Изгой

– Дайте ещё одну. Думаю, одной будет недостаточно.

Она поставила вторую и без того энтузиазма, которым она меня встретила, озвучила цену. Я протянул купюру и ушёл, не забрав сдачу, – мне было не до этого.

Я пришёл в мою пустую квартиру, сел за стол и полностью отдался вливанию алкоголя в себя. По-другому это назвать я не могу, так как, назвав это по-другому, я бы прямо соврал. Я пил напрямую из бутылки и смотрел в стену с ненавистью, будто стена была виновна в смерти Софьи.

Алкоголь давал о себе знать: голова закружилась, зрение размылось, понятие о реальности и моей подавленности, хоть и притупилось, но никуда не делось. Я полагал, что алкоголь поможет мне забыть, хоть на момент, обо всём меня окружающем и, главное, волнующем.

Сейчас, чтобы забыться, мне нужно было что-то сильное. Алкоголь только подкреплял мою тоску, и мне становилось только хуже. Невзирая на это я почему-то давал себе установку пить ещё больше «чтобы забыться». Нужды организма и целесообразность мышления, в моменты отчаяния и чувства бессмысленности жизни, становятся необычайно противоречивыми.

Я не пил десять лет, как раз с того момента окончания моей прежней жизни. Алкоголь был частью проявления во мне многих чувств и совершаемых мною действий, за которые я себя так ненавидел. Отказ от него был необходимостью, впрочем, не стоит скрывать тот факт, что в минуты одиночества мне хотелось выпить – это побуждение я сдерживал. В чём я точно уверен, по своему опыту, это то, что алкоголь открывает миру истинного человека. Самые глубинные человеческие пороки, тайны, многое то, что человек всеми силами пытается скрыть, может быть открыто с вероятностью прямо пропорциональной тому, сколько человек выпил. Именно в этом большой минус алкоголя, одновременно, в каком-то смысле, большой плюс.

Я отыскал номер одного старого приятеля Володи, с которым раньше учился. Он был, так сказать, не в моей компании, но мы с ним неплохо ладили, если возникала возможность с ним пообщаться. У меня не было полной уверенности, что я вообще смогу ему дозвониться, а уж что он поможет мне в моей небольшой просьбе подавно.

Я дозвонился ему, и это меня воодушевило. Он меня не сразу узнал. Я попросил его кое-что мне достать. Это было очень важно для меня на данный момент. Он долгое время говорил, что не сможет этого сделать, да даже если бы мог, то не стал бы помогать. Я предложил ему то, перед чем он не смог устоять – деньги, причём достаточно круглую сумму. Он велел мне перезвонить через два часа и тогда он точно скажет, достал он или нет, и если он достанет всё необходимое, тогда назначит мне встречу. Однако, что с людьми делают деньги. Вот только он отпирался: «Нет!», «Да ты чего?!», – а как только запахло рублём, тотчас же: «Да-да, я постараюсь что-нибудь сделать», – какие же люди алчные и продажные.

Этот случай немного придал вдохновения моим размышлениям. Я немного призадумался, будучи порядочно захмелевшим.

Я иногда желаю представить, как себя вели люди в те времена, когда ещё не было ни денег, ни каких либо иных средств оплаты. Возможно, тогда и не было фальшивых отношений. Сейчас сплошь и рядом: взятки, дача взятки, убили человека за кошелёк, украли медали у ветеранов, украли пенсию у бабушки и т. д. Деньги – механизм подчинения и власти, оттого следует, что самые независимые люди – это те, которых не волнуют деньги. За деньги люди делают всё – сейчас для меня это было очень полезно.

Я просидел эти два часа всё на том же месте, допив первую бутылку, и мой рассудок был в ужасном состоянии, я уже не говорю о внешнем виде. Я набрал номер, со второго раза: в моих глазах всё четверилось. Мой язык заплетался и я не мог полноценно выразить мою мысль, но Володя меня понял, тезисно, но понял. Я его тоже понял: он говорил, что всё получилось, и назначил встречу на завтра. Я записал время и место карандашом на столе и отключился прямо за столом.

9

Я проснулся с тяжестью и болью в голове – вполне нормальное состояние при чрезмерном употреблении водки. Естественная была и тошнота, которая тут же перешла в рвоту, едва я успел добежать до унитаза. Это было просто нечто: я всё ещё был пьян, плюс к этому я имел просто беспощадное похмелье. Давно я себя так не чувствовал, слишком давно – с прошлой жизни.

