Питомцы апокалипсиса

«Заслон, – повторил ярл. – Наша тактика. Отдельные части примут на себя атаку с воздуха, чтобы остальные прошли дальше».

Черное облако в красных всполохах повисло над исчезающими, словно призраки, деревьями. Это кричали ауры умирающих. Кричали как им больно. Видел облако только я. Но знали о нем минимум еще двое. Ярл и…

– Тара для хнарядов? – повернулся я к убийце.

Ассасин пожал плечами.

– Скорее наоборот – мишени для них.

– Ты ховрал мне!

– А для чего еще ты потащил массового убийцу с собой? Чтобы принимать неподъёмные для тебя решения. Так я принимаю.

Кроваво-черное облако тянуло кровавые щупальца в узкие окна нашей карсы. Все тише и тише грохотали мортиры обреченных. Мы уносились прочь от бойни.

– Это необходимая жертва, – сказала Мана, глядя в колени.

– Это убийство, – сказал я и повторил на унгольском.

Овако приподнялся с кресла.

«Век унгола короткий, Волшебник. Смерть в бою ведет нас к бессмертию. Битве с врагом мы жизнь от колыбели посвящаем. В рубке голов отрада наша. Так и ты улыбнись за братьев наших».

Толстые пальцы ярла сжали уголки моих губ и натянули их вверх. Я ударил кулаком по гигантским ладоням. Аксамитовые рукавицы с грохотом отскочили друг от друга.

– Чушь полная! Я видел лицо Мишабы перед смертью. Ни черта она не радовалась.

Ярл рухнул обратно в кресло.

«Мишаба… кто это?»

«Моя невеста», – сказал Орпо, не отрывая взгляда от Дарсиса. Солнечные лучи играли золотом в соломенных волосах унгола.

На лице ассасина мускул не дрогнул, ресница не колыхнулась. Не услышал? Ярл поскреб пальцами аксамитовый нагрудник.

«А, ту, что Красный убил? Симпатичная была?»

Орпо словно застали врасплох. Воин завертел головой.

«Если бы я помнил… Ее лицо растаяло в моей голове как масло в печи. Почему? Мы ведь хотели пожениться в день летнего солнцестояния, еще до того как пригретая на груди красная змея уничтожила наш город».

Мана сжала в ладони руку убийцы. От Орпо не скрылось, воин впился взглядом в их соединённые руки.

«Ее лицо как пятно… Странно. Когда она погибла, я неделями не вылезал из Вихревого леса. Надеялся увидеть свою Мишабу еще раз. Увидеть мою девочку живой. Она не вышла ко мне. А ты, Красный? – Орпо вдруг подался к середине кабины. – Ты же часто пересекаешь Вихревой лес, чтобы исподтишка убивать нас? Видишь ее?»

Ассасин молчал. Орпо откинулся к стене кузова.

«В новом году ты сразишься со мной, Красный. Запомни».

Лиловые губы ассасина разомкнулись.

«Нет. Ты опоздал. Меня зарезервировали на два года».

Те двое мальчишек возле палаты Дарсиса. Его страшные телохранители.

Перед самым нашим отъездом они подошли к убийце. Я видел, как старший мальчик поклонился ассасину и попросил его продержаться до зимнего солнцестояния – дня, когда боги раздумывают, не усыпить ли навечно грязный, подлый мир. В этот день, если миру дозволяется дальше мараться, можно просить богов пересмотреть и другие решения помельче. Кровную месть, к примеру.

«Прошу, доживи год, Красный, – сказал мальчик. – Не хочу, чтоб моя мама умерла не отомщенной».

Второй мальчишка кивал в сторонке.

«Красный, а если вдруг братика убьешь в новом году, – сказал он. – То и до следующего года, – мальчик показал два маленьких пухлых пальца. – Два года, выходит. Два года проживи, Красный. А дальше как хочешь. У нас с братиком все равно нет больше никого. Ладно? Два?»

Тогда Дарсис сказал двум сиротам: «Ладно». Мальчишки сразу заулыбались.

Сейчас в сотрясаемой кочками карсе убийца унголов вдруг оскалился в хищной улыбке птеродактиля:

«Орпо из Монтехро, в своем желании ты не одинок. Но я не буду против, если ты поменяешься местами в очереди с парой сирот».

