– Поверить не могу, что вы идвионка. У вас крысиное и подлое нутро, – с пренебрежением сказала она. – Как в холле оказались ножи и ложки?
– Эта старая ведьма обезумела, – фыркнула Астрид и облокотилась руками на стол. – Она сначала бросалась ими в меня, а потом чуть не спалила наш дом.
– Где он твой-то? – Гапа с остервенением посмотрела на Астрид. – Это дом моего сына!
– А я его жена!
– Гнилушка ты, а не жена… – Гапа смачно плюнула в Астрид.
Авалона ахнула и закрыла рот руками. Астрид вскинула тощие руки и собралась наброситься на Гапу, но запнулась о собственную ногу и упала ничком. Старуха хохотала как умалишенная.
– Астрид, ты жива? – Авалона обеспокоенно коснулась плеча женщины.
– К моему несчастью, жива, – вздохнула Гапа. – Миртлу не нужна эта шлюха. – Гапа отвела ногу назад, чтобы пнуть Астрид, но передумала. Перешагнув через невестку, она вышла из кухни. – Ты испортила жизнь моему сыну! – напоследок прокричала она из холла.
Авалона впервые стала свидетельницей скандала между Астрид и Гапой. Раньше ей доводилось лишь слышать об этих чудовищных разборках от Хенрики. Сестра делилась с ней переживаниями: она не знала, как примирить двух близких людей.
Астрид, ворча, медленно поднималась с пола. Ее слегка покачивало, поэтому она поспешно опустилась на стул и поправила светлые волосы.
– Дом безумцев, – покачала головой Авалона.
– Старуха спалит нас, – произнесла Астрид. Ее зеленые глаза тускло блеснули на бледном лице. Те же глаза были и у ее сына, Винсальда, но имели куда более яркий цвет. – Она нашлет на нас Возмездие своей злобой.
– Она такая из-за тебя. Астрид, когда ты только кончишь пить столько виски?
– Прикуси язык. Я помню тебя маленькой! И тогда манеры у тебя были получше, чем сейчас.
– Я тебя тоже помню, и ты вечно не просыхала. Как и теперь.
– Ох, Авалона, как ты похожа на Альму! Вы будто новорожденные лисицы – слепые.
– Зато ты прозрела после виски, да?
– Альма выросла в хищницу с острыми зубами и больно укусила меня.
– Какая чушь. Мама – чудесная женщина. А ты жалкая бражница, ищущая причину, чтобы оправдать свое пьянство.
– Пошла ты. Пошла ты и твоя мать! – закричала Астрид и, уткнувшись в ладони, зарыдала.
Авалона рассердилась на Астрид, но решила, что не станет отвечать ей в таком же тоне. Отец учил ее быть вежливой даже с наглецами.
Девушка молча заколола декоративным зажимом край подожженной шторы, разложила столовые приборы на места и поднялась на второй этаж. Все было тихо: вероятно, Гапа прилегла отдохнуть. Авалона вошла в сестринскую комнату, где витал приятный аромат трав, и подошла к большому шкафу из орехового дерева со множеством подписанных ящичков, в которых хранились ингредиенты для мазей и отваров. Авалона собирала нужные и складывала в пустой мешочек.
Девушка услышала, как скрипнули половицы, – это Гапа заглянула в комнату внучки. Но Авалона не обернулась и продолжила наполнять мешок, желая побыстрее покончить с этим делом.
– Брысь отсюда! – неожиданно закричала старуха. – Это мой дом!
– Оставьте меня, бабушка! Хенрика попросила собрать ей кое-какие травы.
– Не бреши мне. Я сказала – пошла вон! – Гапа замахнулась кулаком на Авалону. – Чтоб тебя вши заели, прохиндейка!
Авалоне путь к спасению преграждала старуха, которая неумолимо надвигалась на нее, словно скала. Единственный выход, который видела девушка, – перемахнуть через кровать. Что она и сделала – лишь подол платья мелькнул в дверном проеме.
***
Хенрика скрупулезно складывала чистую одежду в сундук. Это занятие ее успокаивало, но вопросы об оборотне по-прежнему не выходили из головы. Почему Эйл обернулся в животное? Откуда появилась синяя кровь?
Ответов не было. Внутренний голос молчал.
Закрыв сундук, Хенрика вышла из своей палатки. Врачевание теперь не приносило ей того удовольствия, что прежде. Одерты оказались подлыми созданиями, они врали и требовали больше, чем заслуживали. Лучшее, что она могла бы сейчас для себя сделать, – вернуть кольцо с обещанием и покинуть лагерь. Но она не обладала наглостью виктигта и не представляла, как ей заставить его отказаться от колечка.
Внезапно девушку кто-то окликнул. Хенрика будто очнулась ото сна и заметила неподалеку незнакомого одерта, который разглядывал ее с восхищением и немалой долей преклонения.
– Здравствуй. Я Бартлид, – представился он. – Ты спасла меня, помнишь?
– Здравствуй. Да, – ответила Хенрика.
– Я… – Бартлид осекся. Его губы двигались, но слов было не слышно.
– Ты болен?
– Нет. Ты спасла меня, понимаешь? Спасла.
– Да, я зашила твою рану.
– Для тебя это обычное дело, так ведь? Ну, спасать людей.
– Наверное, – Хенрика пожала плечами. – Жаль, что в последнее время это удается мне с трудом.
– Не верю. Ты… признайся, ты служишь Богу. – Бартлид приблизился к врачевательнице. В его глазах читалась благодарность, однако в то же время девушка находила в них толику безумия.
– Ты смущаешь меня, Бартлид, – Хенрика отступила назад. – Смотришь на меня, словно я какая-то диковинка.
– Прости! Я всего лишь… ну… знаешь, я так благодарен тебе. Вся моя семья благодарит тебя за мое спасение. Ты подарила мне второй шанс. Это не пустые слова.
Хенрика ощутила важность своего призвания. Нет, никакая синяя кровь, никакая грубость Видара и обман виктигта не выкорчуют из нее любовь к врачеванию. Слова Бартлида были будто живительный бальзам, и Хенрика ощутила его силу на себе.
– Спасибо тебе, Бартлид, – с чувством сказала Хенрика. – Я…
Но не успела она договорить, как услышала голос Авалоны:
– Сестра, сестра!
Авалона неслась по лагерю с мешком в руке. Ее щеки и нос покраснели от холода, но, казалась, девушка этого вовсе не замечала.
Хенрика сперва окинула взглядом содержимое мешка, и лишь затем посмотрела на сестру. Та явно обижалась на нее. Впрочем, дулась девушка недолго, – ее вниманием всецело завладел Бартлид.
– Мое почтение! – улыбаясь, обратилась к нему Авалона. Она не сводила глаз с его белых волос.