Лейла. Шанс за шанс

Собравшись с духом, я наложила чуть выше раны жгут из туго скрученного кухонного полотенца, промыла ее теплой водой и обработала края самым высокоградусным спиртным, которое нашла в закромах кухни. Спирта как такового здесь нет, но вот нечто вроде низкокачественного самогона под гордым названием «домашняя настойка» есть.

Постепенно кровь прекратила течь из раны, и я смогла обработать ее специальной ранозаживляющей мазью, которая всегда стояла у нас в холодной. Эту мазь мы покупали у местной знахарки и, по моему субъективному мнению, она была просто шикарной, потому что обладала антисептическим, ранозаживляющим и одновременно легким охлаждающим действием. В условиях полнейшего отсутствия каких-либо антибиотиков это очень и очень нужное средство.

Снова внимательно осмотрев рану, я поняла, что нужно зашивать. Как-то на одной из студенческих посиделок моя подруга умудрилась разбить кружку и, собирая осколки, поскользнулась на разлитом чае и упала. Рука, по закону подлости, напоролась на большой осколок, который распорол ей все запястье. Кровищи было… Жуть! Полночи мы провели в травмпункте, где всю эту красоту зашивали – благо сухожилия не повредила – и пытались убедить врача, что это не попытка суицида, а обычный несчастный случай.

Сейчас ситуация выглядела гораздо хуже, а под рукой не было не то что врача, а вообще никого! Но, оказать помощь я обязана, поэтому, взяв себя в руки, с уверенностью, которой совсем не чувствовала, заявила:

– Господин офицер, сейчас будем зашивать рану.

– Сольгер.

– Что? – не поняла я.

– Меня зовут Сольгер.

– Ммм. Понятно. Приятно познакомиться.

– Ты сумеешь зашить? – недоверчиво спросил.

– Эээ… Господин офицер…

– Сольгер.

– А? Да, Сольгер-аха, я постараюсь, – отведя взгляд, ответила. В этом мире хирургия еще на зачаточном уровне и операции брались проводить только дипломированные лекари. Те, кто получал сложные травмы, чаще всего становились инвалидами или умирали. – Осталось только найти, чем зашивать… – пробормотала под нос, оглядывая кухню.

Напрашивался вполне простой ответ – нитками! Вон, в углу корзинка с рукоделием, которым увлекается Айла. Но тут же вставал другой вопрос: какими? Можно ли зашивать рану шерстяными нитками, которые привозят из Фаргоции, или лучше использовать льняные, привозимые из Тализии, или все же хлопковыми, которые здесь все еще считались довольно редкими и привозились из далекого Фархата? Жаль, что местного Китая с его шелком тут пока не обнаружили. Хотя, как говорит профессор, некая часть соседнего материка, та, на которой находится Тализия, все еще не изучена, так как перебираться через неудобные горы и обширные леса на восток материка еще никто так и не решился. Так что надежда найти в этом мире тутового шелкопряда еще есть.

Я взяла корзинку и подошла к огню. Выбрав, как мне показалось, подъодящие нитки и иголку, замочила их в домашней настойке – обеззаразить их другим способом не додумалась. Наверное, нужно было их прокипятить, но я не знала, как при кипячении поведет себя натуральная нить. Мой выбор упал на хлопковую, потому что они были наименее ворсистые, и мне показалось, что так будет правильнее. Спохватившись, я также вспомнила про бинты, которые понадобятся для перевязки, и, осмотрев рубашку Сольгера, сочла, что она вполне сгодится, не считая, конечно, разорванного окровавленного рукава. Конечно, лучше было бы взять чистое полотно, но бродить по дому я не решилась, да и подозревала, что мужчина меня не отпустил бы.

Стоит отдать парню должное: экзекуцию по обработке раны он выдержал стойко. Шипел, конечно, и тихо ругался сквозь зубы, но терпел и не дергался. Но вот как он перенесет зашивание, я не представляла. Вспомнила, как видела в каком-то фильме, что раненому засовывали между зубов деревяшку, а самого держали за руки и ноги. Что конкретно ему там делали, я, правда, не помню, но само воспоминание наводило на невеселые мысли. Я покосилась на пациента и тяжело вздохнула: держать его по рукам и ногам некому, а предлагать деревяшку я, пожалуй, поостерегусь. Да и где сейчас искать эту самую подходящую деревяшку?

Я заправила нить в иглу и повернулась к раненному:

– Ну что, Сольгер-аха, начнем?

Он посмотрел на иглу в моих руках, на меня, снова на иглу и снова на меня:

– Лейла, может, не надо? – с какой-то надеждой спросил он.

– Надо, Федя, надо! – как можно увереннее проговорила я крылатую фразу из советского кинематографа.

– Федя? – удивленно переспросил мой невольный подопытный.

– Не обращайте внимания, Сольгер-аха. – с какой-то отчаянной бесшабашностью отмахнулась я. – Вам придется потерпеть. Вот, держите.

Я протянула ему настойку и чистое полотенце. Он покосился на них и попробовал отказаться от операции:

– Лейла, а ты когда-нибудь это уже делала?

– Конечно! – уверенно заявила я. – Неделю назад помогала нашему лекарю зашивать Кириму ногу, которую он умудрился сильно распороть.

И да простит меня за ложь бедный Кирим и не менее бедный Сольгер!

– А может, все-таки не надо? – предпринял несчастный последнюю попытку отказаться.

– Надо, Сольгер, надо! – больше для себя, чем для него, повторила я. Потому что уже решилась, а уж если я решилась, от моей помощи не убежит никто! – Пейте! – снова протянула ему бутыль со спиртным.

