Питомцы апокалипсиса

– Нужно сворачивать.

– Нет.

– А как же «Главное, не наткнуться на кочевое племя ллотов»?

– Случайно не наткнуться, умник, – Дарсис расстегнул кобуру бозпушки. – Нам нужны их гекконды – ездовые животные.

Я преградил ему дорогу.

– Ох, извини: Мана, видимо, не передала мои слова, – я поднял руку и похлопал ананси по плечу. – Специально для «великого командира» еще раз: Никто больше не умрет. Будем топать и дальше на наших двоих.

Мана вся подобралась и бросила взгляд на Дарсиса. Он молчал, лишь сверкали медово-желтые глазища.

– Поздно, умник, – вдруг прошептал ананси. – Они здесь.

Сзади хрустнула ветка. Дарсис прыгнул вбок, в заросли, на лету выхватывая бозпушку из расстегнутой кобуры. Мана за ним. Я обернулся.

В траве в двух шагах от меня торчали три стрелы. Я тупо уставился на зеленые перья на древках. Что еще за лучники-ролевики?

Заревели десятки глоток. Туча из черных копий заслонила небо. Я удивился: кого могла пробрать такая чудовищная злость?

Щелкнула пружина гравипушки. Тучу смело прочь. Только когда в стороне острые наконечники изрешетили заросли, до меня дошло: это не векторы злости. Это стрелы. Мана спасла нас.

– Бегите, – бросил Дарсис, вскидывая бозпушку. Щелк – стену листвы перед нами пробила узкая брешь. Из-за деревьев раздались пронзительные крики и стоны. Запахло кровью и жженым сахаром. Мы снова убивали.

Брешь в листьях расширилась. Раздвинув ветви, наружу вылетел полуголый зеленокожий индеец. Копье в его худых руках нацелилось в Дарсиса. Я шарахнул в индейца страхпулей. Ллот рухнул, крича, бешено задрыгал ногами. Его дерганые нервы ареопа пылили яркими векторами.

Лес забурлил, листва взорвалась ордой индейцев. Засвистели стрелы. Щелк, щелк… Мана не прекращала спускать курок. Взметались вихри сломанных древков и стальных наконечников, ломая лес вокруг. Индейцы приближались. Развевались на ветру их длинные морковно-рыжие волосы и разноцветные ленты на копьях.

Дарсис и Мана бросились в заросли. Я следом. Тут же мягкую землю передо мной вспорол ряд стрел. Я развернулся и скакнул под защиту старых толстоствольных деревьев.

Я метался по кустам, катился по откосам, спотыкался, падал, вспрыгивал, снова бежал, снова спотыкался. Швырял страхпули назад. Цели достигали все, точно притянутые на веревке – видел по вспыхивающим красным векторам. Стрелы рвали листву вокруг. Одна оцарапала мне плечо, скользнув по касательной. Вторая задела ухо.

Не останавливаясь, я резко скользнул вправо, на разворошенный давними полноводьями берег. Сухая глина только рассыпалась под ботинками, следов не оставалось. Со стороны реки я полез на взгорок. Обернулся. Не гнались.

Взгорок оказался плечом высокого холма. С его голой вершины обозревалась вся лесная долина. Через круглую поляну за осыпавшейся прибрежной полосой индейцы вели в поводу чешуйчатых животных с седлами. Ткань или аксамит древесного цвета обтягивали только худые ноги ллотов. Сверкали в зеленоватой тени наконечники копий и стрел.

Я увидел девочку. Безоружная, худенькая как травинка, она брела с опущенной головой среди трех десятков индейцев. Тоже светло-зеленая кожа. Тоже коричневые обертки аксамита вокруг бедер и груди. Тоже буйная рыжая копна волос. Но пленница: ее толкали и тянули за ремень на шее. Вели в поводу, как лошадь.

На другой поляне, через ширму деревьев, Дарсис и Мана стояли плечом к плечу. В маленьких смуглой и темно-синей руках поблескивали металлом серые пушки. Груды сломанных копий, стрел валялись на противоположном краю поляны. Пять индейцев мчались прочь, рвались под защиту ветвей и стволов. Добежал ли кто? Не знаю. Гравиволны швыряли ллотов на землю, затем зеленоватые тела исчезали в воздухе. Один за другим. Неровные лужи растеклись в желтоватой траве, яростное степное солнце тут же отразилось от грязной воды, как от зеркала.

Мы снова убивали.

