Изгой

– Называйте Андреем, – протараторил Голодяев.

– Располагайтесь в гостиной, я сейчас поставлю чайник и вернусь, – холодно произнёс я и удалился в сторону кухни.

Появление Голодяева было неожиданным. Я хотел побыть один, наедине со своими ощущениями. Я так отвык от людей, но сегодня мне приходится вести уже второй диалог. Диалоги меня утомляют – высасывают энергию. Я слишком отвык от всего этого.

Поставив чайник, я вернулся к моему нежданному гостю со словами:

– Давайте начнём, да поскорее со всем этим разберёмся.

– Да-да, непременно, – сказал Голодяев и начал копаться в своём кожаном портфеле, эмоционально ознаменовав успех своего поиска огромной улыбкой. Из портфеля он достал блокнот и уставился на меня. Сидел, молчал и смотрел.

– В чём-то проблемы? – сказал я.

– Нет-нет, просто я в восторге от написанной вами книги. Я её прочёл полностью: она прекрасна. Такая глубина чувств, эмоций – я в восторге. А как вы заворачиваете об обществе – это шедевр!

– Спасибо, – с натянутой улыбкой, сказал я.

– А эта Софья – она действительно такой была?

– Да…

Голодяев расспрашивал много и нередко норовил отходить от темы, переходя на темы семьи и даже затрагивая Софью. Мне он не особо понравился. Он является типичным представителем сангвинического темперамента – сангвиников я ненавижу. Мы проговорили около часа, для меня это казалось вечностью. После встречи с ним я был как выжатый лимон. Самое интересное, когда я становился всё утомлённее, он наоборот черпал вдохновение и подхватывал энтузиазм. Он самый настоящий энергетический вампир.

Голодяев попросил ещё о встречи, но я сослался на свою занятость – терпеть этого человека не было сил.

4

Проснувшись от звона в голове, я подскочил с кровати. Оказалось, что этот звон был в мою дверь. Нет смысла говорить о недоумении – об этом и так всё понятно. Но сказать о дальнейшем недоумении, когда я открыл дверь, всё-таки стоит. На лестничной площадке стоял довольнющий Голодяев, но теперь не один – с каким-то мутным типом.

– Доброе утро, Михаил! – сказал Голодяев с абсолютной уверенностью того, что я ему рад.

– Здравствуйте, – с каменным лицом сказал я. «Катастрофа», – подумал я.

– Меня зовут Вячеслав Барон, – протянул руку мутный тип.

– Михаил, – сказал я и пожал ему руку. – Что желаете, господа? – проявляя крайнюю степень этики, спросил я, натянув учтивую улыбку.

– Мы к вам по делу, очень серьёзному, – сказал Барон.

– Хорошо, раз так, то проходите в гостиную.

Барон выглядел подозрительно. Он похож на типичного детектива из кино: на нём был серый тренчкот – впервые увидел человека одетого так вживую; всё остальное не особо бросалось в глаза: брюки, ботинки – обычная классика. Его лицо было продолговатое, но в то же время не узкое; было гладко выбрито до синевы; глаза были серые и он устремил их прямо в мои глаза, глядя в мою душу. Мне стало не по себе от этого человека. Я уже не так волновался о навязчивом Голодяеве.

– Так о чём вы хотели поговорить? – сказал я с сильнейшим нетерпением поскорее избавиться от них.

– Хочу сказать прямо, без сентиментальностей: я ваш брат, – сказал Барон.

– Господи, о чём вы? – Как-то ненавистно произнёс я и резко встал; выпучив глаза, уставился на Барона.

– Да вы успокойтесь. Что-то вы какой-то нервный, – сказал Барон, встал и дотронулся до моего плеча.

– Я – сирота. Единственная моя родня – это тётя, в квартире которой мы сейчас с вами находимся. Вот её фотографии. – Я указал на полку шкафа. – Я и она – вот вся наша семья.

– Это мне уже известно и я искренне соболезную вам. Я вообще-то сначала пытался найти её, но узнал об этой трагедии. – Он уже смотрел доброжелательными глазами и сеял доверие. – Я ведь, знаете, нашёл вас совершенно случайно. Случай настолько исключительный, что если вы в него не поверите – пусть будет так. – Он улыбнулся и сел; я сел тоже.

– Слушайте, это всё слишком странно. Я всегда мечтал о родственниках, мечтал их увидеть, узнать и вновь обрести семью, но это невозможно… – Я говорил искренне и смотрел попеременно, то на Барона, то на Голодяева, и вдруг неожиданно добавил: – Всё-таки я вас выслушаю.

