Изгой

– Может быть, вы желаете как-нибудь зайти ко мне? На улице сейчас становится холодновато, поэтому мы могли бы пообщаться у меня. Что вы об этом думаете? У меня, конечно, тесновато, но вполне уютно.

– Действительно хорошая идея. Знаете, давайте лучше вы ко мне: у меня места много и есть хороший чай. Хотите попробовать?

– С удовольствием. Хорошо, тогда мы с вами договорились.

– До свидания, Софья.

– До свидания, Миша.

– Зайдите всё же завтра ко мне, моя квартира семьдесят четыре. Мне очень понравился сегодняшний вечер. Я буду ждать встречи с вами, – не удержался я и сказал ей вслед. Она повернулась, улыбнулась мне и, стоя у двери дома, поиграла пальцами кисти, что означало: до встречи.

Переполнение чувств внутри меня было колоссальным. Но это было теперь частым состоянием для меня, а потому привычным. Я поднялся к себе домой, с мыслью о том, что необходимо подготовить квартиру к моей гостье – привести всё в порядок.

В квартире был полный бардак: вещи раскиданы, книги лежали везде, на столе разбросаны ручки, карандаши, листы бумаги, а на полу у стола – разбросанные комки бумаги. После небольшого анализа, я приступил к уборке. Я убирался с мыслями: «завтра она придёт сюда», «будет сидеть вот здесь», «будет пить чай из вот этой кружки».

Что же касается моего увлечения, то я теперь почти не писал: у меня не было времени и сил – всё уходило на Софью. Она часто посещает мои мысли, я анализирую все диалоги с ней, её саму и с нетерпеньем жду новой встречи с ней. Это что-то очень сильное, что заставило меня позабыть обо всех моих прежних мыслях и проблемах. Она меня поглотила, полностью, как болезнь поглощает организм без иммунитета. У меня нет к этому иммунитета, да и в этом нет необходимости: я обожаю это состояние, теперь оно – часть моей жизнь; Она – часть моей жизни.

4

Прошедшую ночь я провёл в наведении марафета: из хаоса я достиг порядка. Спал я часа три от силы. Хоть и с дефицитом сна, я встал бодрый и этот день мне показался самым великолепным из всех.

Сегодня – суббота. День особенно прекрасный. Эйфория от жизни переполняет меня и затмевает всё остальное: чувства, мысли, желания. Голова чиста и свободна, и это даже очень странно: ни одной мысли о Ней, – хотя вот же мысль. Я получал кайф от момента, без использования вспомогательных средств. Подумать только: когда человек по-настоящему счастлив, ему больше не нужны ни наркотики, ни алкоголь.

Я произвёл все привычные утренние процедуры, и в нетерпении сел на стул и сидел, не пошевелившись, в ожидании Софьи. Я нахожусь в нетерпении, постепенно начинаю приводить образ нашего с ней диалога в голове. Я прокручиваю целую цепь нашей с ней беседы, эта беседа выглядит потрясающей, но, по правде говоря, невозможно идеальной. Мне этого достаточно, такой идеал меня вдохновляет и завораживает.

Буквально с полчаса спустя послышался звонок в дверь. Я встрепенулся и помчался к двери, предвкушая предстоящую встречу. Открыв дверь, я обнаружил её – такое совершенство человека необычайной и неописуемой красоты. В своей жизни я никогда не видел подобной, даже сравнимой с ней красоты. Все краски природы перед ней меркнут.

– Здравствуйте, Михаил! – с широкой улыбкой сказала она. Её лицо стало ещё милее.

– Доброе утро, Софья. Прошу, входите и непременно чувствуйте себя как дома, – проговаривая, я закрыл за нею дверь и, постепенно удаляясь на кухню, продолжал говорить, – вы располагайтесь в гостиной, я пока поставлю чайник, и сию же секунду вернусь к вам.

– У вас очень мило и действительно просторно, – сказала Софья, разглядываю комнату и вещи, находящиеся в ней. Вдоль всей стены она увидела, что тянется длинный шкаф-стенка, выпущенный ещё в период советской власти. Шкаф был комбинированный, имел библиотеку, сервант и ящики под одежду и под разные вещи. Стояли фотографии различных членов семьи. В углу, у окна стоит письменный стол, на котором лежат различные книги и тетради, ручки, карандаши, стоит настольная лампа; а ещё располагается пишущая машинка, что выглядит причудливо в век информационных технологий. Посередине и практически по всей комнате расстилается ковёр, с примитивным арабским узором. Напротив шкафа-стенки стоят диван и два кресла. Комната довольна простая, в стиле обычной квартиры, в котором выполнено до сих пор множество российских квартир, но очень уютная и вполне замечательная, имеющая свою, доброжелательную атмосферу. Рассмотрев все вещи в комнате, она добавила: – Но можно поинтересоваться: где у вас телевизор?