Я привёл себя более-менее в порядок, прочитал надпись на столе, которую пытался разобрать минут с пять и ушёл на назначенную встречу.

Всё вышло безупречно, я получил то, что ожидал – морфин. Так называется наркотик, используемый в медицине как болеутоляющее, а в быту наркоманов нередко применяется для разукрашивания серой реальности. Пришлось выложить часть своего капитала, но это того стоило; мне нужно было что-то сильное чтобы забыться, потому что я не мог терпеть эту боль от потери – сила воли отступила. Я прибыл домой и открыл вторую бутылку водки.

Морфин – сильное средство, это тяжёлый наркотик. Не всегда заядлые наркоманы пользовались морфином. Лето заведомо подразумевалось у них не прекрасным временем года, солнцем, купанием, загоранием, шашлыками на природе, а сбором головок мака, из которого варилось необходимое снадобье. Морфин был дорог, труднодоступен, в основном наркоши любили коаксил, не брезговали крокодилом. Аптека поставляла наркоманам всё необходимое. Фармацевты знали, зачем людям данные лекарственные средства в таком количестве. Оборот фармакологических компаний исчислялся миллионами, человеческие жизни – сотнями и тысячами. Аптеки получали свой процент; владельцы компаний и аптек были счастливы. Хоть позже и вышел закон, запрещающий торговать этими веществами без рецепта от лечащего врача, – этот закон ни к чему не привёл. Может только оборот уменьшился. Целая сеть аптечной мафии кормилась угасающими жизнями нынешнего и будущего поколений. Геноцид происходил стабильно, однако рады этому были и жертвы, и сторонники геноцида.

Я пробовал морфий когда был студентом. Он произвёл на меня сильное впечатление, но больше я не решался его принимать: его эффект был специфический и, честно говоря, пугал меня. Он серьёзно менял восприятие мира, представлял передо мной такие сюрреалистические иллюзии, что я теперь понимаю, почему люди так легко поддаются своей зависимости. Этот эффект и эмоции от него так глубоко западают в память, что человек не выдерживает всего окружающего «иного» и хочет снова испробовать этот эффект, – это и называется зависимостью, и она не так проста как кажется. Все думаю, что зависимость – это не способность отказаться от принятия наркотиков, но это скорее непосильное влечение уйти туда, в радужные фантазии, что никак не одно и то же. Многие наркоманы, попробовав один раз, навсегда запоминали это чувство и уже не могли жить без него. И это правда – вокруг меня велись и такие люди.

Поэтому я и не любил себя прежнего: я делал совсем дикие для человека вещи. Я не относил себя к какой-либо субкультуре, я просто был нонконформистом, без определённого смысла. Мне говорили «А», я слышал «Б», а делал «В». Я не задумывался о многих вещах, о которых стоит думать; я считал материальное важнее духовного. Тогда, мои ошибки были кардинальными и безосновательными – я просто делал всё, что хотел. Никакой силы воли и самоконтроля. Тогда было много таких людей, и как я помню, со временем их количество только увеличивалось.

Я думаю, что такая тенденция происходит в каждом поколении, просто она может быть с присущими именно этой эпохе особенностями. Это некий двигатель прогресса и элемент естественного отбора, который расставляет людей на свои места, посредством их силы воли, которая является критерием отбора. Мне кажется это именно таковым. Только человек прошедший через это может так судить. Существует множество людей, которые обошли этот период жизни стороной и не познали все стороны того общества, в котором они находятся. Самая главная ошибка людей: судить общество по своим ограниченным знаниям о нём; судить тех, кого они не понимают; судить тех, кто не такой как они, не такой как все.

Раньше я пытался доказать какую-то правду всем, уничтожая при том себя. И сейчас, я делаю абсолютно ту же самую ошибку, только по отношению к себе. Я пытаюсь что-то доказать самому себе. Я уничтожаю своё сознание, потому что оно мне не нравится. Самое интересное, что мне на это наплевать, так как борьба должна иметь цель; у меня нет цели и потому борьба для меня бессмысленна. Да, цель безусловно присутствовала, ещё до встречи Софьи. Тогда целью являлось желание оставить после себя что-либо значащее. После всего произошедшего, я даже не вижу смысла зачем нужно жить сейчас, не говоря уже о каких-либо целях.

Мысли посетили меня совершенно неожиданно и даже не к месту. Я пил водку и раза три бегал в объятия унитаза. Это было то самое аморальное, о чём я говорил. Я понимаю это, но в том и дело, что мне это безразлично. Я не записывал теперь мысли: не было смысла.

