Питомцы апокалипсиса

Что-то липкое налипло мне на руки. Я опустил взгляд и закричал.

Мана лежала в луже крови у моих ног. Из разбитого доспеха на ее животе торчало лезвие топора. Мокрую рваную рану окружила рамка из мелких трещин на забрызганном кровью аксамите.

Мои глаза словно вспыхнули огнем от увиденного. Столько соли было в слезах.

Кровь на моих руках сливалась цветом с аксамитом. Мана коснулась дрожащей рукой рукоятки топора и поморщилась.

– Не коснется кожи… Ты соврал.

Ее лицо словно осело, она откинула голову и больше не шевелилась.

Я кинулся к обездвиженному Дарсису и сжал замаранными красными ладонями его шлем. Все больпули, что ассасин поймал, я рывком вынул из него и уничтожил.

Резкий удар в скулу повалил меня. В следующий миг треугольное дуло уставилось в мое лицо. Бозпушку держал Дарсис.

– Мана ранена, – закричал я, понимаясь с пола. – Здесь ей никто не поможет. Унголы уже должны были захватить станцию. Ты знаешь: пленных они не берут. Ее спасет только инкубаторий Центра.

Дарсис быстро посмотрел медово-желтыми глазами на Ману.

– Она потеряла много крови. Может умереть в любую секунду, – сказал я. – Хватай Ману и лети в Центр!

– Сразу как застрелю тебя, – сказал Дарсис.

Меня зашатало. Дуло уставилось мне в грудь. Даже если швырну больпулей, Дарсиса хватит спустить курок один раз. Раз он убьет меня, то и стрелять больпулей я не имею права. Потому что иначе Дарсиса вырубит, и Ману уже никто не спасет.

Значит, вот так я умру. Рядом с истекающей кровью названой сестрой от рук названого брата. Другой семьи у меня уже не будет.

– Мне теперь тоже снятся кошмары, Дарсис, – я зажмурился. – Теперь я тоже убийца женщин и детей.

Тишина. Пока выстрел не грянул, я взмолился в последний раз:

– Дарсис, пожалуйста…

Звук удаляющихся шагов.

– Чтоб ты сдох во сне.

Я открыл глаза. Дарсис наклонился к Мане и всунул два пальца под аксамитовый воротник на ее шее.

– Дышит, – выдохнул ассасин. – Пока.

– Я помогу отнести ее в ангар.

– Сначала забинтуем рану, – Дарсис вынул топор из живота Маны и дернул защелки на ее нагруднике. – Иначе до инкубатория она не дотянет. Помоги ее раздеть.

Затопали по стальному полу тяжелые сапоги. Из-за поворота вылетел десяток унголов во главе с Динь-Динь.

– Ироземен, слава богу, тебя не пришибли! – француз в шоке уставился на разбитую Ману. – Диабло!

Я оттягивал сочленения наплечников Маны, мешавшие Дарсису снять нагрудник.

– Надо отнести ее в аэроомнис, – сказал я. – Полетим в инкубаторий.

Динь-Динь не сдвинулся с места.

– Если хочешь, да, окей, мы отвезем ее вместе с ассасином. Но не ты.

Дарсис наконец отцепил нагрудник и отбросил броню в сторону. Аксамит зазвенел об сталь пола.

– Что? – не отрываясь, я смотрел как ассасин перевязывал аксамитовыми лентами рану Маны. – Кто это натворил, по-твоему? Я!

Динь-Динь вдруг схватил меня пальцами за подбородок и дернул к себе.

– Остатки Гарнизона в любой миг вторгнутся и отобьют обратно станцию, – некогда небесно-голубые глаза француза выглядели уставшими и серыми. – Больше мы сюда вряд ли сможем вернуться. К тому же прямо сейчас Орпо обкладывает взрывчаткой двери портальной рубки. Гертен закрылся внутри. Если ты не поторопишься, Орпо ворвется к рептилоиду и зарубит его. Кто тогда заберет Юлю из того проклятого измерения?

Я вздрогнул.

– Он прав, – сказал Дарсис, затягивая повязки. – Спасай свою женщину, умник, а я буду спасать свою.

– Прямо по коридору, ами, – Динь-Динь хлопнул меня по плечам. – Как только отвезем Шахерезаду, сразу рвану назад. Вы меня с Юлей дождитесь только, за всю эту нервотрепку твоя красотка должна мне как минимум поцелуй. Ну, топай же.

Не успел я слова сказать, Динь-Динь развернулся к неловко стоящим унголам.

– Чего встали, олухи? Помогайте, сейчас понесем.

Воины тут же бросились выполнять приказ грозного Волшебника. Широкие спины в белой броне закрыли поникшее тело Маны. Ее замотанный красными повязками живот. Ее бледное, без единой кровинки лицо. Слипшуюся от пота черную гриву.

На негнущихся ногах я двинулся прямо по коридору.

Орпо нажал детонатор.

Бахнуло. Прямоугольник стальной двери разлетелся на горящие клочья по всему проходу. Меня обдало волной горячего воздуха. Часто моргая опаленными веками, я вышел из-за угла коридора, протопал по сожженному черному полу и нырнул в клубы дыма в портальной рубке. Унголы громыхали следом, с любовью поглаживая лезвия топоров.

В традициях «Стартрека» портальная рубка состояла из стеклянной камеры на высокой круглой платформе и пультов управления напротив. За пультами управления сгрудились десяток ананси во главе с Гертеном. Все синекожие были без оружия и доспехов. Значит, не солдаты – рабочий персонал станции.

– Никого не трогать, – велел я Орпо, целившемуся из бозпушки в лысину одного из ананси. Воин недовольно щелкнул языком, но дуло опустил, и разрешил отряду привал.

Гертен сделал два шага ко мне, на его неизменном одеянии в красной «змеиной чешуе» мерцали синие блики от дисплеев пульта.

– Станислав, твое безрассудство дорого обойдется Юлирель.

– Если бы. Ваш бестолковый план не сработал, – сказал я. – Больше я не ощущаю Юлю…рель, нет, Юлю. Значит, Юля не ощущает меня. Значит, она не вернется.

В ответ на чудовищное для любого отца откровение старый архонт лишь пару раз мигнул шафрановыми амбразурами.

– Что ж очень жаль. На Юлирель Совет возлагал большие надежды. Шестнадцать лет я лично готовил ее, превратил дитя с хорошими врожденными рефлексами в совершенный образец развития ананси. Она выдерживала практически любые физические и психические нагрузки. И все равно миссия Юлирель – всего только одна из бессчётных попыток постичь нулус. Были и будут другие.

Чего еще ожидать от зацикленного на космохрени маразматика?