Рассветало, редел лес. Разбитые колеи оборвались у пустынного Западного шоссе, древней дороги ананси. Черное гладкое полотно потянулось перед нами. В карсу заглядывали зеленые холмы и красивые стройные деревья.

Вдруг небо взвыло. Кругом загрохотало, снаряды засыпали деревья и лесные поляны. Дорогу словно накрыло крышей из стальных жердей. Бозонные ракеты вонзались в крыши карс, взрывались. В пробитых кабинах и кузовах воздух дрожал, шел волнами, отряды унголов внутри мигом распадались на шипящие струи воды. Высокие воины таяли, как туман. Вскинутые руки исчезали вместе с белыми рукавицами, в бурые лужи падали топоры, каменные щиты, винтовки. Оставшиеся без водителей и пассажиров машины врезались в деревья, скатывались в канавы и замирали – пустые, почти целые, только крыши дырявые или лобовые стекла разбитые.

Колонна не останавливалась. Мы неслись по разрываемому огнем шоссе. В грузовик справа от нас воткнулся клюв ракеты, вихрь взрыва испарил отряд внутри. Машина резко вильнула, перевернулась прямо перед нами. Повреждённый мотор взорвался, волна пламени разбила лобовое стекло нашей карсы. Жар опалил мое лицо под шлемом. Я закрыл рукой глаза, другой стиснул плечо Маны. Она словно не заметила. Спина бразильянки развернулась к огню, закрывая Дарсиса. Ну конечно.

Водитель выровнял движение, мы обогнули останки машины. Вскоре увидели, что нас задело всего лишь отголосками битвы впереди.

Прямо из карсы я смотрел на сотни разбитых грузовиков, развороченных танков, траншеи, следы взрывов.

Другие ярлы прибыли раньше и уперлись в крепость Гарнизона за дорогой. Их мортиры и зенитные ракетные установки без толку изрыгали ливень огня по лабиринту траншей. Дальше к лесу полчища воинов в белых панцирях прыгали на бетонные стены. Напрасная смелость! Очереди из гравиметов ананси расшвыривали их, словно сухие листья. Густая россыпь переломанных тел оставалась на черном асфальте и зеленой траве.

Чтобы не подпустить унголов к Западному филиалу, ананси воздвигли на высоком холме бетонные стены, выкопали траншеи, опутали их колючей проволокой. Стальные колпаки башен-турелей вертели толстыми стволами, изрыгая град бозонных бомб сверху на конусные шлемы воинов.

Кругом все горело, ревело, ломалось, гудело. Воины Овако выпрыгнули из карс. Мы вместе с ними. Небо перепоясывали туманные линии гравиволн. Сбоку взорвался танк. Кусок горящей брони отлетел и придавил троих воинов. Предсмертные крики чуть не разорвали мои барабанные перепонки.

Впереди, у дороги, унголы выгрызли ямы. Мы залегли туда. Коричневые гребни взрытой земли закрыли нас от черных, в горелой саже, колпаков турелей.

Я выглянул из ямы. На колючей проволоке у траншеи висели грязно-белые клочья доспехов. Или, может, костей – они тоже белые. В лиловом вереске чернели разломанные винтовки.

Поодаль пехота унголов, словно армия белых призраков, рванула на штурм. Турели открыли по ним навесной огонь. Бозонные ракеты накрыли холм. Минуты три грохотали сапогами по склону сотни воинов, еще через две минуты – несколько десятков, прошла еще минута – только пустая голая земля зияла черной воронкой. Ни тел, ни частей тел. Ни упавшего аксамитового шлема, ни оброненной рукавицы. Ни травинки. Только винтовки и топоры валялись в сырой мертвой земле.

«На штурм!» – взревел Овако своим вассалам.

– Нет! – заорал я. – Хтойте на мехте.

Никто меня не слушал. Белые полки поднялись из укрытий. Я взмахнул ладонями. Сотни страхпулей обрушились на вассалов ярла. Унголы рухнули обратно в ямы. Из закрытых шлемов раздались глухие рыдания.

– На мехто, олухи, – повторил я. И прицелился к турелям. Ауры солдат Гарнизона едва светились. Слишком далеко. Я обернулся к Мане и Дарсису: