Однажды в Москве. Часть I

– Ты что, братец, киноманом стал? – пошутил я, пытаясь разрядить ситуацию. – Вам же нельзя даже телевизор смотреть?

– Что ты, что ты, упаси Аллах! – протестующее замахал руками Хаджи, оглядывая работников. – Наши уши открыты лишь для заветов Всевышнего, увековечившихся в аятах Корана. Дай сюда, все равно проку тебе от него не будет.

– А для кого будет? – улыбаясь, спросил я, все еще держа кассету на безопасном расстоянии. Благо, рост позволял.

– Для наших братьев по вере, – решительно заявил он. – Здесь записана проповедь шейха… – тут Хаджи замешкался, – достойнейшего мусульманина и богослова, и он раскрывает для несведущих божественный смысл аятов Корана.

– Так ты не считаешь меня братом, Хаджимурат? – я испытующе посмотрел на него. – Ты считаешь, мои уши настолько ватные, что не достойны слушать заветы Всевышнего?

– Упаси Аллах! – Магомедказиев повторился и растерянно пробормотал. – Клянусь, у меня и в мыслях такого не было! Ты мне дорог, как родной брат, и я до конца своих дней буду благодарен тебе и Мансуру за все, что для меня сделали. Но я не могу кривить душой перед Аллахом. Ты не можешь быть мне братом по вере, пока не молишься единому Аллаху и не соблюдаешь все ритуалы, которые обязательны для истинного мусульманина. Ты пьешь, хотя в отличие от Мансура, не ешь свинину. Тьфу!..

– Тогда мне обязательно следует прослушать эту проповедь шейха… Как его?

– Не помню, братец, какая разница? – привычно покраснел при вранье Магомедказиев. – Главное, его изречения отражают лучи святого Корана!

– Вот именно. Может, они, наконец, озарят и мою незрячую душу, и тогда ты не будешь стесняться дружбы со мной перед этими достойнейшими людьми, – кивнул я на бородатых пекарей и закутанных женщин, навостривших уши и внимательно слушающих. Шепот одобрения прошелся между ними.

– Ты вправду этого хочешь, братец? – глаза у Магомедказива загорелись таким пламенем, что мне стало стыдно за свое “лицемерие”. – Ты не представляешь, как я хочу, чтобы вы спасли свои души и примкнули к истинной вере. Ведь я так люблю вас обоих!.. Бери это и внимательно слушай! – решительно произнес он. – Один… слушай. Люди не всегда понимают, где благо для них, где беда. Я все больше убеждаюсь, что не всем по душе наш путь, ведущий к стопам Аллаха – Великого и Милосердного. Аллаху Акбар!.. – возвел руки вверх с традиционным обращением мой верующий товарищ.

– Аллаху Акбар! – единогласно вторили ему присутствующие.

– Аллаху Акбар!.. – еле слышно произнес и я…

Кассету я начал слушать поздно вечером, когда освободился и решил расслабиться перед телевизором. У нас была тетя Аракся – подруга бабушки Джулии. Жена была на седьмом месяце беременности, и если не мама и бабушка, то кто-то из родственниц с ней оставались. У нас дома действительно было очень уютно, а аура Джулии просто притягивала.

Поставив кассету в приставку, я удобно устроился и начал слушать. Прозвучала невероятно успокаивающая, я бы сказал, убаюкивающая музыка, сопровождающая текст проповеди, звучавший на чистом русском, с легкой примесью восточного акцента. Это была аудиозапись. На экране показались тоненькие разноцветные полоски, переплетающиеся в различные причудливые формы. Проповедник действительно мягким, ровным голосом раскрывал суть некоторых аятов Корана, давал им свои комментарии, укрепляя их ссылками, видимо, на авторитетных богословов.

Я почувствовал, как нервы мои беспредельно успокаиваются, мышцы расслабились, взор затуманился, а мозг начал воспринимать богословную речь как бы через измененную реальность…

“– Алиф. Лям. Мим. Сод[29 - Алиф. Лям. Мим. Сад… – Коран. Сура7 – “аль-А‘раф” (Преграды, или Ограды), 1 аят. “Отрезанные буквы” (Хуруф аль-мукотта‘а) в начале некоторых сур. Комментаторы Корана не сошлись в едином мнении насчет отрезанных букв. Некоторые утверждали, что они – имена Аллаха.]…”

“– Следуйте за тем, что ниспослано вам от вашего Господа, и не следуйте за какими-либо покровителями помимо Него. Редко же вы вспоминаете[30 - Следуйте за тем, что ниспослано вам от вашего Господа, и не следуйте за какими-либо покровителями помимо Него. Редко же вы вспоминаете… – Коран. Сура 7 – “аль-А‘раф” (Преграды), 3 аят.]…”

“– У каждой из общностей людских – свой срок. Когда же наступает их срок, они не могут отдалить или приблизить его даже на час[31 - У каждой из общностей людских – свой срок. Когда же наступает их срок, они не могут отдалить или приблизить его даже на час… – там же, 34 аят.]…”

Мысли мои, соответствующие аятам, плавно появлялись, заменяя предыдущие. А душа стала невероятно спокойная, как журчащая вода в горном роднике.