Но самым странным, даже невероятным, для меня стало то, что он послушался и таки решился на операцию в моем исполнении. Как он решил довериться такой малявке – для меня так и осталось секретом! Но он взял у меня бутылку и, сделав большой глоток и поморщившись, спросил:

– А полотенце зачем?

– В зубы засунете, если очень больно будет. Жуйте его, рвите, главное – не кричите, а то весь дом сбежится, – уже сосредоточившись на ране, объяснила я. – Ну, с Богом… – шепнула себе под нос и начала…

Не знаю, как мой подопытный смог выдержать эту экзекуцию, на его лицо я старалась не смотреть, лишь слышала сдавленные стоны и ругательства, но для меня все прошло как в тумане. От напряжения по спине катился пот, я втыкала иглу в края раны, делала стежки, но не ощущала все происходящее реальностью. Видимо, так мой мозг спасался от нервного перенапряжения. Хорошо, что перед операцией я догадалась разрезать остатки его рубашки на бинты, потому что после ее окончания руки слушались слабо и, боюсь, что у меня элементарно не хватило бы сил ее разрезать. Я вновь обильно намазала рану мазью и, перевязав, потихоньку начала ослаблять жгут. Сразу резко его снимать после почти полуторачасового наложения опасно.

Тяжело опустившись на лавку рядом с парнем, я, наконец, посмотрела в лицо Сольгеру. Все это время боялась, что он может потерять сознание, а смотреть на него боялась еще больше, потому что было стойкое ощущение, что если я увижу его полные муки глаза, то игла просто вывалится из рук, и я уже ничего не смогу сделать. Сольгер был страшно бледен и тяжело дышал, волосы прилипли к вискам, а в руках он держал изрядно пожеванное и потрепанное полотенце. Видно было, что он еле сидел.

– Сольгер… – позвала, и он сфокусировал помутневший взгляд на мне. – Ты молодец! Слышишь? – Его губы искривила еле заметная улыбка. Но он промолчал. – Тебе нужно прилечь. Но здесь негде. Если только на стол.

– Не нужно, Лейла, – еле слышно проговорил он. – Мне все равно до рассвета нужно уйти. Я еще немного посижу и пойду.

– Да куда ж ты в таком состоянии? – вырвалось у меня.

О том, что я уже давно перешла на «ты», как-то и не задумывалась. Сложно выкать человеку, с которым только что пережил настоящее нервное потрясение.

– Ну, выбор у меня небольшой…

– Да, ты прав… – А потом меня осенило: – Я сейчас отвар укрепляющий заварю и чай сладкий сделаю, чтобы кровь быстрее восстанавливалась!

Не скажу, что усталость как рукой сняло, но я нашла в себе силы встать и заняться делом. Сбор трав для укрепляющего отвара мы покупали у той же знахарки и пили, когда кто-то подхватывал простуду, и я подумала, что сейчас он точно не помешает.

Пока отвар отстаивался, я напоила Сольгера сладким чаем. Эх, жаль, шоколада здесь еще не придумали – нет для него какао бобов. А может, еще просто не добрались до места, где они произрастают.

– Может, ты все же поешь чего-нибудь? – уже в который раз спросила раненого. – Силы нужно хоть немного поддержать.

– Лейла, не надо. Я как о еде подумаю, мутить начинает. – Я лишь тяжело вздохнула, в который раз подумав, что ему нужно хорошенько отлежаться и отоспаться, а не уходить куда-то в темноту. – Еще немного посижу и пойду. Нельзя, чтобы рассвет застал меня здесь… – в полудреме проговорил он, и я заметила, как его голова упала на грудь – бедолага заснул.

Прикинув время, я поняла, что рассвет будет уже через пару часов. Но час отдохнуть у него есть. Спиной он опирался о край стола, и хотя поза была неудобна, трогать его я не стала – сон для него сейчас благо.

Сначала я тоже хотела ненадолго прикорнуть, но поняла, что тогда несчастный шпион имеет все шансы проспать, так как будить его будет некому. А потом меня озарила мысль собрать ему с собой кое-какие вещи. Все-таки я совершенно не представляла, куда он двинется дальше и в каких условиях будет путешествовать. А уж попадется ли ему по пути лекарь или хотя бы знахарка – большой вопрос. Поэтому я расстелила на столе свой платок, положила туда мазь для ран, флягу с отваром, оставшиеся от рубашки бинты, хлеб, сыр и оставленные в холодной эклеры и штрудель. Подумала и положила бутыль с остатками домашней настойки. Не знала, пригодится ли ему все это, но и отправить его просто так уже не могла.

Оглядевшись и немного прибравшись, я поняла, что ущерб, нанесенный приходом Сольгера, не так уж и велик, и если замыть пятна крови на полу и лавке, то его присутствие в доме этой ночью может получиться скрыть. Собрав всю оставшуюся волю и остатки сил в кулак, я принялась за работу.

Оказалось, отмывать кровь – очень нелегкое дело, временами даже приходилось хорошенько пройтись скребком. Через некоторое время, опомнившись, я подошла к парню и попыталась его разбудить. Не вышло. Пришлось хорошенько потрясти за здоровое плечо. Простонав, он открыл затуманенные глаза.

– Сольгер, скоро рассвет. Тебе пора уходить. Держи, выпей, – я протянула ему приготовленную заранее чашку с отваром.

Его губы пересохли, лицо заострилось, он взял кружку и с наслаждением осушил содержимое.