Питомцы апокалипсиса

Когда в предгорьях дозорные Брохо приковали нас цепями в кузове карсы, они думали, что привезут в Олсо три трупа. Унгол с косичками в бороде и добротой в сердце Корок зашил разорванное бедро Дарсиса и мои раскрывшиеся раны. Нам дали бинты и противовоспалительные растворы. Только Корок видел это лечение скорее как прощальную церемонию. Что-то вроде последнего просмотра мультиков для смертельно больных детей. Еще бы. Ни миллиметра целой кожи. У меня вдобавок сгорело все изнутри. Если не помрем от болевого шока, крыша съедет от того, что влага в теле испарялась в разы интенсивнее, чем обычно.

Карса неслась по разбомбленной равнине. Тяжелый дождь унголы просидели вместе с грузовиком в подземном туннеле, о котором Гарнизон, видно, не знал. Вместо унголов ананси чуть не убили своего солдата и двух сбежавших питомцев. Пронесло. Нас просто изуродовали.

Мы трое лежали на дне кузова, как большие испорченные куклы. Я высасывал из наших аур черно-красные жгуты боли и сбрасывал их в развороченные овраги под колесами карсы. От тряски окровавленные бинты и полотенца сползали с наших голых тел. Вокруг стояла пятидесятиградусная жара.

В тот момент я осознал, что до сих пор не знал, что такое ад.

Мы натирали друг друга с ног до головы обеззараживающим раствором. Сепсис в пустыне – это конец. Нигде среди камней не светится вывеска хирургической больницы, где почистили бы и удалили зараженную омертвевшую кожу.

Когда мимо проносились развалины каменных домов, один из дозорных схватил Дарсиса за волосы и заставил смотреть на руины.

«Помнишь, тварь, этот город? – белый аксамитовый шип вырос на костяшке унгола и уткнулся в глотку ассасина. – Помнишь?»

«Монтехро» – выдавил Дарсис. Унгол швырнул его на пол и сел на скамейку, прикреплённую у стенки кузова.

Карса выехала к Седым равнинам – огромному каменному полотну, рассечённому вдоль и поперек ущельями и расщелинами. Как только грузовик спустился к стекающимся в огромную расщелину ущельям, нам завязали глаза. Небо сжалось до узкой щели и исчезло.

Воздух застывал и становился суше – мы спускались под землю. В Олсо нас освободили от цепей и бросили в темницу. Тогда Дарсис, лежа на холодном полу, сказал:

– Я не смогу драться.

Повязки вокруг его ноги пропитались кровью. Мана взяла голову ассасина и положила себе на колени.

– И не нужно. У тебя есть щит. У тебя есть я.

Я ударил кулаком по каменной стене и указал на себя.

– Хр-р-р-р-р-р, – сказал я. А значило это: Балда! Ты сейчас не валишься замертво только из-за моей силы. Стоит мне ослабить концентрацию, нам всем конец.

Повязки на месте лица Маны развернулись ко мне. Между бинтами блестела розовая кожа.

– Сделай это, – вдруг сказала бразильянка. – И увидишь: ничего не изменится.

– Хр-р-р…

Бразильянка вдруг взяла и обеими руками стянула бинты на лице вниз. Обнажилась обожженная, покрытая волдырями кожа.

– «Саркофаг» изувечил и изуродовал меня, – сказала она, щуря черные в темноте глаза. – Вы оба теперь отворачиваетесь от моего взгляда. И пусть! Мне хватает того, что я щит Дарсиса. Этого никому не забрать.

У меня нижняя челюсть отвисла. Когда это я отворачивался от ее взгляда? Конечно, Мана теперь далеко не сальвадорская Мери Джейн, ну и что? Я никогда не испугаюсь ее. Чёрт, да я сам та еще страхолюдина.

Дарсис лежал и смотрел на решетку камеры.

– Я пошел к унголам только по одной причине. Не дать архонтам запереть Мануэлу в камерах Западного филиала как Рауля Авена.

Ассасин повернул голову к Мане, их взгляды встретились.

– Что ты молчишь?

Слезы побежали по щекам Маны.

– Я верю.

Вся темница окрасилась в розовый цвет. Я едва сдержался и чуть не высосал из двух голубчиков вместе с черно-красными жгутами боли векторы «восемнадцать плюс». Чуть не забрал их взаимные чувства.

Сорняк не смог сжечь мою гордость.