– Телевизор я выкинул – он мне надоел. Эта квартира досталась мне от моей покойной тёти в наследство, – суетно приближаясь, сказал я.

– Извините, я не знала.

– Да всё в порядке, это случилось уже как лет семь назад. Она была прекрасной женщиной, но у неё был рак, который по роковой случайности завладел ею.

– Как же это, наверное, тяжело – потерять близкого человека. Я никогда не испытывала такого.

– И не нужно даже думать об этом. Мой вам совет – всегда проводите как можно больше времени с теми, кто вам дорог, старайтесь испытывать к ним самые настоящие чувства, ибо когда они будут находиться перед самым краем своего несуществования, тогда единственные ваши чувства к ним, это будут – жалость и сострадание. И эти чувства, всего лишь чувства долга, которые могут возникнуть к любому, и которые ничего не значат без любви.

– Вы никогда не говорили о таком себе. Если хотите, можете рассказать о том, что вас беспокоит. Мы с вами друзья.

– Хорошо. Я не знал своих родителей, и практически с рождения находился в детском доме. Он воспитал во мне много добродетельных качеств и, отчасти, я благодарен судьбе, что оказался там…

На этом моменте мой биографический рассказ прервался звуком, означающим, что чайник вскипел.

– Пойдёмте на кухню – чайник вскипел. Я обещал вас угостить вкусным чаем. Вам должно будет понравиться.

– С радостью, – всё с той же милой улыбкой сказала Софья и проследовала за мной.

Кухня не отличалась оригинальностью – она была как у всех. Кухонный гарнитур бежевого цвета из ДСП, на стене висит дешёвая картина с водопадом. Всё очень незамысловато и непримечательно: диван угловой формы был схожего цвета с гарнитуром, как в принципе и стол, правда, на пару тонов темнее. Разве что плита и холодильник были новые и не вписывались во всю обстановку.

Мы расположились на кухне. Я разлил заварку и кипяток по кружкам, и продолжил:

– … О своей тёте я узнал за три года до её смерти. Я как-то попросил знакомого, будучи ещё студентом, разузнать о моих родных. О родителях он смог лишь сказать, что они погибли, когда мне было около года, в автомобильной катастрофе. Тогда, как раз они меня оставили со своей хорошей подругой, буквально, как они думали, на пару часов. Это я узнал ещё будучи в детском доме. Женщина-соседка и отнесла меня, после этого всего, в детский дом. А вот что действительно меня удивило, так это то, что у меня существовала тётя – моя единственная родня. Я её отыскал и встретился с ней. Она была серьёзно удивлена тем, что у неё существует племянник и тоже, единственная родственная душа. Позднее она объяснила, почему не подозревала о моём существовании. Дело в том, что моя тётя с моей матерью как-то раз очень сильно поссорились, и благодаря их схожему и трудному характеру, в котором также своё место имела гордыня, их дороги в жизни разошлись, и с того времени больше не сходились; они оборвали друг с другом все контакты. Позже я переехал к своей тёте, то есть сюда, и мы прожили с ней по-семейному три замечательных года. Теперь, у меня нет никого – я совершенно один, и это вызывает страх. Одиночество, хоть и является моим спутником, всегда безмолвное и тихое, а потому от него можно сойти с ума.

Эта история, когда я обнаружил тётю, произошла на третьем году нахождения меня в общежитии. Тогда всё стало другое, и я не раз ещё возвращался к пристрастию наркотиков и алкоголя, но это возникало на порядок реже. У меня был один приятель, который учился на последнем году своего обучения. Как-то мы с ним разговорились, и он мне рассказал о случае у его отца на работе. Его отец занимал чиновничью должность в полиции. В том самом отделении нередко занимались поиском пропавших людей и успешно. Тогда он затронул случай, что был найден ушедший из дома ребёнок, которого нашли на другом конце страны спустя десять лет. Ему уже было где-то двадцать с лишним лет. Я тогда и решил обратиться к этому приятелю и, как получилось, не зря.

– Ваша жизнь отличается от моей практически всем, Михаил. Вам столько пришлось пережить и я хочу вам сказать, что вы теперь не один, я – ваш друг, как и вы – мой. И не смейте больше говорить, о том, что вы один – это не правда.