“Господи, ведь это все правда! И как же эта правда проста! Наша жизнь – это лишь раскрытое окно, за которым мы просто мелькаем и уходим в небытие…”

“– Аминь!..” – словно подтверждая, произносит проповедник. Перед взором появляются средневековые города с величественными минаретами, толпы молящихся перед Пятничной мечетью, бескрайние пустыни Аравии с редкими оазисами на ее груди, как дары Аллаха правоверным мусульманам…

Стройные женщины в черных покрывалах, из прорезей для глаз сверкающие жгучими, призывающими очами; конники в железных доспехах поверх белых одеяний, вихрем и с гиканьем скачущие по расплавленным пескам и оставляющие за собой облака пыли; тусклые солнечные лучи, просачивающиеся сквозь них…

– Рафаэль, что с тобой?

Открыв глаза, я увидел склонившееся надо мной тревожное лицо Джулии. Телевизор мерзко жужжал, закончилась запись. Пульт был зажат в руке, его тщетно пыталась вытащить супруга.

“Нет сомнений в том, что мы грешники…”, – бесконечными волнами прокатились в сознании слова неизвестного проповедника.

– Ты сам не свой, Рафаэль, я еле тебя разбудила, – испуганно промолвила Джуля, вытирая платком мой вспотевший лоб. – Господи, у тебя такое умиротворенное лицо!.. И что ты смотрел без меня, проказник? – заново вцепилась в пульт жена. – А ну, включай…

Я вздохнул и мягко отвел ее руку.

– Пошли спать, дорогая, я устал… А где ты для Аракси постелила? – я перевел тему. – Не слышно ее ворчания.

– Как где? На ее любимом месте – на твоем диване, – рассмеялась она. – Ты не знаешь, она другого места не признает и пригрозила уйти, если ей там не постелют… Уже давно спит. Знаешь, который час?..

Ночью я встал и вынул кассету из приставки. Позже Наиля передала ее Адылову, информировав о содержимом…

– Вы хотите сказать, что запись производила на слушателя гипнотическое воздействие? – скептически уточнил Прилизанный.

– Именно так. В следующий раз, когда я слушал ее, соседский мальчик – внук Иннокентия, который всегда прибегал в наш двор поиграть с собаками – потихоньку зашел в комнату, сел рядом и начал завороженно слушать. Естественно, он в тексте ничего не понимал. Его привлекла странная музыка, монотонная речь, и он глаз не мог отвести от разноцветных мелькающих полос на экране… Безусловно, запись действовала на подсознание. Обладающий соответствующими знаниями и силой воли слушатель, конечно, мог бы сопротивляться воздействию, но представляете, что происходило в котелках плохо образованных, склонных к внушению, слабовольных или же изначально религиозных людей. И Бог знает, какие скрытые команды получали их порой недоразвитые мозговые извилины от неизвестных программистов. Думаю, это и имел в виду полковник Мусаев, когда утверждал, что одними классовыми теориями и финансовыми влияниями объяснить столь быстрое распространение ваххабизма в мире нельзя.

– А я верю. Этими технологиями в средние века еще ассасины[32 - ассасины – или исмаилиты, средневековые “террористы” Ближнего Востока. Были известны своими умело запланированными акциями против сельджукских султанов и видных государственных деятелей султаната. В частности, смерть визиря и автора известного сочинения “Сиасетнамэ” (“Книга о правлении”) Низам аль-Мулька приписывается исмаилитам. Истребились монголами.] пользовались, – вклинился Арзуман. – А при нынешних возможностях спецслужб это не такая уж безумная гипотеза.

– А куда далее делась эта кассета? – полюбопытствовала Гюлечка.

– Я не смог проследить ее судьбу в связи с грядущими событиями, о которых, если вы не против, я расскажу, – ответил после небольшой паузы Длинный.

– Вы со своей вежливостью уже изнасиловали наше терпение, – прошипела Аталай.

Длинный опустошил рюмку и уже сам заново ее наполнил.

– Господи, он пьет и пьет, и не пьянеет, – прошептала мне на ухо Гюля, – как будто лимонад.

Я в прострации, поскольку и у самого градусы зашкаливали, также приглушенно ответил.

– Такое бывает, когда человека постигает несоразмерное с его психикой горе…

Сказал и похолодел. Покосился на Гюлю с внезапно пробудившейся в душе тревогой.

– А вы откуда знаете? – удивилась она. – О боже, вы тоже!..

– Нет… – я с досадой тоже потянулся к бутылке. – Я представил.

– А-а… – чуть отодвинулась она. – Вы, это… не переусердствуйте…

Глава XXI

– Перед тем как перейти к следующей фазе рассказа, я хочу сообщить вам о рождении нашем с Джулией ребенке. Наберитесь терпения и позвольте мне в последний раз в этом повествовании прожить те счастливые мгновения. Потому что в скором мир утратит в моих глазах радужность, и я буду рассказывать о прожитом без всякого удовольствия…

– Накаркали! – зло бросила на меня Гюля.

– Он меня пугает… – вновь приклеилась к Ганмуратбеку Аталай.

– Честно говоря, и меня, – тихо прошептал и удивил нас сказанным Древний Огуз. – Я такую тоску читаю в его глазах, что хочу пойти в лес и срубить самое толстое дерево, или выть на луну, как мои волчьи предки…

– …У нас родился сын… – взгляд Длинного, уставившийся в прошлое, смягчился. Кажется, он действительно прокручивал в памяти события тех минувших дней кинолентой. – Красивый малыш с широким лбом, белоснежной кожей и с карими, вечно улыбающимися глазами матери. В доме было такое веселье! Особенно тогда, когда привезли из роддома жену с ребенком. Гуляли и в доме, и во дворе. Даже сосед мой Иннокентий Павлович, в свое время заведовавший большим совхозом в Щелковском районе, открыл общую между нашими заборами дверь своего дома и пригласил гостей.