Информационно-семиотическая теория культуры. Введение

И самое главное, когда речь идет о соотнесенности культуры и информации, ключевая роль принадлежит, прежде всего, именно формам существования (бытия) информации, поскольку информация становится (может стать) формой и выражением культуры лишь только будучи облачена в формы бытия самой культуры, в «культурные формы». В этом контексте категория «культурная форма» являет собой один из ключевых аспектов рассматриваемой здесь теории культуры.

Категория «культурная форма», в общем, не нова, используется в культурологических дискурсах давно, хотя, как показывает анализ, ее смысл и когнитивно-методологический статус пока так и не отрефлектированы должным образом, а апелляции к ней по-прежнему носят, скорее, формально-философский характер (мол, «у всякой сущности – своя форма бытия»).

Вероятно, как попытку исправить эту ситуацию можно понимать усилия по конкретизации идеи «культурная форма», предпринятые в свое время С. Карминым [1, с. 203]. Однако предложенная им «физико-геометрическая модель», в рамках которой культурная форма предстает как некая трехмерная комбинация таких сущностей, как «знание – ценности – регулятивы», не получила развития, увы, в силу недостаточной нерелевантности этой конструкции природе культуры, реальному характеру ее сложности [2].

Разумеется, это вовсе не отменяет правомерности и необходимости строить теорию культуры с опорой на понятийный конструкт «культурная форма». Ведь любая теория являет собой не что иное, как систему конструктов познающей мысли: абстракций, идеализаций, идей, схем, принципов, моделей, концепций, содержательных понятий.

Проблема в данном случае заключается в другом – в том, что же следует конкретно понимать под дефиницией «культурная форма», какой смысл вкладывать в это понятие. Иначе говоря, речь идет, прежде всего, о смысловом содержании категории «культурная форма».

И еще одно обстоятельство: если культурную форму понимать как меру культуры и некую «единицу» культуры, то очевидно, что она (культурная форма) должна опираться и на принцип дополнительности, поскольку «культурное», как уже неоднократно отмечалось, сочетает в себе принципиально различающиеся сущности, не сводимые к «нечто третьему», а именно «информационное», «психическое» и «социальное» (субъектное, деятельностное, коммуникативное). Без учета этого обстоятельства едва ли возможно адекватное отражение природы, сущности культуры и характера ее сложности на основе категории «культурная форма».

Впрочем, если в данном случае подходить к проблеме культурной формы с формально-философских позиций, все вроде бы просто: культурная форма есть способ явленности («внешняя оболочка») информационного бытия человека. Но подобное предельно общее определение неприемлемо уже потому, что лишено конкретности, а значит, и главного свойства познавательного конструкта – операциональности, в частности, способности дедуцироваться к конкретным сущностям, которые стоят за понятиями «культура», «культурная форма» в качестве референтов. В этом плане модель А.С. Кармина, полагающая, что культурная форма есть комбинация трех элементов культуры (знания, ценностей и регулятивов), увы, являет собой некую крайность – редукционизм натуралистического толка, чрезмерное упрощение культуры. Очевидно, что чтобы претендовать на статус научной дефиниции, понятие «культурная форма» должно, прежде всего, сообразовываться с сущностью и особенностями культуры. А главная ее особенность, как известно, заключается в том, что в культуре неустранимо присутствуют не только информационное (смысловое), но также психическое и социальное. Иначе говоря, все, что составляет суть культуры, рождается, функционирует и постоянно корректируется в зыбком «пространстве смежности» психологии, теории сознания, когнитивистики, теории информации, антропологии, семиотики, лингвистики, культурологии, социологии, общей теории систем и синергетических (спонтанных самоорганизующихся) процессов (что, к сожалению, пока не стало «точкой концентрации» методологической мысли в культурологии).

А это признание (осознание) существования долженствующей точки концентрации методологической мысли культурологии, диктуемой общим уровнем развития современной науки, в свою очередь, предполагает соотнесение смыслового поля понятий «культура», «культурная форма» с процессами референций психических процессов, информационных феноменов, семиотических систем и форм социальности (коммуникации, интеракции, интерсубъективности, деятельности), как это видится сегодня.

Речь идет, таким образом, о подходах к определению (формированию, конструированию) понятия «культурная форма» с опорой на контуры и горизонты того общего научно-теоретического контекста, что сегодня составляет «мейнстрим дискурса» наук о человеке, т е. теории сознания, когнитивистики, теории информации, антропологии, семиотики, лингвистики и общей теории систем, из которого только и может вырасти смысловое содержание понятий культура, «культурная форма».