– Знаете что, в таком случае нам стоит перейти на «ты», – сказал я и улыбнулся.

– Что же это мы действительно, всё «вы» да «вы». Как в каком-то девятнадцатом веке, – засмеялась Софья.

– Честно говоря, до того момента когда мы с тобой заговорили и познакомились, я почти каждый раз, при встрече с тобой, хотел завести беседу, но моя застенчивость как-то всё не позволяла мне это сделать. Вот даже в тот день нашего знакомства, ведь тогда я тоже был настроен, чтобы с тобой заговорить, сказать честно, я ждал тебя.

– И всё-таки как замечательно вышло, что я с тобой заговорила.

– Да, ты спасла меня, иначе бы я не знаю смог бы я тогда это сделать.

– Вот как? Всегда рада.

– Слушай, а вот ты говоришь, что твоя жизнь не такая как у меня. В чём именно не такая? Может, расскажешь о себе?

– Ну да, это верно. У меня небольшая семья: мама, папа, мой младший брат и я. Отношения между всеми хорошие. Семья у меня рабочая, среднего достатка. Я всегда любила детей, испытывала к ним приязнь, и решила посвятить им свою жизнь. Сразу после школы я именно по этой причине пошла учиться на педагогический. Меня всегда интересовали дети; у них в голове абсолютно простые мысли, и они задаются абсолютно простыми вопросами: «почему небо синее?», «откуда берётся радуга?», «откуда берётся снег и дождь?» и так далее. Мы это всё понимаем и знаем, но, честно говоря, и то не все. Им нет дела до тех проблем, которыми мы задаёмся, и поэтому я считаю, что большинство наших проблем мы выдумываем, потому что дети отлично живут без них. Вообще, мне интересно понимание мира детьми: оно такое простое, что взрослые считают его несерьёзным. Я же, как раз наоборот, думаю, что они видят истину, просто говорят её слишком простыми словами, от которых люди отвыкли. И в целом, дети изначально как кусок дерева, а учитель – он как столяр: что он решит сделать из этого куска дерева, таким оно и будет. Причём, после этого его будет трудно изменить…

Далее мы говорили ещё о многом и долго. Мы говорили без принуждения, будто плыли по течению – не используя дополнительно никаких действий. Я наслаждался её рассказами, её улыбкой и смехом. Эти чудные часы простого разговора с человеком переворачивали все мои прежние представления о людях, в том числе и о себе. Когда-то я думал, что одиночество – это действительно важная часть моей жизни, но как я тогда ошибался. Слишком ошибался.

5

Я желал бы говорить с ней вечно, но нам пришлось расстаться. Я проводил её до двери, растягивая последние секунды моего счастья. Именно счастья, потому что она давала право на моё счастье, а без неё всё казалось не таким, жизнь сразу же наполнялась ожиданием, ожиданием её. Когда мы подошли к двери, она вдруг промолвила:

– Мне очень понравилось у тебя, у тебя чудесная квартира и ты замечательный собеседник.

– Надеюсь, ты пожелаешь завтра снова ко мне заглянуть? – с нетерпением спросил я, покраснев от одолевшего меня стеснения.

– Да, я была бы не против. Я непременно приду к тебе завтра, – сказав это, Софья нежно поцеловала меня в щеку. После этого она торопливым шагом удалилась вниз по лестнице, не оглянувшись, и не дав, таким образом, разглядеть напоследок её прекрасного личика.

Я стоял в дверном проходе и гладил щеку, которая была осчастливлена её поцелуем. Для меня это было наивысшим подарком моей судьбы. Я не смел желать об этом, не смел допускать мысли в моей голове. «Софья – благородная и чудесная девушка, – думал я, – неужели я ей нравлюсь?»

Мы закончили наше времяпровождение спустя три-четыре часа после его начала. Время только подходило к вечеру, в моей голове были снова сотни мыслей, одна сменяющая другую. Я сел за мой стол, который так давно не чувствовал моего тепла. Я размышлял о ней и завтрашней встрече, которая в разы оказалась долгожданнее сегодняшней. Я начал писать, и мысли о морали и устройстве жизни на время затмили чувства о ней.

Я писал много и почти непрерывно. Я прервался всего лишь на миг, чтобы налить себе чая. На кухне я увидел кружку, из которой она пила и тогда меня снова поразили чувства к ней. Я было начинал понимать, что это за чувства, но всё же боялся признавать их, ибо я никогда прежде не испытывал такой привязанность, даже к моей покойной тёте. И может быть, я боялся этих чувств из-за моих прежних разочарований в людях.

6