Бархатная лисица

Я чуть не захлебнулся собственной выпивкой.

– Из кого – из девственниц?

– Конечно, из мужиков!

– Что правда, то правда! – доверительным тоном подтвердил я. – Видите ли, служба шерифа почему-то на этом очень настаивает.

– Вирджиния умерла… убита!.. Может, ее тело еще не успело остыть, а он смеет говорить о ней такие гадости! – Мари снова покачала головой. – Ну не мерзавец ли он после этого?!

– Вы имеете в виду Клайда Рэдина?

– Вот именно! – Она допила свою водку и сунула стакан склонившемуся к ней официанту. – Меня это просто бесит!

– Так, может, лучше поговорим о Вирджинии Мередит? – поспешно предложил я. Судя по скорости, с которой Мари поглощала водку, в течение следующих пятнадцати минут она непременно должна была уже свалиться под стол.

– Вирджиния была милой девочкой и моей лучшей подругой, – произнесла она грустно. – Жизнь ее была не из легких, бедняжка не виновата, что просто с ума сходила по мужикам и все время только и делала, что тащила в постель кого попало, лишь бы он был в штанах.

Я как-то заторможенно решил, что это, должно быть, та самая женская логика, которую способна понять только женщина.

– Значит, говорите, у нее была нелегкая жизнь? – хрипло выдавил я.

– Этот старый хрыч, Пэйс, ненавидел Вирджинию не меньше, чем ее мать, – продолжала Мари. – Ему хотелось, чтобы дочь покатилась по той же самой дорожке, тогда бы он имел полное право сказать, что был прав. В общем, яблочко от яблони… ну и тому подобное.

– Что-то я не слишком вас понял, – признался я.

Официант принес еще водки с мартини, и Мари сначала сделала долгий, сосредоточенный глоток и лишь потом ответила:

– Он застукал мать Вирджинии с любовником и сразу же выставил ее из дома, а потом по-быстренькому развелся с ней. Примерно через год после этого она умерла от алкоголизма, а Пэйс предложил Вирджинии перебраться к нему. Видимо, ей больше некуда было деться, ведь она ненавидела отчима за то, что он так обошелся с ее матерью, а он, в свою очередь, – лишь за то, что она была дочерью собственной матери.

– Значит, они жили под одной крышей десять долгих лет, не переставая ненавидеть друг друга? – изумленно спросил я.

– По-моему, они оба получали от этого какое-то извращенное удовольствие. – Глаза Мари на мгновение затуманились, она пожала плечами. – Наверное, лейтенант, я не слишком ясно выражаюсь, да?

– Не очень, – признался я.

– Такое просто невозможно объяснить…

– Ну хорошо, – вздохнул я. – Может, пошлем к черту психоанализ и остановимся на ее любовниках?

– На любовниках Вирджинии? – Дразнящий рот Мари презрительно изогнулся дугой. – Открывайте счет, лейтенант, а я скажу, когда остановиться, но это будет очень не скоро!

– Ладно, – процедил я сквозь зубы. – Тогда, может быть, пока остановимся на тех мужчинах, которые занимали в ее жизни особое место?

– Все они были особенными – до тех пор, пока их хватало.

– Ну, тогда, может, остановимся на тех, кого вы знаете по именам?

– Этот грязный ублюдок, Клайд Рэдин! – Даже от одного воспоминания о модельере в глазах ее вспыхнул гнев. – Ну и конечно – Рей Уолтере.

– А еще кто?

Мари пожала плечами.

– По именам я знаю только этих двоих.

– Значит, ваша лучшая подруга Вирджиния была с вами не так уж откровенна? – съязвил я.

– Вот именно, лейтенант. – Мари тепло улыбнулась мне. – Эге! Да вы, кажется, обладаете даром видеть людей насквозь, а?

– Особенно лжецов, – устало отозвался я. – Что вас тревожит, мисс Галлант?

– Меня? Тревожит? – Ее голова неожиданно дернулась, и она нервно рассмеялась. – С чего вы взяли, лейтенант?

– Вы вдруг занервничали, а это доказывает, что врунья из вас никудышная, – спокойно сделал я вывод. – Видимо, вы припомнили имя одного из любовников Вирджинии, которое почему-то вывело вас из равновесия. Стало быть, вы лжете, утверждая, что знаете по именам только этих двоих.

– Вы заблуждаетесь, лейтенант. – Изображая невинность, Мари широко распахнула свои изумрудные глаза. – Если бы я вспомнила кого-то еще, то немедленно сообщила бы вам, ведь это мой гражданский долг!

– Знаете, мисс Галлант, когда вы стояли полуодетая там, в «Рэдин Фэшен», на столе, вы нравились мне значительно больше, – грустно заметил я. – Не только с сексуальной точки зрения, но и с точки зрения откровенности.

Я встал и пошел было прочь из кабинки, в то время как Мари гневно смотрела мне вслед.

– Да, мне нужен ваш домашний адрес, – в последний момент спохватился я.

Она почти выплевывала мне в лицо слова, поэтому я проделал то, чем грешат иные регулировщики, – записывал очень медленно, тупым карандашом, заставив ее трижды, четко выговаривая каждый слог, повторить адрес. Потом небрежно кивнул ей и попрощался.

– Вы ничего не забыли, лейтенант? – Голос Мари был столь же надменным, как и жест в сторону склонившегося официанта.

– О, совершенно верно! – с благодарностью кивнул я. – Спасибо за напоминание, мисс!

Я повернулся к официанту.

– За выпивку заплатит дама, – сказал я ему и направился к двери, не обращая внимания на разъяренную фурию, которая теперь предстала передо мной в лице задохнувшейся от возмущения Мари.

Вернувшись опять к обветшалому зданию, я поднялся на второй этаж и, не утруждая себя стуком в дверь, вошел в ателье Клайда Рэдина. Хозяин заведения повернул голову и настороженно посмотрел на меня. Он сидел, развалившись, в потертом кресле со стаканом в руке. На столике по соседству стояла наполовину опорожненная бутылка ржаного виски.

– А, это вы? – Рэдин усмехнулся и отбросил со лба прядь седых волос. – Я и не предполагал, что столь расточительный коп, как вы, может так быстро вернуться!

– Меня одолело любопытство, – небрежно отозвался я. – Как вы считаете, Мари Галлант и в самом деле прирожденная лгунья, каковой она, согласно моему предположению, должна являться?

– Знаете, лейтенант, ваш усложненный синтаксис не делает вопрос более легким. – Его живые как ртуть глаза, казалось, ни секунды не оставались на месте. Рэдина зациклило, словно компьютер, которого заставили решить вопрос: «Что есть Бог?»

– Не спешите с ответом, – сказал я ему. – Я подожду.

Он допил свое виски, протянул руку и преувеличенно осторожно поставил стакан рядом с бутылкой.

– «Прирожденная»– это слишком сильно сказано, – изрек Рэдин. – Само собой, она – баба, а это значит, что она такая же, как и все они, – лживая, иногда сентиментальная, но по большей части просто расчетливая сучка. И если нужно солгать во имя спасения собственной шкуры, она, естественно, солжет.

Но я не стал бы называть это прирожденной страстью ко лжи, лейтенант.