Питомцы апокалипсиса

Голос стих. Уши заложило вакуумом. Больше нет сомнений, что «вторым».

Я ощутил, что уже не стою. И не лежу, и не сижу. А голову вертит как юлу. Затошнило. Значит, ориентировка в пространстве – третий предатель. А она разве относится к органам чувств?

Утопая в темноте, ощутил, как заложило нос. Минус нюх. Что осталось?

А потом меня дернуло. Из невидимого тела полилась кровь. В сквозных ранах затрепетали лоскуты кожи и плоти. Я не видел, но знал. Потому что болевые рецепторы отключились самыми последними.

Глава 31

Влажный легкий ветер погладил мое лицо, колыхнул ресницы. Разогнал белый хаос в разуме. Где-то рядом шелестели волны, скрипели тонкие ветви. Далекая птица разрывалась воплем.

Бриз и деревья? Море и чайки?

Ах, конечно. Вечные звуки подле.

Я открыл глаза и встал, отряхивая золотой песок с футболки и шорт. Огляделся. Бесконечная лазурная гладь тянулась вдаль, к туманной дымке. Горланило белое пятно чайки на необъятном синем небе. Обыденная красота привычных пейзажей. Позади от моих кожаных сандалий по песчаным дюнам пляжа скакали свежие следы, пока не исчезали в зеленой тени леса. В кривой цепочке ямок в песке крылась причина моего забвения. Я – странник, а вся моя жизнь – поиск. Ищу, всегда ищу.

Мне брызнуло на ноги. Морская волна. Обрызгало еще волной – прямо в лицо. Еще десятки, сотни раз. Сотни ударов по мне. И еще больше по сияющему пляжу. Воды лагуны взметнулись к небу. Земля затряслась, невысокие дюны посыпались в ложбины между ними. Кричала чайка, все кричало. Кровь и соленая вода текли с меня. Гремя, за спиной валились деревья.

Вместе с песком смыло следы моих сандалий. Следы моего поиска. Моей жизни.

И вот кипящая лагуна выпустила пленницу в простом белом платье. Сверкнули мягким золотом глаза, взметнулись голубые руки. Ограда из пенящихся гребней встала между нами.

Мы никогда не встречались с девушкой, но я знаю, что ищу именно ЕЕ. Всегда – ЕЕ.

Вздрогнув, словно в последних родильных судорогах, лагуна утихла и гигантские волны опали. Вытряхивая воду из ушей, девушка шагнула на разбитый пляж. Опрокинутый, раздавленный, я смотрел, как с ее полупрозрачного платья стекала вода. Мокрые волосы ее сделались черно-непроницаемыми, как морская пучина, из которой она вышла.

Девушка взглянула на меня. Впервые.

И протянула бледно-голубую ладонь. Мои раны и кровь на коже вдруг исчезли, я исцелился, поднялся выше страха, выше боли, выше рассуждения. Я каким-то образом оказался на ногах. Мятая одежда выпрямилась, очистилась от песка и крови. Осталось только шагнуть, только взять голубую руку. И тогда конец поискам.

Остался только один шаг.

Девушка протянула руку ближе ко мне.

Полшага.

Чайка вопила в небе.

Я целиком окунулся в золото нечеловеческих глаз и неожиданно спросил девушку:

– Почему я не слышу твоих мыслей?

Чайка резко смолкла. Утих бриз, застыла рябь на воде. Вопрос повис в воздухе, встал между нами подобно недавним гигантским гребням. Первый настоящий вопрос в мире-подделке. Он подтолкнул меня дальше, в застывшем сознании с трудом начали рождаться мысли. Со скрипом, с болью, прямо как у закостенелой мумии. Перед моими глазами пронесся поток образов, сравнений, связей. Мумия, фильмы ужасов, вымышленные истории, комиксы, сказки, поиск счастливого конца.… Разум ужалила память прошлого. Юля. Юлирель. Агония во время скачка в нулус.

Пальцы на протянутой голубой ладони приглашающе согнулись. Знакомое лицо улыбалось, под полупрозрачным платьем мерно вздымалась грудь, на которую очень долго я боялся просто взглянуть. На гладкой коже собирались капельки пота. Реалистичная графика и только. Нет тихих чувств, нет тяжелых мыслей. Ничего родного нет под пустой оболочкой.

– Зря стараешься, – сказал я. – Не твои скулы порезали меня по сердцу.

Подделка не шелохнулась. Ее рука так же тянулась ко мне. Запрограммированная моим воображением кукла не умела сдаваться. Даже завидую.

Я оглядел застывший призрак мира. В этом месте, где нет материи, правит сознание, а осмысление идет об руку со знанием. Если проще: мыслишь – значит знаешь. Словно восточные монахи, медитирующие под деревьями, здесь я мог впитывать информацию без зубрежки учебников.

Лжеюля качнула бедрами, восхитительная на фоне песка и моря. Нет, опасность не исчезла. Стоит поддаться соблазну, купиться на ее голые острые коленки и ждущий взгляд, и я пропал. Я снова зациклюсь на одной бесконечной мысли. На одном слове. На одном действии. На «ищу».

