Питомцы апокалипсиса

«Обнимаю тебя, ласкаю, целую».

Мои веки тут же раскрылись. Темный силуэт на фоне трех желтых дисков. Я дернулся.

– Кто ты?

Слова на непонятном языке, следом нежное сопрано Барбары:

«Твоя невеста, да».

– Черт! Лила, ты что ли? – Барбара перевела, и я повторил ее слова, свои слова на ллотском: – Что ты вытворяешь?

Под унгольским зеленым одеялом девочка прижималась ко мне плотно, всем телом. Запасной спальник, который я дал ей, валялся рядом пустой и смятый. Голова девочки нависла над моим лицом, из-за зеленоватого уха свис рыжий локон и защекотал кончиком мне ноздри.

«Я просто шептала приворот, чтобы ты полюбил меня, да».

Она потерлась острыми коленками об мои бедра. Второй день мы углублялись в знойные и душные даже ночью степи, поэтому раздевались перед сном. Рука Лилы скользнула по моей голой груди. Кровь прилила в низ живота.

– Прекрати! Слезь с меня! Так нельзя!

Нельзя приворожить, шепча в ухо. То ли дело дурацкая «сыворотка».

Лила повернулась так, чтобы луны смотрели нам в лица. В ее глазах задрожало отражение рыже-красных углей костра. Странные бледно-розовые векторы плели узоры вокруг детского лица.

«У меня набедренная повязка сбилась».

Из моего носа чуть не выстрелил фонтан крови. Она всего лишь ребенок, ребенок.

– Так натяни ее обратно и ползи в свой спальник.

Лила глянула куда-то в сторону: «Из-за них мне страшно спать одной».

Луны ровно освещали выжженную равнину с буро-желтыми холмами. Травы, камни, редкие деревья, – всё, кроме напряженных лиц Маны и Дарсиса. Будто на их щеки, подбородки, скулы, губы света падало больше, чем на всю степь. Блекло даже пламя костра рядом.

Лежа поверх спальника Дарсиса, Мана то ли обнимала, то ли держала его. Ананси шипел, стиснув зубы. Мана пела успокаивающую мантру ему в ухо. Как всегда в такие минуты, остальной мир их не волновал.

«Почему Синие уши и Мана так странно занимаются любовью? – спросила Лила. – Они извращенцы?»

Не они, стал понимать я, глядя в бесстыжие детские глаза дикарки.

– Иди в свой спальник.

«Но я боюсь…»

– Можешь лечь ближе ко мне, но только в спальнике.

«Но сон будет крепче, если я буду касаться кожей кожи своего спасителя. Вот так касаться…».

– Что ты делаешь? Нет, не смей… А-а-ах…Боже…аххх! То есть, черт! А-а-ах… Дважды черт! А-ахх…

«Трижды! И, по-моему, больше похоже на маленьких белых ангелочков, да.

– Быстро вылезай! Вылезай!

«Моего спасителя так заводят прикосновения женских рук. Прямо как мальчика».

– Быстро!

«Да пошла, пошла…»

Задолго до рассвета мы собрались и двинулись вглубь загорелого травяного моря. Едва восток улыбнулся нам в спины первой полоской света, пожухлая трава засмеялась, заблестела росой. Нас окружали бирюзовое небо, холмы, дымчатая даль – но я не видел степь. Не ощущал, как застывал воздух. Я шел по дикому бурьяну и в тоже время вместе с Юлей стучал зубами в морозильной камере. Гертен все еще испытывал дочь перед тем, как убить ее.

Я сказал, что знаю, все знаю. Она молчала. Я кричал, предлагал выходы, взывал к ее разуму, обзывал «дурой», и «обмороженной», и еще как-то, умолял, рычал. Она молчала.

И когда я, бестелесный призрак, ляпнул-подумал: «Какого черта, Юля? Да пошла бы ты», – она посмотрела прямо мне в правую бровь и сказала:

– Нет, Стас, это ты шел бы.

Тихо, очень тихо. Корки льда на стенах блестели, как омытая росой степная трава в тысячах лигах отсюда.

– Передавай привет отцу, – сказал я. И связь оборвалась.

Мать вашу! Я снова топал под опрокинутой чашей неба. Роса уже испарилась, степь вся поникла под тяжестью солнца.

Мана скользнула взглядом по моему лицу.

– Что случилось? Привидение увидел?

– Близко, но нет, – сказал я. – Так, чету дьяволов.

Мана ускорила шаг – подальше от моих «лестных» реплик. Впереди на склоне Лила обернулась и подмигнула мне. Напрягла голые икры – тонкие, сильные, как у бегуньи на длинные дистанции. Вот еще коварный дьяволенок. А ведь не старше Лены.

К сестре я больше не проваливался после того, как ее связали и усыпили эфиром. Вопросы, мучали вопросы. Кто схватил Лену? Сколько у меня времени? Жива ли она?

К полудню в траве заскрипели кузнечики, жуки, сверчки. Под боком очутилась Лила, девочка что-то верещала, Барбара что-то переводила.

Я резко остановился.

– Странное мрачное чувство.

«Похоть?» – обрадовалась Лила.

– Что? Нет! – я огляделся и обомлел. Далеко на востоке, где небо сходилось с землей, ползли гирлянды из полупрозрачных шаров. Сотни пучков векторов. Сотни индейцев. – Похоже, где-то рядом крупная распродажа.

Когда я предупредил Дарсиса и Ману, далекие холмы накрыла тонкая бурая полоса.

– Пыль от копыт, – сказал Дарсис. – Скачут прямо на нас. Раз они верхом, нам не сбежать.

– Зачем им мы?