Мой взгляд заметался от одной поляны к другой. Тридцать индейцев двигались в сторону Дарсиса и Маны. К своей смерти. Красный ассасин не подавится, сожрет их с потрохами. Как уже сожрал жизни сотен унголов. Мишаба, ее сестры, ее братик, ее город.

Ту девочку тоже вели умирать. Сколько ей лет? Двенадцать? Тринадцать?

Лене сейчас тринадцать.

Ветер перебирал мои волосы, словно пальцы девушки.

До поляны Дарсиса с Маной мне не добраться быстрее индейцев. Зеленокожих не спасти. Разве только… Я сложил дрожащие ладони рупором.

– С-ю-ю-да!

Разве только принять удар на себя. Я закричал:

– Сю-ю-да! Здесь никого! Быстрее!

Индейцы развернулись ко мне, некоторые взобрались в седла и поскакали рысью – к реке заросли редели, тощие четвероногие звери легко пролезали между кустами.

Бросив рюкзак, я кубарем скатился с холма. Молодец. Теперь сам не помри, дурак-миротворец.

Снова кинулся в лес. Меня сразу взяли в полукольцо – видеть не видел за деревьями, только стрелы теперь жужжали с трех сторон. Гнали индейцы, не показываясь. Значит, боялись страхпули. Значит, не зря я дрожу, как заяц.

Кровь капала из раны на плече. Стрелы свистели все ближе-ближе-ближе-ближе. Минута-другая – индейцы пристреляются на хруст валежника, утыкают как дикобраза. Без спора, потом Мана отомстит за меня. Прикончит их всех. Вместе с девочкой.

Я бросился на врага. Вправо, откуда летело меньше стрел. Губка внутри распоясалась, жалила в мелькающие повсюду фигуры длинными очередями. И пусть. Страхпули не убивают. Наверное.

Рывок сквозь кусты. Налетел на индейца. Вместе с ним рухнули наземь, покатились по крутому склону. Он схватил меня за раненое плечо и шею. Страхпули кончились: я перестал бояться. Только злился. Я боднул его головой в лицо, услышал, как нос ллота хрустнул об мой лоб.

Склон резко оборвался под нашими спинами. Ллот упал в овраг, следом я. Мои руки и ноги заскользили по стене глинистой земли, пока подошвы ботинок не уперлись в твердое дно.

Я осмотрелся, опустил взгляд. В мои подмышки словно впились ледяные когти. Страхпули тут же заполнили невидимую обойму внутри.

Сизый дым окутал мои ноги, по самые колени. Я угодил в газовую топь грибов Пахучников. И не было гравипушки под рукой. Тяжелые дымчатые языки медленно ползли по штанам вверх.

Ллоту не повезло еще больше. При спуске его колени полусогнулись, серые щупальца опутали вместе с ногами опущенную зеленую руку почти до локтя.

Свободная рука индейца выхватила нож из-за пояса. Быстрый блеск стали. Я перехватил тонкое запястье у своего горла. Индеец хрипло задышал.

– Ми моко!

«Я сильнее!» – пропел в ухо сахарный голос переводчика.

Полминуты мы боролись, затем я вырвал захватом нож. Ллот чуть не рухнул лицом в газ. Я успел дернуть его за длинные волосы, удержав на ногах. Ллот стиснул зубы. Со сломанного носа лиловая кровь капала на клубы газа. Ни капли страха в желтоватых глазах – только глупая ненависть.

– Переводчик – язык ллотов, – сказал я. – Перемирие.

Ласковый голос в навороченном компьютерами наушнике пропел: «Макая».

Я повторил по слогам: Ма-кая.

Ллот вздрогнул и нехотя кивнул. Я отпустил его. Пока мы боролись, газ поднялся мне уже до пояса, индейцу – по грудь. Держа его на краю поля зрения, я снял куртку и расстелил ее перед собой на твердом сером облаке. Облокотившись на куртку, потянулся и вонзил нож индейца в отвесной склон оврага. Вонзил как можно выше. Потом еще и еще. С нескольких ударов небольшой металлический клинок вошел в глину по рукоять.

Сквозь толщи земли засияли приближающиеся пучки векторов. Кончено, индейцы искали меня в зарослях и пока не додумались заглянуть в овраг. Надо вылезать быстрее, быстрее.

Как на брусе, я попытался подтянуться на ноже вверх. С воплем ллот вцепился в рану на моем плече. Всю руку пробрало до кости.