Первый шаг в этом направлении – детализация современных представлений означенных наук, что, собственно, и образует общий знаниевый контекст понимания сущности культуры и формирования понятия «культурная форма». Логично начать с представлений современной философии и науки о сознании и социальности, к которым, так или иначе, восходит все в культуре, все «культурное».

Наука, увы, пока еще далека от разгадки тайн сознания и его механизмов, особенно в плане перехода («скачка») от физических процессов (слаботочных импульсов в мозгу) в нейронных сетях к знаково-символическим ментальным формам – к образам, слову, речи [3].

В то же время, известны и активно разрабатываются такие трактовки сознания, которые напрямую соотнесены с сутью культуры, феноменом социальности и деятельностной активностью человека. В частности, сознание рядом авторов трактуется как «многообразие различий и их различения, а также идентификация различенного» [4]. Как полагается в означенном подходе, сознание человека в корреляции с миром сущих (реальностей) преобразует «различенное и идентифицированное» в комплексы подвижных смысловых и ценностных иерархий, определяющих и структурирующих содержание индивидуального и интерсубъективного опыта. Именно эти смысловые комплексы, идентифицирующие и структурирующие внешний мир и социальный опыт, а также регулирующие на этой основе поведение и действия человека (их формы и механизмы), и являют собой основу и суть культуры.

Теперь впору обратиться к социальности, ее трактовкам. У нас, увы, все еще укоренено понимание социальности как коллективности. Однако в современной социологии (феноменологической, в частности) социальность понимается совсем иначе – как интерсубъективная смысловая структура, т. е. как некая фабрика (структура, институт) по производству смыслов и обмену смысловыми значениями в актах коммуникации и интеракции людей [5], подобные представления характерны и для социологии Лумана, к которой мы уже обращались в предшествующих разделах. Социальность в рамках означенной социологии трактуется лишь как творение смыслов и оперирование ими, а значит – в контексте культуры и ее функционирования.

В этом плане бесспорно правы авторы, которые видят за культурой систему принципов смыслообразования и сумму феноменологических продуктов этого смыслообразования [6]. Хотя, надо заметить, подобное определение носит чрезмерно общий, а значит абстрактный характер, т. е. лишено операциональности. Но все же оно заслуживает внимания и поддержки, поскольку в интерпретации сути культуры делает упор именно на смыслы, соотнося с культурой «тайну рождения и бытия смысла».

Смысл, как известно, являет собой меру отнесенности реальности и его проявлений: сущностей, процессов, событий, фактов, знаков и символов к человеку [7]. Соответственно, смысл обнаруживается и бытует лишь в интерсубъективных отношениях, в общении и деятельности, фундируя, таким образом, любые социальные действия, связи/отношения.

В максимальном учете очерченных научно-концептуальных и когнитивно-методологических обстоятельств и кроется ключ к формированию понятия «культурная форма» – мы придерживаемся именно такой позиции.

Современная теория информации весьма развита, а ее идеи, представления и понятийные конструкты проникают (или уже проникли) едва ли не во все социально-гуманитарные науки – в лингвистику и когнитивные науки, прежде всего. Характерен в этом плане уже рассмотренный выше термин «фрейм», что в информатике означает некий пакет информации, сценарий действия. Однако в когнитивных науках с ним (фреймом) соотносится целый ряд смыслов: «когнитивная структура», «матрица возможных интерпретаций событий», «схема репрезентации объекта». В свою очередь, лингвистика предлагает свой взгляд на сущность фрейма, трактуя его как лингвокультурный код или «нетематизированные структуры, свойственные данному языковому сообществу и управляющие как коллективными, так и индивидуальными процессами понимания и коммуникации» [8]. В этом контексте фрейм предстает как условная социальная информация, о которой уже шла речь в соответствующих разделах.

Напомним еще раз: существует два типа социальной информации: безусловная, которая отражает происходящее «здесь и сейчас» (текущий социально-информационный поток), и условная – структурированная и организованная в виде системных кодов, операциональных символов и знаков, т. е. в форме естественных языков, ритуалов, обычаев, норм традиций, поведенческих моделей и парадигм науки, на основе которых и становится возможной интерпретация текущей информации, обретение ею смысла [9]. А смыслы, как известно, сопряжены, прежде всего, с интерсубъективностью и формами активности человека – когнитивными, коммуникативными, интеракционными, адаптивными, деятельностными, творческими и др.