Я закончил все приготовления к моему предстоящему «трипу». Всё было готово. К этому времени я уже порядочно опьянел и вспомнил, что не ел около двух дней. Особо меня это не волновало. Затянув ремень, чуть выше локтя, разработав кулак, я вонзил иглу шприца прямо в разбухшую синюю вену. Постепенно, медленно ввёл содержимое шприца в кровь.

10

Моя голова плавно поехала. Я всё понимаю, но не так отчётливо как всегда. Мой внутренний голос становится громче, и тот, внутри меня, начал брать верх над моим настоящим. А может тот, кто внутри и есть я настоящий? Голова кружится, реальность размывается и всё становится каким-то фальшивым. Я словно в пряничном домике. Если бы не момент сильной слабости, то я бы встал из-за стола и выпрыгнул из окна. Не знаю, но мне кажется, что при таком состоянии – между жизнью и смертью – переход из бытия в небытие, наверняка, будет более плавным. А вообще, каков этот переход? Хотя, кто его знает, на этот вечный вопрос не могли дать ответ величайшие умы во всей истории человечества.

Я рухнул головой на стол, минуя все стадии сна, погружаясь в самую пучину бездны – я чувствовал что меня как в водоворот влекло туда. По мою душу пришёл сам Морфей. Я вызвал его, чтобы он пролил свет на моё существо. В действительности мне нечего было терять, поэтому я доверился ему, и теперь всё зависело от него. Я уснул, перед этим пытаясь осознать: «живой ли я на самом деле?».

Мне начал сниться сон. Реальный и в данный момент такой необходимый сон.

«Я находился в какой-то незнакомой мне квартире. И вот я смотрю в окно, там – ядерный гриб – последствие ядерного взрыва. Из окна открывается отличный вид на город с высокими небоскрёбами. Город виден полностью слева направо: панорама абсолютная. Всё чёрно-белое, довольно тусклое. Посередине этого города – ядерное облако, которое возвышается над городом практически в полтора-два раза. Я вытянул руку с оттопыренным большим пальцем по направлению гриба, и понял, что нахожусь в зоне поражения ядерной волной, так как гриб больше пальца. Я сделал это как-то автоматически. Очень быстро, но без паники, я начал собираться. Я собирался слишком быстро, отчетливо анализируя надобность попадающих на глаза вещей, и делал это очень профессионально, но всё время был не доволен собой, и торопил сам себя. Я это осознавал и реализм происходящего не был отличим от грёзы.

Я почти заполнил рюкзак и сумку: тёплыми вещами, различными приборами, типа часов и фонарика, калорийной едой и максимально необходимыми для выживания вещами, – осталось немного места. На всё ушло от трёх до четырёх минут. Я замешкался только в одном моменте: надеть осеннюю куртку или пуховик, ведь придётся долго бежать, но с другой стороны, на улице осень, да и смогу я достать пуховик до зимы? Теперь я решил посмотреть на ситуацию за окном, там – завораживающая картина: тёмно-серый мегаполис под властью клубов дыма – но меня смутило другое: там, ближе к центру города, начинали рушиться здания. Я смотрел скорее не на здания, не на вершины небоскрёбов, я старался вглядеться в горизонт, подножье домов, и разглядеть волну. Я увидел отчётливые клубы дыма на горизонте мегаполиса. Тогда я понял: пора…»

Я как будто готовился к этому, всё выглядело чересчур складно. Да, может это совпадение, но у меня в действительности существует фобия ядерного взрыва. Да, я боюсь этого: при виде картинок ядерного взрыва у меня по коже идут мурашки и необычные, как при страхе насекомых или высоты, а панические – слишком эмоциональные. Я не видел его воочию, но страх существует даже без присутствия на самом деле материального объекта этого страха.

Вся ситуация была как будто настоящая, я действительно там был, не во сне. А ещё она меня чертовски сильно захватывала и придавала мне недюжинную силу, острый ум и реакцию. Я чувствовал адреналин, который помогал мне, у меня его было в несколько раз выше нормы. Он – мой помощник, допинг для тела, энергия для духа, идея для разума. Здесь я живой и пытаюсь остаться таким же. Все проблемы моего настоящего мира, который пока остался вне этого сна, меня не волновали – я не думал о них и не мог думать.

