Энциклопедия наших жизней: семейная сага. Истоки. Книга 2. Детство и юность Ираиды. Глава 1. Дневник бабуси

Ида продолжает обманывать: взяла из комода монетку, а сказала, что нашла во дворе. Взяла тихонько сахару, селёдку и т. д… Несмотря на то, что даёт слово, сейчас же его не выполняет. Учительницу продолжает любить. За то, что Елена Николаевна занимается с Идой чистописанием, Ида отнесла ей 5 яиц и полкилограмма картофеля. Ида была прямо счастлива, вообще любит раздавать, дарить, подавать милостыню. Была бы возможность, она, кажется, везде бы посадила счастье.

Вчера у нас было нашествие крыс, больших, как кошка. Работали принахально. Вот ещё ужас!

Милка говорит: да, ладно, сама, ещё, тоже, сейчас, кошка, сядь, стать, ляг, дай, но меня все еще называет мамой, а Иду – няней.

12.07.43. Мы с 19-го в Займище на даче. Сижу на веранде. Милка и Боря играют в травке в палисаднике.

Передо мной расстилаются необъятные луга с разбросанными там и сям озёрами, за ними протянулся тоненькой лентой лесок, за ним высокие горы, покрытые сплошняком хвойником, а у подножья их спряталась от любопытных глаз наша любимая Волга. Всюду зелень, как бархат. В какую сторону ни глянь, красивейшие пейзажи. Не могу насмотреться, не могу надышаться. Дети готовы днями сидеть в воде. Даже Милка плещется, как утка.

Ида или простудилась или, действительно не хватает витаминов, заболела воспалением десён. Теперь уезжает с матерью в Казань через день, где ей делают прижигания. Стала беспризорной. Мать дежурит с 7 до 11–30 ночи. Ида предоставлена себе. Завтра ей кончают лечение и уже будет оставаться здесь.

Чувствуют себя ребята великолепно. Очень поправились. В особенности, заметно на Милке. Начала ходить, говорить. Очень любит заниматься составлением предложений. – " Мне пора спать, папе пора спать и т. д." и заканчивает фразой – " всем пора спать". Очень любит наблюдать за колёмой, баляшки, коза, лошадки. Милка чистушка, аккуратница. Принимает участие в играх.

Ходим в соснах. Собираем ягоды. Раз набрали 4 стакана (на 60 руб.), но зато попали под грозу и промокли до нитки. Собираем в лесу шишки и Нина увозит в Казань (60 руб. мешок). Тащим и хворост и Милку, а цветов уже не решаемся рвать: уже не под силу…

Вчера приехали утром всё: Воля (после трехнедельной командировки), Нина, Ида и приехал дедушка из Горького. День прошёл, как сон.

19.07.43. Вчера у Бори целый день держалась температура 39,6. Ужасно были напуганы. Вечером родители, взяв Борю, уехали в Казань. Обратились там к дежурному врачу. Ничего не нашли и сегодня приехали обратно с нормальной температурой. А уж я как рада!

Воля достал 8 цыплят из инкубатора. Дети пока что не налюбуются, а Ида «пока» охотно ухаживает. Вчера Воля, я и Ида пошли на Волгу. По дороге с нами шла тётя к своему сынишке в Моркваши. Ида разговаривала с ней и в заключение сказала: – "Приходите к нам в Казани. Мы живём на улице Баумана, дом 30, квартира 39". Назвалась притом – Ирой, а не Идой.

Привезли сегодня Эдика в гости. Боря чрезвычайно рад.

А вечером… Эдик приехал домой и застал своего дедушку почти безжизненного. Паралич, а на утро его не стало. Когда Боря приехал, Эдик объявил ему «новость»: – "мой дедушка умер".