Остается лишь подчеркнуть, что культуру как информационный феномен отличает от прочих информационных феноменов «психологический аспект»: нет культуры без мира эмоций, чувств, побудительных мотивов к общению, действиям.

Получается так: тот тип информационного бытия (феномена), что именуется культурой, имеет два неразрывно сопряженных аспекта и измерения – собственно информационный и психосоциальный. Соответственно, культурная форма, понимаемая как «атом культуры», должна отражать этот факт и строиться на основе не только фреймов информации (единиц информации – так может строиться техническая информация), но и паттернов психоповеденческой активности человека.

С учетом изложенных обстоятельств культурная форма, на наш взгляд, может быть определена как некий минимальный комплекс информационных фреймов и психоповеденческих паттернов, характеризующийся собственной идентичностью и выступающий в качестве минимальной составной части («атома») культуры.

Если в очередной раз прибегнуть к аналогиям из физики, то культурная форма являет собой далее неделимый элемент («атом» – разумеется, не в смысле размера, масштаба) культуры, который имеет собственную идентичность (самотождественность, аутентичность), обеспечивая таким образом различимость составных частей феномена по имени «культура».

Вот здесь мы подошли к принципиально важному вопросу об операциональности подобного определения культурной формы. Ведь любой конструкт познания оправдан лишь в той мере, в какой он продуктивен в процессах выработки знания, т. е. выводит на новые связи, отношения и закономерности; порождает объяснительные механизмы и теоретические обобщения или же открывает пути к построению различных классификаций и типологий. В этом контексте встает вопрос: «Позволяют ли представленные в рамках данного параграфа суждения о сути культурной формы выстроить типологию культурных форм, которая приоткрывала бы некие новые грани культуры?»

Подчеркнем еще раз: культурная форма – это своеобразный атом культуры, и в этом смысле она призвана стать ключом к теоретизации культуры, к объяснению ее строя и закономерностей. Но поскольку идея «культурная форма» изначально предполагает ее элементарность, неделимость, а значит – «субстанционально-структурную однородность», остается лишь один критерий ее типологизации, это – ее функциональная роль в системе культуры и характер (тип) этой роли.

С учетом этих обстоятельств, как нам представляется, могут быть выделены следующие типы элементарных культурных форм:

– эмотивные (формы выражения эмоций, экспрессий, импрессий);

– эготивные (формы культурной репрезентации «Я», самоидентификации человека в социально-культурной среде, манифестации «Я» и «своей культуры», позиционирования себя от «иного»);

– коммуникативные (естественные языки, прочий символический мир, обеспечивающий возможность общения и интерсубъективных отношений);

– когнитивные (знание, способы познания, механизмы и формы ментальной репрезентации и номинации реальной действительности);

– регулятивные (социальные ценности, нормы и принципы морали, поведенческие диспозиции, табу);

– медитативно-компенсационные (психотехника, обряды, ритуалы) [10].

Таков, на наш взгляд, ряд (возможно, неисчерпывающий) однородных «атомарных» элементов культуры, на основе которых складываются, существуют феномены культуры, ее макро- и мезоформы и необъятно широкий круг ее функций, т. е. реально наблюдаемые формы бытия культуры.

В очерченном выше смысле любой феномен культуры так или иначе может быть редуцирован к приведенным «атомам культуры».

Представленный спектр элементарных культурных форм имеет еще одну особенность – они отвечают принципу дополнительности, поскольку в них сложный системный мир культуры явлен и как информация (фреймы и скрипты информации, системы ментальных репрезентаций), и как психический феномен (импрессий – экспрессий), поведенческие паттерны.

Так что, когда речь идет о соотношениях означенного спектра «атомов» (микроформ) культуры с бытующими макроформами (скажем, жанрами музыки, художественной литературой и ее текстами и т. д.), принципиально важно учитывать то обстоятельство, что макроформы культуры вовсе не являются механической суммой описанных микроформ. Здесь все куда сложнее: любая макроформа культуры являет собой систему, элементами которой выступают микроформы, находящиеся, в свою очередь, в сложных и многообразных связях-отношениях – референции, реляции, рекурсии, иерархии. К тому же, эти системы подвержены эмерджентности, т. е. способности обретать принципиально новые качества при различных сочетаниях (соотношениях) составных элементов, обеспечивая неисчерпаемое многообразие макроформ культуры, их жанровых и стилевых вариаций.

Вот здесь впору вновь вернуться к предложенным различными авторами в разное время обликам («портретам») культурной формы.

