Питомцы апокалипсиса

– Серьезно? Вы не видите? Не будет больше никаких попыток, – сказал я. – И мне очень хочется, чтобы вас тоже больше не было. Вообще.

Гертен покачал головой.

– Станислав, убив меня, ты уничтожишь результаты исследований нулуса за сотни лет. Все жертвы гравитационного катаклизма на Люмене будут напрасны. Уход Юлирель тоже. Вселенная сжимается и…

– Задолбали! – взревел я. – Оглянитесь: вы на острие, а что несете? Думаете, их заботит ваша гребаная Вселенная? – я кивнул на унголов. Воины разбрелись по рубке и расслабились, сняв шлемы. Кто-то разлегся прямо на полу и спал, кто-то скучающе свистел, кто-то подбрасывал в воздухе бозпушку и ловил ее, даже не поставив оружие на предохранитель, кто-то достал точильный камень и водил им по топору, поглядывая на ананси с многообещающей улыбкой. – Большинство унголов до сих пор думают, что Люмен плоский! Сейчас этих здоровяков сдерживаю только я. А что сдерживает меня, вы знаете?

– Нет, – признал архонт, – я никогда не мог понять людей. Сколько ни пытался.

– Тогда подсоблю, – я сосредоточился и бросил в Гертена серо-лиловую градину. Снаряд горечи. Крупника боли от потери.

В следующий миг ноги Гертена резко выпрямились, как от судорог. Носки вытянулись. Архонт вцепился руками себе волосы и застыл, таращась на кондиционер на потолке. Синий подбородок выпятился вперед.

– Помогло понять? – участливо спросил я.

– А-а-а-а-а, – стонал бездушный старик. Растерянные ананси окружили своего предводителя. Кто-то крикнул.

– Что ты сделал с архонтом, человек?

– Всего-навсего поделился чувством вины перед Юлей, – ответил я. – Просто в его обмороженном сердце оно отдается сильнее в разы. С непривычки, видимо. Но, по-моему, так даже справедливо, – я смотрел, как закатываются глаза архонта. Наконец в этих шафрановых шарах есть эмоции, есть боль. – Ведь он, как отец, как наставник, как убийца Юли, виноват намного больше.

Архонт рухнул на пол, ананси перевернули его на спину. Вены набухли на шее и лбу Гертена, лицо налилось жаром и кровью.

Я наклонился над тяжело дышащим стариком.

– Вы у нас математику любите, архонт. Так подсчитайте, на сколько процентов ваше чувство вины должно превосходить мое. На двести процентов? На пятьсот процентов? Может, на миллион процентов? Или на дециллион?

– Прекрати это, человек, – закричал ананси над моим ухом. – Сколько он должен мучиться тебе в удовольствие?

Сколько времени должен страдать отец после того, как отправил на тот свет собственную дочь?

Я ответил словами База Лайтера из «Истории игрушек»:

– Бесконечность – не предел.

Спустя время, к сожалению, очень далекое от бесконечности, я успокоил Гертена. Сжимал его виски в руках и вытягивал обратно расщепленную в сознании архонта горечьпулю. Горькая капля высосалась и испарилась в безэмоциональном вакууме, созданном моей волей.

Хлюпая носом, Гертен оглядел пустую комнату. Слезы стекали по его впалым щекам.

– Где твои варвары? И мои работники?

Я отпустил голову архонта и брезгливо поплевал на руки. Растер друг о друга ладони.

– Унголам велел лететь назад в Центр. Перед этим запереть ваших служак в кладовке. А то они ором своим чуть меня не довели до ручки. Если понадобятся помощники, ключ от кладовки на пульте.

Архонт шатаясь поднялся с пола.

– Для чего понадобятся?

– С самого начала вы готовили для нулуса не того. Меньше надо людей презирать. Расизм давно устарел.

И я двинулся к стеклянной камере напротив пульта.

– Нет, ты психически не сбалансирован, – услышал за спиной. – К тому же ты не натренирован, как Юлирель. Тебе не выдержать транспортировочной нагрузки.

Резко обернулся.

– До сих пор не дошло? – рявкнул я, не сдерживаясь, и уже спокойнее, – Главный теперь не вы. Откажетесь – вам точно конец. Всей вашей стране конец.

Гертен вытер рукавом мокрое лицо.

– Что ж тогда поднимайтесь на платформу, господин Главный.

Больше не глядя на меня, архонт встал за пульт. Хмыкнув, я распахнул дверь в камеру и залез на рисунок желтого кружка в центре платформы.

– Пускайте катушку, – скомандовал я. Но Гертен медлил.

– Я обещал Юлирель, что верну тебя на Землю, – сказал старик.

– Совесть начала просыпаться? – скрипнул я зубами и топнул по платформе. – Попробуйте только. И обещаю: сколько контролеров на Земле мне ни пришлось бы найти и пытать, я раздобуду способ снова заглянуть к вам в гости. На месте того, что вы сможете восстановить, я создам новый хаос. Хоть раз пожалейте свою планету.

Угрозы не проняли архонта.

– У тебя нет маяка вне нулуса, – сказал Гертен. – У Юлирель был ты, у тебя никого. Даже пережив переход, ты не вернешься.

Его спокойный тон охлаждал лучше купания в проруби.

– Это не самоубийство, – сказал я. – Поверьте.

Мы с Гертеном молча смотрели друг на друга сквозь стеклянную перегородку: на тех нас, кем мы никогда не были. Брат и отец. Как оказалось, мне не для кого играть свою роль, а Гертен позволил древней крезе ананси диктовать, кто он есть.

Сказки врут. Прочитанные в детстве истории закладывают в нас ложные надежды, что мы принцы и принцессы, супергерои и волшебники. На Земле верят, что в настенном календаре прячется день, когда они вдруг обретут паучью суперсилу и спортивную внешность. Или ждут, что однажды их, спящих на поеденном молью диване, разбудят поцелуями прекрасные принцы-мультимиллионеры. Ананси же вместе с молоком матерью впитывают историю о гибнущей Вселенной, которую им предназначено спасти. Наше детство, наше прошлое, пропитанное лживыми сказками, решает наше будущее.

Но у меня больше нет прошлого. Подделка разоблачена. Тем легче мне решать самому. Каноны утратили власть над моими решениями. Узкие рамки никакой истории больше не заставят меня ненавидеть себя или другого. Раньше я ненавидел Юлю, потому что ненавидел самого себя. Чужие условности вонзали гвозди в мою жизнь. Навешивали на эти гвозди ярлыки. Брошенный сын и бросивший брат.

Теперь я не хочу умирать, потому что полюбил Юлю.

Теперь я сам хочу написать свою историю.

Гертен кивнул и взялся обеими руками за тяжелый рычаг.

– Тогда спаси мою дочь.

Аппаратура под платформой загудела. Желтый кружок на ней стал мерцать ярким светом. По моему телу забегали маленькие огоньки. Слегка защекотало под доспехами. Пока я весь светился, словно звездное небо, мир в глазах стал затухать. Накрыла темнота.

Услышал голос архонта:

– Один за другим органы чувств прекратят функционировать. Первым зрение, вторым…