали черными как плащ Бэтмена. Почти негра. Кожа Дарсиса тоже потемнела – вокруг желтых глаз словно вырезали по трафарету кусок предвечернего неба.

Ночью Мана всегда ложилась в спальник Дарсиса. Гладила его. Напевала тихую мантру ему в ухо. А себе в ухо тянула его мокрое лицо. А мои уши болели от этих сливавшихся с плачем цикад тягучих звуков. Красный ассасин плакал и потел, не просыпаясь. Золотой свет трех полных лун стекал с их прижатых друг к другу лиц на колышущуюся траву. Меня не стеснялись. Что им я? Что им весь мир?

А я уже понял: моя задача – держать этих двоих порознь. Пока Мана тоже не превратилась в бездушного ассасина. Но ночью оставалось только притворяться спящим и искать виноватых во всех бедах. Кандидатов хватало. Контроллеры на Земле. Пришельцы с их безыгольными шприцами. Дурацкая «сыворотка». Дурацкая жизнь.

Когда я наконец засыпал, то видел человека без лица. Иногда на нем сверкал медалями синий мундир, иногда на пустоте вместо лица вдруг прорезались узкие шафрановые глаза.

Из дичи попадались только костлявые ящерицы и пальчиковые змейки на один зуб. Консервы с печеньем берегли. Однажды я проснулся в темноте от того, что больно кусал пальцы.

На девятый день в степи, преодолев гребни редких холмов, мы наткнулись на маленькое озеро – оазис посреди жарких равнин. Чистая вода качалась в обруче золотых песчаных берегов.

– Отсюда двигайтесь тихо. Место хорошее для стоянки табуна, – сказал Дарсис, когда остановились на короткий отдых на подступе к озеру. – Главное, не наткнуться на кочевое племя ллотов. Мизгоров или сетников.

– Сетники? – сказал я. – Что у ллотов за любовь к паучьим кличкам? А у них нет племени муховоров? Или ниткопрядов?

Только брякнул «нитко…» – сразу скинул рюкзак с плеч. Вытряхнул его содержимое на пыльную землю. Консервные банки звонко стукнулись. Дарсис закатил узкие зрачки.

– Сказал же – тихо.

Серый мешочек с осьминогом забился в угол рюкзака. Вот он: забытый подарок. Аксамитовая нить исчезла, – конечно, испарилась дней двенадцать назад. Внутри мешочка смялась тонкая записка. На ней вытянутыми острыми буквами рука Юли написала:

«Стас вернется к Лене».

Я сморгнул непрошенную слезу. Темные глаза Маны сверкнули под клювом капюшона.

– Ты чего опять хнычешь?

– Дурацкая «сыворотка», – сказал я, вытирая пыльным рукавом глаза.

Сквозь мокрые ресницы я смотрел, как острые углы букв преломляются и становятся гладкими, округлыми и прекрасными, как непостижимое чувство во мне.

– Сколько раз повторять? Больше нет никакой «сыворотки». Только мы, мы!

Я растерянно посмотрел на нее. Как же больше нет «сыворотки»? Этот грубый резкий почерк ведь кажется мне таким правильным, таким родным, разве нет? И ноги опять тянет назад. Назад в Адастру?

– Да что с тобой?

– Замолчи, глупая.

Мана вынула руки из карманов и начала сгибать черные пальцы со свирепостью пантеры.

– Ну-ка, повтори, плакса.

Я попытался с яростью взглянуть на нее, но лишь громче всхлипнул. Еще и затараторил, как ребенок:

– Глупая, глупая, глупая! Теперь еще и черная.

Легким движением Мана выбила из-под моих ног землю. Толстые стебли и мягкий дерн ударили по лицу. Гулкая тишина хлопнула по ушам. За ней звук раздраженного голоса:

– Это загар, понял? Загар! И не сплошь черный, а слегка золотистый. Правда, Дарсис?

– Вы сильно расшумелись.

– Извини, но загар же золотистый, не абсолютно черный? Скажи, а?

– Ладно. Золотистый.

Я открыл глаза. Из мешочка с осьминогом в траву выкатилась круглая жестянка диаметром с подушечку большого пальца. На маленьком диске торчал прозрачный колпачок. Внутри колпачка из металла выступала пластиковая синяя кнопка.

– Дарсис, ты, правда, так думаешь?

– Да, золотистый, как Гагатовый обелиск южных ареопов.

Я пошарил руками по земле, пока не попался листок.

– Дарсис, ты что, хочешь меня обидеть? Сам же рассказывал: этот обелиск черный как деготь.

– Не для южан. В их глазах обелиск – золотой. Как солнечный свет, который он символизирует.

– О, как мило, Дарсис!

На обратной стороне листка новые слова складывались в предложение, в маленькую надежду:

«Если не сможешь вернуться домой, позови меня».

Я быстро схватил жестянку и засунул ее в рюкзак.

Спустились по откосу к озеру. На берегу Дарсис поручил нам с Маной собирать хворост для костра. Сам «великий командир» взял на время у бразильянки гравипушку и побрел охотиться в лесок у протоки.

Я все удивлялся, почему на всем пути от Адастры почти не попадались съедобные ягоды и грибы. Чуть ли не единственная добыча – редкая, истощенная, костлявая дичь. Кроме, конечно, рыжего дьяволка, от которого мы сами драпали как зайцы.

Темнело. Что-то зашуршало в кустах рядом. Я мигом состряпал страхпулю – материала хватало с лихвой. Между листьями показались кудрявые завитки. Я выдохнул.