Он немного подумал.
– Наверное, вам стоит поговорить с Мари Галлант.
Может, она что-то знает. Это ее лучшая подруга… она была лучшей подругой Вирджинии.
– Вы знаете, где она живет?
– Нет, но она работает в модном ателье «Рэдин Фэшен», и вы можете застать ее там в любое время.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Однако, мистер Уолтере, вы мне так и не сказали, может ли кто-нибудь подтвердить, когда вы вернулись домой минувшей ночью?
– Никто, – честно признался он. – Я холостяк и живу один. – Торговец мехом слегка улыбнулся мне. – По крайней мере, большую часть времени! И что теперь, лейтенант? Меня арестуют?
– Нет. – Я улыбнулся в ответ. – Пока нет.
По лицу Реймонда было видно, что мой ответ не слишком утешил его, а я и не собирался этого делать.
Если парень, последним видевший жертву живой, не имеет алиби, это означает одно из двух – либо он говорит правду, либо он чертовски хитер. Так, насколько я помню, гласит второе правило полицейского, расследующего убийство.
– А вы не слишком-то симпатизируете мистеру Пэйсу, – констатировал я, меняя тему.
– Вы же видели его, лейтенант. – Рот Уолтерса скривился в неприятной усмешке. – Неужели у вас могли возникнуть хоть какие-то теплые чувства по отношению к нему, даже несмотря на его старость?
– Вряд ли, – признался я. – Но ведь это не мой «спящий» партнер по бизнесу, а ваш. Насколько велик процент от дела, в котором он «спит», мистер Уолтере?
– Пятьдесят один, – раздраженно ответил он. – Но зачем вам это знать, лейтенант?
– Пятьдесят один? – с уважением повторил я. – Интересно, а вы, случайно, не навещаете его каждый день, чтобы воочию убедиться, получает ли он свою постоянную дозу секонала?
Уолтере сверкнул глазами, и на мгновение мне показалось, что сейчас он набросится на меня. Однако, слегка поостыв, он вместе с окурком сигареты потушил в пепельнице вспыхнувший было гнев – Что вас еще интересует, лейтенант? – спросил он низким, хриплым голосом.
– Думаю, на сегодня достаточно. – Я поднялся с кресла. – Спасибо, что уделили мне время, мистер Уолтере. Надеюсь, мы с вами еще не раз встретимся.
– Знаете что? – натянуто произнес он вдруг. – Я всегда считал старикашку самым пронырливым ублюдком в этом проклятом мире, но куда ему до вас!
– Иногда хороший нюх – сущий клад в нашем деле, – невозмутимо ответил я. – Занятие меховым бизнесом сделало из вас толкача, а мое – на полицейском поприще – превратило меня в нюхача. И если уж говорить начистоту, мистер Уолтере, здесь что-то здорово пованивает. Мне кажется, тут дело в вашем алиби или, точнее, в его отсутствии. Для человека без алиби вы уж слишком осторожны насчет того, что вовсе не относится к делу. – Я широко улыбнулся. – Надеюсь, вы меня поняли?
Покинув офис меховщика, по дороге в «Рэдин Фэшен», я заскочил перекусить и облегчил свое и без того мизерное жалованье, потратившись на гамбургер и кофе.
Таким образом, немногим позже двух я припарковал свой «остин-хили»у здания, которое в те годы, когда с Кестером произошли самые крупные неприятности , знавало куда более лучшие времена.
Потертая табличка извещала, что ателье мод расположено на втором этаже. Я осторожно стал подниматься по скрипящим ступеням, надеясь, что, пока доберусь до верха, крыша не успеет рухнуть мне на голову.
Наконец я увидел нужную дверь с потускневшей трафаретной надписью на матовой стеклянной панели и постучал. Откуда-то изнутри раздался мужской голос, прокричавший, чтобы тот, кого бы там черт ни принес, заходил.
Открыв дверь, я шагнул внутрь и чуть не растянулся носом вниз, споткнувшись о переполненную мусорную корзину. Но мне как-то удалось удержаться на ногах – и очень вовремя, не то мои глаза выскочили бы из орбит прямо в эту самую корзину.
Передо мной предстал рослый, моложавый тип с гривой преждевременно поседевших, давно нуждавшихся в стрижке волос. Одной рукой он орудовал ножницами, а другой – куском мела. Однако меня так сильно взволновал не его облик, а вид модели, стоявшей на столе в центре комнаты. Потрясенный ее красотой, я вытаращился просто до неприличия.
Это была высокая, очень стройная и элегантная рыжеволосая девица. С одной стороны волосы ее были гладко зачесаны, зато на другой царил живописный беспорядок из буйных золотисто-каштановых прядей, прикрывавших правый глаз и роскошным каскадом спадавших к восхитительной ложбинке у ключицы. У нее были широко расставленные голубые глаза с зеленоватым отливом, прямой классический нос и высокие, словно высеченные из мрамора скулы, между которыми выделялся яркий, дразнящий рот. Презрительный, чувственный изгиб припухшей нижней губы свидетельствовал о непостоянстве ее хозяйки, как бы бросая вызов всем пылким представителям мужского пола.