24.07.43. Дня три тому назад достали рыбы. Я сварила и пожарила. Дети не могли дождаться обеда. Наконец, сели за стол. Боре и Миле дала тёшку, выделив кости. Милка под шумок залезла в другую тарелку, отковырнула кусок от спинки и о, ужас! Я взглянула, а у неё изо рта торчит косточка. Когда я вскрикнула, она постаралась поскорее её проглотить и, видимо подавилась. Что тут было! Зная, что здесь медицинской помощи нет, я решительно принялась за извлечением кости. Измучилась вконец. Милка уснула, но видимо, косточка " прошла".

А в это время Боря разгорелся до 40. Дав ему аспирин на ночь, уложила его. Скоро температура начала спадать, потом успокоилась. Я так намучилась, что завтра не решилась уехать… В довершение всего Милка за ужином выпила полоскание Иды из перекиси водорода. Надо же было это всё за один день. Через день Нина отвела Иду и Борю в поликлинику. У Иды снова обострение. У Бори анализ показал приступ малярии. Дети вернулись одни по железной дороге и прекрасно добрались до дачи.

А сегодня Ида снова одна приехала. Попала под дождь, промокла, а, проходя по лужице, порезала ступню. Вернулась со слезами. Я снова испугалась до невозможности. Здесь, в это лето одна девочка умерла от лёгкого пореза стеклом и заражения от грязи. Поэтому я была напугана.

28.08.43. Сегодня ровно месяц, как мы вернулись с дачи. Мила начала хорошо говорить. Недавно у неё появилась опухоль железы. Обратились к врачу. Сказали, что туберкулез желез. Снова и снова боль за ребёнка. Не дается даже отдыха. У Бори больше повторений болезни не было. У Иды, как видно, вылечили её дёсна.

Ида ждёт, считая чуть ли не часы, начала учения. Боря мечтает о поступлении в детский сад. Милку думали отдать в ясли. Приходится делать это скрепя сердце, по необходимости, но я уже детям больше дать ничего не могу: дети управляются как-то сами и я за день выполняю тысячи дел, изматываясь в конец к концу дня. Какая я уже воспитательница!…

Дети мечтают, по окончанию войны, поехать на юг и завести, как у тёти Фани хозяйство, а пока у них: поросёнок, 3 кролика и уже только 5 цыплят.

16.09.43. Ида счастлива, что снова ходит в школу.

Состоялось разделение школ на мужские и женские.

Я несказанно рада за Иду. Её выбрали (или она сама себя предложила – не поймёшь) в звеньёвые. Радости нет конца. С каллиграфией у нееё опять нелады. В школе дают завтраки: винегрет и кусочек хлеба с сахаром. С будущего года будет приём детей в школу с семи лет. Боря счастлив. Он не менее Идки мечтает о школе.

У Идушки по прежнему не прекращается лживость. Меня буквально это пугает: не действуют никакие внушения, убеждения, просьба и ласка.

Борюшка, совершив поступок, рыдает от стыда. Иде – хоть бы что! Взять тихонечко что-нибудь для неё обыкновенное дело. А ведь такая умная девочка!

Когда она оставалась одна в Казани, приехав сюда для лечения (я была на даче), она позвала к себе Иветту, Нинку, угощала их хлебом, картофелем, корицей и конфетами, которыми угостил детей, приехавший из Горького дедушка. Она, конечно, всё скрыла и её же подруги её выдали. Вытащила, например, тогда же серебряную ложку (сломанную) и я её случайно нашла во дворе… Всё это только лишний раз доказывает заброшенность детей.

Милка по-моему так же будет развита, как и Ида. Сегодня, услышав раза два – «мышка», она уже начала повторять. Всё, всё «говорит». С железкой – дело плохо.

