– Но почему?
– Почему? Потому что унголы невежественные глупцы? Потому что они готовы погубить завтрашний день ради сегодняшнего?
Шомпол ходил туда-сюда.
– Опять говоришь загадками.
– Потому что я не знаю. – Дарсис вынул шомпол из ствола и снова опрыскал его маслом. – Почти с самого рождения я изучал повадки белых ареопов, выслеживал их, загонял до полусмерти, добивал, как зверей. В тринадцать лет я стер с лица земли их город. Пока ты учился смеяться, плакать, бояться, я уже убивал. Но до сих пор не знаю, кто прав.
Я схватился за голову.
– Ты врешь.
Рука Дарсиса продолжила водить шомпол внутри ствола.
– Всю жизнь меня натаскивали убивать, Юлирель же готовили к нулусу. Шевели мозгами, кто с ней жил? Ее тренировки и тесты были намного тяжелее, чем у прочих подопечных Центра. – Дарсис вынул из квадратного ствола шомпол, положил на рюкзак. – Многие ее предшественники сошли с ума.
Я вновь услышал мысли Юли. Горела в термокамерах. Задыхалась в барокамерах.… Осталось последнее испытание. Теперь ее мысли стали моим откровением.
Я схватил рюкзак, бешено задергал застежки. Ну нет, Юля. Войти в нулус, исчезнуть внутри Света – не испытание. Это казнь. Как электрический стул.
Внутри рюкзака, внутри серого мешочка омамори лежала только смятая записка. Где? Где?
– Не это ищешь? – Дарсис положил что-то возле себя на кору дерева. Маленький металлический диск с синей кнопкой. Ананси уткнул чистое, смазанное дуло гравипушки в ободок диска.
– Прости, умник, – сказал он и нажал спуск.
– Не-е-е-е-т!!!
Я попытался убить его. Вонзить ребро ладони в недвижный как мишень кадык. Встречным взмахом руки Мана отсекла мою попытку перебить трахею убийцы. Тогда мы с ней затанцевали. Не румбу, не самбу. Если бы в этой пляске смерти, хоть бы один мой удар достиг цели, я бы никогда себя не простил. Лишь когда черный кулак задел мое позабытое раненое плечо, я понял: не хочу. Не хочу стать таким же, как Дарсис Красный убийца сотен.
Не хочу превратиться в дьявола.
Я отшатнулся от Маны. Оба мы тяжело дышали. Мана вытерла пот со лба. Все мое тело болело. На коре ствола, там, где лежал диск, зияла круглая вмятина.
Дарсис снова двигал шомполом туда-сюда. В треугольном дуле бозпушки. Я похолодел.
– Если отправить в Анансию радиосигнал из такой глуши, – сказал Дарсис, – архонты его заметят.
Я сказал: Ты убил ее, будь ты проклят. И принялся собирать рюкзак.
Прости, Лена. Прости, сестренка. Придется тебе подождать меня еще немного.
Собравшись в дорогу, я замер. Лила сидела у костра, закрыв рот ладошками. Как же мы ее напугали.
Бразильянка подошла к девочке и обняла ее. Уткнувшись ей в грудь, Лила заплакала. Мана гладила ее рыжие кудри и шептала на ллотском: «Все позади, милая, мы не деремся, не деремся». Но ноку, но ноку.
Когда-то я так и думал. Что не дерусь с Маной.
– Не волнуйся, Стас. Мы отведем Лилу домой, – сказала Мана. – Да, Дарсис?
Убийца кивнул.
– Земли тенетников по пути. Вернув себе дочь вождя, ллоты отблагодарят нас припасами.
Я мешкал.
– Откуда мне знать, что вы снова не скинете ее в смертельное газовое облако?
Мана замахала рукой перед лицом Лилы, отгоняя дым костра от ее заплаканных желтых глаз.
– Не скинем. Обещаю.
И я ей поверил. Что еще оставалось?
Чтобы не заблудиться, я пошел по пустынному пляжу, подальше от деревьев. Золотые лучи закатного солнца освещали путь на северо-восток. Скрипел песок под резиновыми подошвами.
Темнело, я продолжал шагать. Если убийца не соврал, у меня только семнадцать дней. И шестнадцать ночей.
Рассеченное плечо заныло. Я сел на прибитые прошлогодними половодьями гнилые доски. Брызнул на рану перекисью водорода из тюбика, обмотал бинтом, как умел. На секунду усталость взяла свое. Я уснул.
Лена прыгнула и упала на что-то твердое и узкое. Кофта на ее животе задралась, кожи коснулся холодный металл. Голову и тело до пояса продрал ледяной ветер. А босые ноги – нет. Открытое окно? Лена лежала на металлической раме распахнутого окна?
Свисая вниз, Лена за что-то зацепилась, попыталась вытянуть себя наружу. Ее схватили за ногу, дернули назад. Острая рама впилась в живот.
Кровь прилила к голове сестренки. Ее схватили за ремень на поясе и втянули внутрь. Несколько грубых теплых рук свели вместе и вытянули ее ноги. Голые щиколотки сдавила колючая веревка или проволока. Лена дернулась, ее тут же ударили лицом о твердый пол. Веревка сдавила запястья сестренки. Тряпка с эфиром прижалась к ее рту и носу. А затем – ничего. Пустота.
Мои глаза открылись, я посмотрел на пустое ночное небо. Все черное, ни капли звездного света. Я взвалил рюкзак на плечи и зашагал обратно на юго-запад в полной тьме.
Юля, если слышишь, если чувствуешь.… В общем прости. Прости, Юля.
На ресницах скапливались слезы. Дурацкая «сыворотка», сказал бы я утром.
Я, скажу сейчас. Только я.
Слезы застилали глаза, искажали мир. Я их не смаргивал. Зачем? Все равно было ничего не видно.
Глава 21
В темноте ласковый голос пел:
«Ты – моя невеста. Мы не расстанемся, да. Я обожаю тебя, я боготворю тебя, люблю, люблю…».
Еще не просыпаясь, я узнал Барбару – так прозвал голос в наушнике.
– Ничего не имею против двумерных девушек, – пробормотал я. – Но ведь ты – всего лишь цифровой звук. Код из нулей и единиц. Даже без картинки. Как мы…
В мои ладони ткнулась мягкая теплая кожа.