Я отвернулся и сел лицом в угол. Закрыл уши руками, упер локти в бедра. На всякий случай. Не знаю, решатся ли они на что-то серьезное. Но никто точно не скажет про меня: ни себе ни ананси с раненой ногой.

Овако Веселый, глядя себе между коленей, прошел от трона в центр зала. Толпа растекалась перед ним. Я последовал за великаном, тоже опустив голову между ног. Так унголы выступали на судебный поединок. Дарсис заранее подготовил меня, велев следовать этому обычаю, чтобы не разозлить унголов еще больше.

Больше, чем убийство их детей? – хотел спросить я, но вышло уже стандартное: Хррмр.

Три стражника с каменными щитами встали позади ярла, три с деревянными щитами позади меня. По правилам мне тоже полагались каменные щиты, но советники ярла, видно, решили, что мне их не поднять. На самом деле деревянные тоже зря притащили.

Ярл размял покатые плечи, взял каменный щит в левую руку. Аксамит обтянул браслетами его запястья и только. Мне протянули топор, я отмахнулся ладонью.

«С голыми руками против меня? – Овако наклонил на бок лохматую блондинистую голову. – Но топор я не отброшу, прости. Ненавижу мараться».

Задумка не сработала. Я все же взял топор с первым щитом. В рукопашке у меня был бы шанс даже без суперсилы. Но ярла нелегко спровоцировать. Вытянутые страхпули усеяли мои плечи и руки, готовые в любой миг сорваться и заклевать опасного унгола. Одновременно я избавился от последних черно-красных векторов в наших с Маной и Дарсисом телах.

Ярл ринулся вперед. Лезвие его топора вонзилось в мой щит, пробив дерево насквозь. Мои кости затрещали. Овако дернул топор назад. Щит у меня в руках хрустнул и развалился на две половины. Я бросил в великана деревянные обломки.

Ярл раскинул руки в стороны и захохотал: разломанный щит отлетел от его накачанного пресса, словно бумажный самолетик. Но Овако открылся, и я создал видимость удара. Взмахнул топором, почти не целясь. Тяжелый щит тут же закрыл бок ярла. Звякнула сталь о камень.

Страхпули выстрелили в лицо ярлу. Канареечные глаза округлись, мощная грудь пошла волнами. Судорожно хватая ртом воздух, Овако рухнул на четвереньки. С грохотом отброшенный щит покатился по изогнутому полу. Толпа зароптала. Никто не заметил удара.

Ярл перекатился через голову прочь, оставив топор у моих забинтованных ног. Большие желтые ладони щупали живот, ища раны. Но ран не было.

Перехватив обеими руками топор обухом вперед, я шагнул к ярлу. Овако тут же перекатился в сторону, присел. Грубое лицо и покрытые буграми мускул плечи измазались в каменной пыли на полу. Глядя на меня как затравленный зверь, ярл одним движением сорвал с пояса крохотный мешочек и вытряхнул его себе в рот. Белесые шляпки грибов захрустели в крепких желтоватых зубах.

Дарсис закричал:

– Убей его! Сейчас же убей!

Вдруг жующее горло ярла утробно зарычало. Великан встал на одно колено. Узкие зрачки закатились вверх, в одном глазу сосудик лопнул, лиловое пятно разлилось по белку. Из сжатых губ наружу вырвалась густая белая пена.

– Болван, прикончи его, пока можешь! – орал Дарсис. Унголы вокруг разворачивались и отбегали к дальней стене зала. Зал гудел от топота сотен аксамитовых сапог. Рядом остались стоять только Мана, Дарсис и стражники, которые бросили запасные щиты для поединка и заслонили собой уносящую ноги толпу. С подбородка ярла пена стекала на пол. Великан резко дернул ногой по блестящему от его слюней полу.

– Ррр кхр? – сказал я. Дарсис зашатался, Мана крепче сжала плечо ассасина.

– Никого ты не одолел, идиот! – взревел Дарсис. – Овако съел наркотические грибы. Он в трансе! Твой страх больше не навредит ему.

– Гртрх хххм?

– Не можешь убить, так раскрои ему череп. Пусти кровь. Иначе мы трупы, – Дарсис повернулся к стражникам: «И вы тоже. Он убьет всех». Ассасину в щеку ткнулось дуло ружья.

«Не смей шевелиться, Красный убийца. Поединок еще не закончен».