«…Я выбежал из дома и помчался в противоположную взрыву сторону. Я не оглядывался и не думал, я лишь осуществлял рутинную физическую работу: старался контролировать дыхание, не преувеличивать скорость бега. Сейчас же всё было в цвете – не как мегаполис, я был за городом, тропа была песчаного цвета, как и осенняя трава. Вокруг мелькали деревья, кусты, все почему-то не по-осеннему зелёные и густые листвой. Теперь я бежал в гору, сил было хоть отбавляй; вокруг – ни души, все испарились, я один – плохо это или хорошо? Вот теперь пошли мысли. Я начал думать, и это существенно затруднило мой бег, я начал уставать. «Прекрати думать, – сказал я себе, – ты умрёшь, если не закончишь это делать». Мысли, конечно, не слушались. На то и запреты, чтобы их нарушать, а моей натуре в этом нет равных.

Я бежал уже минут тридцать, силы почти исчерпались, но адреналин делал своё дело. Я весь вспотел, на улице было необычно жарко для осени, и я тысячу раз пожалел, что надел пуховик. Я оглянулся назад, подверг гриб проверке большим пальцем. «Вроде вне зоны», – как-то неуверенно сказал я. И тут возникло первое моё сомнение: данный «метод проверки зоны поражения вытянутой рукой с оттопыренным большим пальцем» мне показался неэффективным. Возник страх и естественно произошёл очередной выброс адреналина. Я побежал; теперь же не было смысла утишать свои мысли, они были смешанны и оправданны.

Теперь я бежал совсем по-другому: были тысячи мыслей, дыхание было бесконтрольно, ноги порой не слушались, пару раз я споткнулся – силы улетали в топку. Но я бежал, не останавливаясь, будто волна в нескольких метрах от меня и вот-вот схватит меня за пятку. Чем меньше сил у меня оставалось, тем сильнее моя сила воли подвергалась сомнению. Организм просил остановиться, отдохнуть, порой вообще сдаться, но я бежал. Заболело слева внизу, я понял, что это произошло по вине бесконтрольного дыхания. У меня в запасах осталось сотни две метров – и я упаду.

Так и произошло. Я поднялся и отряхнулся. Осмотрелся кругом и рассмеялся сумасшедшим смехом. Я упал на колени и всё смеялся, и плакал. Я скинул с себя рюкзак, бросил сумку, снял пуховик – всё время продолжал истерично смеяться. «Я победил себя! – закричал я. – Я превзошёл себя! Страх не властен надо мной! Я укротил свой страх!»

Я сидел на коленях и молчал, лицо было слегка грязное, волосы взъерошены, руки лежали на коленях. Всего вспотевшего от продолжительного бега меня приятно обдувал ветер. Я поднял левую руку, протянул её в направление гриба с оттопыренным средним пальцем и улыбнулся. «Всё закончилось», – вымолвил я, упал на землю и закрыл глаза. Я не думал ни о чём – но это и не было необходимостью. Вокруг меня было ещё примерно три таких же гриба, но они были ближе, намного ближе – я несомненно был в зоне поражения и понимал это. Их волны стремительно приближались к своей жертве – ко мне. Я превзошёл себя перед своей же смертью. Я достиг своей истины, но уже было поздно».

11

Я проснулся просто открыв глаза. Я смотрел в стену и задумался: «Вот, только что я преодолел самого себя и умер». Потом пошёл шквал мыслей и вопросов: «Почему я так ценил жизнь перед смертью?», «Почему люди относятся к жизни безразлично?», «Почему люди не преодолевают себя каждый день? каждый час?», «Почему необходимы какие-то обстоятельства?».

Кое-что я ещё осознал: когда ты проходишь одно испытание жизни, тебе непременно даётся испытание ещё сложнее, а порой – невозможное. Преодолевая свою слабость, я бежал от смерти. Я истощил свои силы, но наполнил свой дух. И вот, когда я думал, что спасён, я встретился глазами с непреодолимым. Будь у меня в запасах хоть недюжинное количество сил, я бы не скрылся, ведь я был окружён. Такова загадка жизни: человек, получивший духовную возвышенность не может дальше продолжать жить среди духовно опустошённых. А может в этом и заключается смысл жизни?