На всякий случай попятился от Лжеюли на пару шагов. Оттолкнулся и воспарил в синеву неба. Лагуна внизу быстро уменьшилась и растворилась в необозримом океане.

Синий простор вокруг стал переливаться яркими картинами моих глупых желаний, как калейдоскоп. Мимо проплыл кадр, где Человек-паук, сидя на факеле Статуи Свободы, приглашающе мне машет двумя сэндвичами. В другой фантазии в автобусе сидела вся моя семья, которая вовсе не моя, – Лена, ее мать и даже отец в синем мундире с орденами. Картинки поднимались спиралью и пропадали. А я несся дальше сквозь мысленный поток. Принимал информацию Абсолюта.

Итак, скачок в нулус убил меня. Потому что мое сознание замерло в одной точке, зациклилось на самом себе. Влипло намертво в цемент одного бесконечного действия – «ищу, ищу, ищу, ищу…». Материи в нулусе нет, как и времени, как и энергии. Нет здесь распада и разложения. Смерть в «точке без характеристик» – всего лишь остановка. Когда умираешь, разум застывает, и я чуть не застыл, вечно следуя за реалистичным видением Юли, что сам же и создал. Только одной детали не хватило для полного безвозвратного погружения: шепота Юлиных мыслей. Но подделка не умела думать.

Мертвецам не дано мыслить. Если бы Лжеюля, творение моего «мертвого» сознания, породила бы мысль, это значило, что я породил бы мысль. Мыслю – значит существую. И тут же воскрес, очнулся бы от миража.

А облегченный вариант не сработал. Из-за нехватки одной мелочи тень Юли не заманила меня в вечную рефлексию сознания. Даже заторможенный я не поверил, что передо мной Юля. Искать же вечно Не-Юлю не входило в мои планы, когда я нырял в нулус.

Не останавливаясь, я пересекал холодные залы Крепости Одиночества, захламленные ангары Особняка Мстителей, полутьму Бет-пещеры. На выходе из последней вихрь летучих мышей вдруг взметнулся к невидимым сводам, чуть не оцарапав мне лицо. Фансервис вокруг не удивлял. Нулус – бесконечная масса, сплюснутая в одну точку. Представить такой мегапарадокс под силу разве что Доктору Манхеттену. Обычный же человек на непостижимое всегда натягивает маску знакомого.

Наконец всплыла нужная ячейка в бесконечных сотах Истока Вселенной. Незастеленная кровать. Фабрикоид, застывший на зарядке. Аквариум с рыбкой на тумбе. Сотни аквариумов с рыбками. Стены Юлиной комнаты раздвинулись, и лабиринт аквариумов уходил вдаль, где ламинат словно бы перетекал в пустоту.

Я услышал топот босых ног – ее босых ног. Среди лабиринта металась от одной стеклянной коробки к другой единственная девочка, мысли которой я мог слышать.

Нашел.

Я рванулся к ней и обнял. Мои пальцы задрожали от прикосновения к ее коже. Но Юля выскользнула из моих рук. Золотые глаза смотрели только на аквариумы, а разум поглотила одна-единственная мысль. «Спасти, спасти, спасти, спасти…».

Душу мою чуть не разорвало.

Дурацкий нулус. Гребаное киллер-измерение.

Войдя сюда, никто не выживает.

Юля подбежала к аквариуму, раскинув руки. Едва она приблизилась, рыбка вздрогнула и всплыла к поверхности брюхом кверху. Круглые глаза выпучились, пухлые губы застыли.

Вскричав, Юля забила кулаками по тумбе. Слезы стекали с ее подбородка и падали в воду, на торчавшее из воды брюхо рыбки. Затем взгляд ее упал на рыбку, плавающую в другом аквариуме, и Юля бросилась к нему.

За спиной Юли плавали сотни мертвых рыбок.

Прежде чем Юля достигла нового аквариума и познала новую смерть, я схватил девушку-ананси за руки. Она брыкалась и рвалась, я прижал ее к себе. Одна мысль звенела в ее мертвом сознании. Одно желание, с которым она нырнула в нулус и с которым погибла.

«Спасти…»

Когда я переходил между измерениями, думал только о том, как найти Юлю. Поэтому меня встретил ее мираж. Юлю же терзала ее миссия. Сомнения, страхи, что никого она не спасет, что подведет архонтов и отца. Она – надежда Вселенной? Но почему? Она не уберегла даже рыбку! И теперь сознание ее захлебнулось в попытках предотвратить то, что она допустила. Маленькую смерть, предзнаменующую великий провал.

Не отпуская голубые руки, я телепатировал Юле. Создавал зачатки мыслей в ее застывшем сознании. Возрождал в угасшем разуме жизнь.

При переходе в нулус нельзя выжить. Зато здесь легко воскреснуть.

Юля перестала биться и осела на пол. Я больше не держал ее, и она завертелась из стороны в сторону, оглядывая мертвых рыбок. Лицо ее потемнело от грусти, а вместе с ним вся бесконечная комната.