Огромные коралловые серьги в виде колец тихонько дрогнули, когда она, повернув голову, с интересом посмотрела на меня своими томными лазурными глазами.
Ее тело было задрапировано куском разрисованного орхидеями шелка, оставлявшего обнаженным одно плечо и ниспадавшего почти до колен, туго обтягивая тонкую талию, ткань плавно переливалась на бедра, четко обрисовывая их восхитительный изгиб.
– Еще булавку, – потребовал давно не стриженный тип, проводя мелом поперек высокой груди.
Рыжеволосая осторожно извлекла одну булавку из нескольких, торчащих в углу ее рта, и подала ему. Он приколол кусок цветного шелка прямо под мышкой девушки и отступил на шаг, оценивая результат.
– Просто омерзительно, – пробурчал он. – Ну да черт с ним! – Он раздраженно схватил обеими руками край материала и с силой дернул вниз.
Послышался легкий треск, булавки не выдержали рывка, и весь кусок ткани мягким, бесформенным облаком опустился к ногам рыжеволосой. Тут мои глаза второй раз чуть не вылезли из орбит. Теперь девица стояла в одном белом бюстгальтере без бретелек, с трудом сдерживавшем выпиравшую грудь, на которую, очевидно, не действовал закон земного притяжения.
Шелковые белые трусики так нежно льнули к бедрам, словно это были мои собственные руки, и моим глазам не оставалось ничего другого, как опять, уже в третий раз, полезть из орбит.
– Я покончу с собой, – угрюмо произнес преждевременно поседевший тип. – Если мой гений, мой талант навсегда покинули меня, то что мне остается делать, кроме как броситься в реку? Или вылакать пинту цианистого калия со льдом? А может, лучше невзначай вскрыть себе вены в теплой ванне? Я даже вижу заголовок: «Модельер Клайд Рэдин умер так же, как жил – элегантно, благоухая одеколоном!»
– Клайд, милый, – промурлыкала рыжеволосая мягким, грудным голосом. – Не хочу тебя отвлекать, но у нас гость. Да еще с такими ошалевшими глазами, словно он с трудом сдерживается от изнасилования.
– Если он пытается что-нибудь продать, то у нас в настоящее время нет наличности, – пробурчал Клайд, даже не потрудившись повернуть голову в мою сторону. – Скажи то же самое в случае, если он пришел получить долг.
Красотка легко спрыгнула со стола, при этом ее бюстгальтер без бретелек чуть не свалился совсем. Я почувствовал острое сожаление, что этого не случилось, и одновременно прилив глухой ненависти к нынешним производителям дамского белья. Черт побери, они что, нарочно издеваются над такими горячими парнями, как я?
– Слышал, что тебе сказано? – бросила она все тем же ленивым голосом, от которого у меня буквально замерло сердце. – Забирай свои гляделки и проваливай к чертям собачьим!
Я показал ей свою полицейскую бляху, и она без особого интереса взглянула на нее, будто видела более похожую на настоящую в витрине магазинчика карнавальных принадлежностей за углом.
– Тут сказано – лейтенант? – Ее голос прозвучал недоверчиво. – Лейтенант чего? Отряда бойскаутов?
Или местного миссионерского общества?. Или тех, кто насилует несчастных рыжеволосых?
– Вам не откажешь в остроумии, – уныло пришлось признать мне. – А если я так прямо и заявлю – лейтенант полиции из службы шерифа?
Этих слов оказалось вполне достаточно, чтобы потенциальный самоубийца повернул голову и посмотрел наконец в мою сторону: в его живых глазах мелькнул зарождающийся интерес.
– Эй! – Он вопросительно взглянул на рыжеволосую. – Готов поспорить, ты вчера совершила нечто ужасное. Например, прикончила одного из своих старых приятелей или что-нибудь в том же роде, и даже не рассказала мне об этом. – Он надул губы, как маленький. – Я считаю тебя ужасной девочкой, Мари.
И ни за что больше не дам тебе играть моими чудесными тряпочками. Ни за что! Вот увидишь!
Он застыл в столь излюбленной комиками классической позе негодующего гомосексуалиста – одна рука на бедре, а другая выставлена вперед.
– Отныне мы, девочки, больше не будем разговаривать с тобой, Мари Галлант.
– Друг мой, у меня сегодня выдался такой утомительный день, – устало сказал я ему. – Может, лучше прекратим этот дешевый фарс, а? Я не из тех полицейских, которые полагают, что каждый парень, занимающийся модельным бизнесом, непременно должен быть гомиком – иначе он ни черта не смыслит в этом деле.
– Неужели? – Он неожиданно снова заговорил нормальным мужским голосом. – Я приятно удивлен, слыша подобное заявление, лейтенант…
– Уилер, – подсказал я.