26.09.43. Вчера получила известие, что Юра, мой племянник, убит на войне под Харьковым. Я разрыдалась. Кошмарное, тяжёлое известие. Дочка начала напоминать о погибшем герое – лейтенанте. Она припомнила, как будучи в Астрахани вместе с родителями у дяди Вити и как Толя (Юрин брат) стоял на голове, а Юра водил её в какую-то комнату и показывал ей лодочку, которую они сделали сами вместе с братом. Ах, какой даровитый юноша погиб! Возможно, будущий крупный ученый. Гордость родителей! Горе родителей не поддается описанию…

У Милочки болезнь желез развивается. Назревает вторая железка. У Бори снова только кончился бронхит, уже, кажется, третий за лето. У Иды никак не проходят дёсны. Жалко Милку. Какая она умница! Поёт под аккомпонимент уже «Чижика». Всё схватывает на лету и говорит, как большая. Послушна, сообразительна, аккуратна. Грозит постоянно: – "Казю маме" или – "казю матери". Боря говорит: – "Нет, не скажешь!" – «Скажу» и… конечно, скандал: – "Боричка дразнится!" Милка иногда поёт: – "Мама идёт базар, купит лака и помажет хлеб маслом!"

У Иды лживость вошла уже в привычку. Раз принесла молоко – пол-литра и заметно меньше, чем всегда. Ничто не помогло сознаться в том, что она выпила. Наконец, созналась. Но на другой день то же. Мать не выдержала и всыпала ей. Посмотрим, не подействует ли это?

Медлительность ее движений выводит всех из себя. И странное дело – в школе не нахвалятся ею, а дома уже с утра истории с ней. А она, пожалуй, совершенно равнодушна к этому.

24.10.43. У Милы прорвалась железка. Пока другая – нет. Получает усиленное питание из детстоловой: 200 грамм каши с маслом, 300 грамм лапши и тоже с маслом и 250 грамм молока. Это сильная поддержка в нашем бюджете. У неё цветущий вид. Пятнышки на теле снова и снова зудят. Грипп – капризы страшные. Это время были больны все трое: простудились в бане. Из болезней не выходят…

Сейчас ушли в цирк одни. Ида, желая показать девчонкам в окно цирковой билет, выдернула его из-под пресса и порвала от контроля кусочек. Поднялся рёв. Остановит ли Иду этот случай от других подобных шалостей? Удивительно непослушный ребенок (дома). А в школе – пример всем. Елена Николаевна говорит мне: – "Послушали бы вы, как она рассказывает урок в классе. Заслушаешься!"

Милка недавно посмотрела на портрет отца, снятого вместе с матерью и говорит: – "Папа села с Катенькой". Мать никак не могла уверить её, что это она, а не Катенька. (У неё куклы – катеньки).

Боря ходит в сад. После четырёх дней хождения – заболел… Возобновил. Очень недоволен и рад будет, если его возьмут. Застенчив. Не сходится с детьми в играх. Скучает. Дети отвратительны. – "За столом говорят глупости" – уверяет Боря. Стал хулиганить: передразнивает взрослых, ведёт «клозетные» разговоры. Смешит старших при гневе на него, иногда остроумен и находчив. – "Как ты смеешь отвечать так взрослым? Знаешь ты, с кем ты так говоришь?" – "С бабой ягой" – не задумываясь отвечает он.

Милка пристает с разговорами ко мне. Говорю: – "Боря, поговори с ней". Боря молча всовывает ей, висящий на её шее огрызок соски. – "Вот пусть теперь поговорит!" – серьёзно отвечает он. Боря в восторге, что начал говорить букву – «Р», но в речи не употребляет.

22.12.43. Совсем забросила дневник. У меня трясётся сильно рука. Последнее время – шум в голове. Ничто не располагает к письму…

Война идет своим чередом… Как-то уж и не мечтаем о конце! Скоро ли? А как дети ждут! Даже Боря говорит, что он разорвал бы Гитлера на клочки и бросил в помойную яму.