– Позвольте, – заулыбался Барон. Улыбка ему определённо не шла. – Товарищ Голодяев – мой давний друг и вышло так, что он вчера брал у вас интервью. Вы себе можете представить, он совершенно невзначай вчера сказал о вас и немного рассказал о вашей биографии. Меня это довольно заинтересовало, в особенности случай с вашей тётей. Я давненько искал родных, нашёл настоящих родителей, которые ныне покойные, и тётю. Так вот, когда я вернулся домой, то решил немного сопоставить мои данные о моей тёте и новообретённые данные о вас. Я был изумлён, и решил было позвонить Андрею…

– Да, было уже поздно, но я что-то всё никак не мог уснуть, – со своей растянутой улыбкой, перебил рассказ Голодяев.

– …Я решил узнать у Андрея ваш адрес и хранившийся у меня адрес тёти. Он уже некоторое время лежал у меня, и я всё никак не мог решиться приехать по адресу. И что вы думаете, я теперь тут перед вами. Меня сюда привела сама судьба, – Барон закончил и смотрел на меня с довольным лицом, в ожидании моей реакции.

Я отчасти поверил ему. Он говорил убедительно и было видно, что очень искренне. И я подумал: «Какой у него вообще мотив мне врать?». Но я стал недоверчив к людям, поэтому не спешил делать выводы об этом человеке.

– Так кем вы мне приходитесь? – спросил я.

– Братом, причём родным.

– Очень странно что мне в детском доме не сказали о вас.

– Я вырос в приёмной семье, в которую попал в пять лет. И знаете, мне о вас тоже никто не сказал, да никто видимо и не знал.

– И вы действительно верите, что мы родные братья? – спросил я.

– Честно, я не знаю, хотя может это и правда. Но, что действительно правда – это то, что я хочу верить в это, – сказал Барон с каким-то нехарактерным для него тоном и выражением лица. – Знаете, мы застали вас врасплох, и я прошу извинить нас за это.

– Ну, что сделано, то сделано. И дело то действительно серьёзное, так что всё в порядке.

– Вы любите хоккей? – неожиданно спросил Барон

– Нет, я как-то было увлекался футболом, давно, лет сто назад. А что?

– Может быть, мы сходим как-нибудь в спорт-бар и пообщаемся? Я знаю хороший спорт-бар, мы там собираемся частенько. Например, сегодня, если у вас никаких планов.

– У вас вроде что-то было запланировано на сегодня, Михаил? – встрял Голодяев.

– Хорошо, давайте сходим, – не обращая внимания на вопрос Голодяева, сказал я.

Барон сказал мне адрес и время и они ушли. «Что вообще за херня происходит», – подумал я, но всё же мне было интересно, что же это за Барон. Я всегда хотел иметь полноценную семью: папу, маму, брата, сестру, – с этим мне не повезло. Тот момент времени, который я прожил с тётей, был самым тёплым и потрясающим в моей жизни. По правде говоря, Барон дал мне надежду на семью.

5

На улице пошёл снег. Было тепло и безветренно. Снег шёл крупными хлопьями, приземлялся на землю и тотчас же таял. Снегу было не место сегодня – абсолютно не его день.

Я зашёл в полупустой автобус и сел у окна. Я ненавижу всю эту автобусную атмосферу с давних времён. На следующей остановке автобус обильно наполнился людьми всякого вида. Там были и студенты, и бабушки, и обычные люди, которые едут с работы – полным-полно различных представителей социума. Меня сразу заинтересовало то, что бабушки заходили не абы как, а анализируя и заранее подбирая себе место. Хотя все сидячие места уже были заняты, эти представители подходили к намеченному месту и ожидали. Одни смотрели на того, от кого ожидали уступчивости, одни прижимались, почти ложась на этого человека, а третьи были как бы равнодушными и старались разглядеть что-то вдали, за окном, но на самом деле ожидали, что вот-вот им скажут: «Присаживайтесь, пожалуйста». Я сразу вспомнил ещё об одних видах бабушек – это самые наглые представители из всех. Они обычно стояли, от минуты до пяти, и если им никто не уступал, то они напоминали человеку об его обязанности. Меня всегда напрягала такая ситуация. Я всегда уступал им, но никогда из какой-то учтивости или обязанности, просто чтобы не слышать их необоснованные осуждения. Кому-то покажется это цинизмом, пусть так.

Перед глазами мелькал вечерний город. Снег всё так же отчаянно кружит в воздухе. Я не видел город во всей его своеобразной красоте так долго, что вовсе позабыл все эти улицы. Раньше мне постоянно приходилось проезжать эти улицы, и я помнил каждую их часть. Когда я только переехал к тёте, я ездил по этому маршруту в институт. Город горел огнями цивилизации; люди бегали туда-сюда, как им это всегда присуще; машин стало больше чем раньше, и это заметно.