Этот сон олицетворял всю мою жизнь. Ведь действительно, мне дали шанс измениться, возможно, попасть под ядерную волну и напрочь в ней раствориться. Но я поступил иначе – решительно убежал от этого всего и остался один, один среди этого апокалипсиса, способный выживать и думать так, как необходимо. Это воля, это желание жить – иначе не назовёшь. Да даже смысл скорее не в воле к жизни, а в воле смотреть на всю эту разруху и «новую жизнь» иначе, со стороны. Способность убежать далеко, быть наедине самим с собой, зависеть лишь от себя – вот что я выбрал. Я отверг желание всё закончить, поддаться своему страху, окунуться в это, и не бороться, не противостоять. Это сложно, но вместе с тем совершенно верно. Возможно, я и мог изменить что-то в моей жизни, возможно и могу это сделать сейчас, но стоит ли? Это вопрос, ответ на который могу дать только я. И пока я нахожусь на этом перепутье, мой дух подвергается испытанию. В любом случае, дух насыщается смыслом, он воспринимает жизнь так, как я достоин воспринимать её. Я убежал от ядерной волны, я один – всех остальных накрыло. Вот тут-то и закончилось моё главное испытание, и я его прошёл. Борьба самим с собой – настоящее развитие своей силы воли, закончив которую ты либо станешь другом себе, либо убьёшь своего врага в себе. Борьба самого с собой доказывает истину, доказывает правду.

Этот сон закончился тем, что я поборол себя и стал другом себе; я стал сильнее, и понял, что только таким образом можно достичь личностного величия и превосходства над всеми. Но я совершил это слишком поздно, и это всё было бессмысленно: я убежал от одной волны, но попал под влияние других трёх. Достоин ли я этого? А может так бывает со всеми, кто достигает своей истины?

Этим утром я открыл мир совершенно по-новому. Сегодня я стану жить иначе: так, если бы действительно побывал в такой ситуации и выжил.

Я всё ещё тосковал по Софье. Так же сильно, как и прежде. Я чувствовал неугасаемую боль.

Я посмотрел вокруг себя, и меня охватило отвращение к самому себе, к своей слабости и безрассудству.

Необходимо продолжать жить, но для этого нужно иметь достойную цель. Я поставлю цель: воплотить мою мечту – написать книгу, в которой обязательно упомяну о Софье. Это непременно необходимо сделать, чтобы весь мир узнал, что жил такой человек, что она была среди нас, такая чистая и хрупкая.

Я понял значение времени, которое отведено мне. Оно ограничено при всём его количестве. Необходимо иметь цель и насыщать жизнь достижением её; необходимо делать поистине красивые и невероятные вещи; необходимо оставить свой вклад в этом мире, чтобы после своего конца, смысл моего существования не исчез вместе со мной.

Смысл жизни очень загадочен и мой сон немного приоткрыл мне тайну. По крайней мере, на данный момент я осознаю свои приоритеты. Поступать необходимо прагматично и чаще прислушиваться к сердцу. У меня есть возможности и желания и необходимо их использовать. Я понял, что смысл жизни хрупок – это неуловимая фантазия, которую пытаешься понять и действуешь на благо этой фантазии. Но этот смысл жив, пока жив человек, пока он хочет видеть смысл. Человек сам себе дарует судьбу: своими действиями, трудами и, самое важное, мыслями, – иначе, если человек разочарован от жизни, стоит ли ему вообще жить?

12

Мы не ценим всё что имеем. Лишь когда что-то близко к потере – в тот момент мы поистине начинаем ценить это. Существуют люди, у которых нет даже тех вещей, которые для нас обыденны. А существуют те, у кого и вовсе неполноценное здоровье, для которых норма – это быть ограниченными и никогда не быть наравне с обычными людьми. И такие люди во многом превосходят нас. Физическое превосходство – лишь иллюзия, главное же превосходство – превосходство духа. Дух величественнее материи, а оттого ценнее, и как же мы глупы, если до сих пор этого не понимаем.

За какой-то небольшой промежуток времени моя жизнь динамично изменилась. Мои чувства были самыми приятными и самыми ужасными. Я обрёл женщину моего сердца и потерял её. Я менял смысл жизни. Но, что бы со мной не происходило, в конечном итоге я стал сегодняшним – настоящим.

Стоит ли серьёзно размышлять о том, что нельзя познать? Стоит ли тратить драгоценное время жизни на попытки найти выход из четырёх замкнутых стен? Какой смысл отрезка между рождением и смертью, называемом жизнью? Что будет после этой самой жизни? Предначертано ли всё или всё зависит напрямую от человека? Есть ли бог или нет его? Каждый даст свои ответы на эти вопросы и стоит ли спорить о том, у кого ответы вернее, если правильного ответа нет?