Дочка заканчивает первую половину 3-го класса. В табеле всё – отлично, кроме русского письменного (хорошо). С учительницей по прежнему – любовь с обеих сторон. Елена Николаевна ею не нахвалиться, а дома всё наоборот. С утра выговоры: по прежнему невозможно неаккуратна (никогда и ничего нет на месте). Делает всё не спеша (30 раз надо сказать, чтобы она исполнила), правду не говорит, тихонько норовит всё взять, «сор» из дома выносит и подругам и главным образом, передавая всё Елене Николаевне: – "она моя учительница и я должна ей всё говорить". Пишет грязно. Рассеянна и в этом всё зло. Читает запоем по прежнему. Немецким занимается лишь постольку, чтобы не забыть. Как обидно, она такая способная! С ней бы можно было бы заняться уже английским. Но по сути она ещё совсем ребёнок: играет с Борей и Милой и чувствуешь, что и она ещё – «лялька», хотя и вспоминает «своего» Юрку Щербакова.

Боря свободно произносит «Р» с твёрдыми гласными, но в речи не пользуется своими достижениями: все ещё «плисель» говорит, – «плямо» и т. д. В букваре дошли до Л и дальше не идём.

Милка развивается не по дням, а по часам. Выражения: обязательно, пожалуй. – "Я буду читать вслух". Но… железа как будто набухает снова.

Умна. Говорит свободно. Бегает. Ласкова. Послушна и аккуратна.

У Бори впереди зубов совсем нет. За это время снова был болен бронхитом.

Добавляет Ираида…

Мне очень хорошо запомнилось, как мы с классом ходили в госпиталь. Мы рассказывали стихи, пели песенки для раненых. Потом нас всех из столовой, где мы «давали» концерт, развели по палатам, где лежали тяжело раненые солдаты.

Меня проводили в палату, где лежал офицер с забинтованной головой. Я начала рассказывать стихотворение, пардон, декламировать, но раненый застонал. К нему быстро позвали врача, который сказал, что лучше всем из палаты уйти. То ли раненому стало хуже, то ли ещё чего, только мне так и не пришлось перед ним выступить…

Но сколько волнения и переживаний вызвал у меня, да и у остальных детей этот наш концертный поход. В госпиталь мы ходили ещё не раз, но этот первый поход оставил особое впечатление.

Зима 43-го года была особенно голодной не только для нашей семьи, но и для всех советских людей. У нас наверху, с железной внешней лестницы – двери вели в три разные квартиры, в которых жили еврейские семьи. Помню однажды бабуся дала мне штучки три склизкой синей картошки и велела отнести на второй этаж в одну из этих квартир. Я вошла в незапертую дверь. Посреди комнаты стоял стол. На нём лежала женщина. Рядом сидела на стуле – другая. Та, что лежала на столе – умерла от голода. В этой же семье жил старый еврей. Он каждый день сидел посредине моста и просил милостыню. Вскоре умер и он и тоже от голода.

К кому-то из нашего дома привезли девочку, чудом вывезенную из осаждённого Ленинграда. Тётя этой девочки не зная, что нельзя при истощении переедать, стала от души пичкать её едой. У девочки случился заворот кишок. Её еле спасли…

Помню, однажды, когда бабусе совсем нечего было готовить, она достала с книжного шкафа запрятанный мешочек с горсткой гороха. И, о ужас! В место гороха в мешочке были одни жучки. Бабуся сварила из них суп. Когда она нас кормила этим супом, свет не зажигала, а, может быть, не было света?… Жучки на зубах хрустели. Мы спрашивали – почему суп хрустит? Бабуся что-то нам наплела, а сама в темноте плакала. А мы уговаривали её, что мы весь суп не съедим и оставим и ей.

В эту зиму ради любопытства я попробовала из комодного верхнего ящика воровать деньги. Первый раз я стащила красную тридцатку. Долго не знала что с ней делать. Я подумала, что обратно положить незаметно – не получиться. И тогда я решила от неё избавиться. По дороге в школу, проходя по мосту мимо нищего еврея из нашего дома, я кинула в его шапку, лежавшую около его ног, – эту тридцатку и убежала, боясь, как бы кто меня не увидел и не спросил – откуда у меня эти деньги.