Как уже подчеркивалось, А.С. Кармин понимает культурную форму как некую трехмерную, плавно меняющуюся комбинацию знания, ценностей и регулятивов, а по мнению М.С. Кагана в роли составных частей культурной формы выступают знания, ценности и проекты [11]. При этом характерно, что они отображают культурную форму в математизированной форме – как трехмерное тело в трехмерной координатной системе «знания – ценности – регулятивы» (Кармин), или результат пересечений кругов, являющих собой составные элементы культуры («круг знаний», «круг ценностей», «круг проектов») по Кагану. Но, увы, эти представления не выдерживают критики. Дело в том, что любая гипотеза (концепция) в математической форме подлежит проверке на состоятельность в так называемых «предельных ситуациях». Речь идет о том, сохраняет ли смысл и операциональность данная гипотеза (скажем, культурная форма), когда те или иные параметры (в данном случае – компоненты культурной формы) принимают предельные значения, т. е. нулевое значение или бесконечную величину.

Бесконечность в отношении социальных феноменов, вероятно, неуместна, но отсутствие («нулевое значение») некоего элемента культурной формы вполне возможно и допустимо. Например, если некая «культурная форма» не содержит такие компоненты, как «ценности» и «регулятивы», можно полагать, что она выражает математические знания, что вполне относимо к культуре (является формой культуры). Однако, если в составе культурной формы отсутствуют знание и ценности, но при этом она заявляет себя как «регулятив», очевидно, что такая «культурная форма» лишена смысла, поскольку регулятивные функции как таковые возможны лишь на основе неких знаний и ценностных ориентиров. Как видим, гипотеза Кармина о структуре культурной формы, увы, не выдерживает критики (как и гипотеза Кагана).

Однако, эти обстоятельства ни в коей мере не снижают роли и значимости достижений М.С. Кагана и А.С. Кармина в развитии отечественной культурологии. К тому же, они фактически выступили в роли пионеров в попытках превратить культурную форму в элемент культурологической методологии и в объяснительный принцип культурологической науки, обозначив новый тематический локус развития культурологии.

А что касается нашей позиции, культурная форма нами видится не как плавно меняющаяся «смесь» знания, ценностей, регулятивов и проектов, а как комбинации и система из множества элементов (фреймов и паттернов) смыслового и писхоэмоционального бытия человека: эмотивных, эготивных, когнитивных, коммуникативных, регулятивных, медитативно-компенсационных и виртуально-импрессионных.

В этом контексте реальные формы культуры можно трактовать как результат «сборки» (авторского творчества) или «самосборки» (историко-генетического, эволюционно-синергетического развития) культуры. Ведь культура в рамках идей информационно-семиотической теории представляет собой сложную информационную «систему-процесс», а указанные элементарные формы культуры являют собой не что иное, как типические фреймы и паттерны, из которых состоит и на основе которых она (культура) строится.

Вот здесь, вероятно, настала пора задаться вопросом: «Проецируется ли предложенная нами типология элементарных форм культуры на культуру в ее реальных проявлениях, в ее „макроформах“»?

Однако, у этого вопроса есть и другая сторона. А именно – каков уровень обоснованности тех культурологических типологий, что ныне в ходу?

Дело в том, что многообразие бытующих культурологических типологий почти не поддается обозрению и описанию. И самое главное – распространенные типологические системы культуры, к сожалению, не отвечают базовым методологическим критериям, требующим, прежде всего, проявления онтологической сущности и структуры типологизируемого объекта. У разных авторов (исследователей) порой фигурируют совершенно разные, никак не стыкующиеся виды, формы и типы культуры. К тому же, нередко в этих типологиях наряду с уже перечисленными критериями типологизации культуры используется и категория «отрасль» без особых пояснений и обоснований. И что более всего озадачивает: бытующие ныне типологии культуры чаще всего строятся на основе критериев (категорий), не имеющих онтологического статуса, т. е. выражающих лишь отдельные предикативные, ситуативные, преходящие, временные, контекстные признаки культуры. Например, весьма распространены такие критерии типологизации, как:

– характер связи культуры с религией;

– регион, географическое пространство привязки культуры;

– этнические признаки культуры;

– хозяйственно-экономический уклад в пространстве данной культуры;

– принадлежность социума, носителя данной культуры к той или иной исторической форме общности;

– сфера деятельности, обслуживаемая культурой, хотя очевидно, что вне культуры не может быть ни одной сферы деятельности, а сама культура по сути своей не может быть «обслуживающей», поскольку является базовым условием и необходимой предпосылкой деятельности вообще и любой конкретной деятельности – в частности.