– Не боишься сдавать?
– У меня ведь олимпиада…
– А-а-а, точно…
– Могу теперь без экзаменов…
– По французскому?
– Да.
– А я вот все время готовлюсь…
Постепенно разговор, кажется, набрал обороты, и холостые паузы уже не повисали мертвыми петлями. Около часа мы болтали обо всем подряд – пару раз Аня даже засмеялась моим глупым шуткам. Потом у нее разрядился телефон, но перед тем, как голос в динамике угас я успел сказать:
– Ань…
– Да?
– Я хочу извиниться перед тобой.
– За что?
– Не знаю… За все, наверное…
– Передо мной тебе, в общем-то, не за что извиняться…
– А перед кем есть?
На этой драматичной фразе телефон замолчал. Не уверен, что Аня ее слышала.
Сегодня снова переписывались с ней – так по пустякам: обсуждали третий сезон «Мира дикого запада». Я его не смотрел. Чтобы поддержать диалог, пришлось прочесть краткое описание серий.
В мою подводную лодку словно провели телеграф. Она все еще падает на дно, но уже как будто не так быстро.
17 мая 2020. Воскресенье
Уже второй день, как я снова выхожу на балкон, и даже открываю окна, чтобы полной грудью вдохнуть теплого медово-травянистого аромата цветущей акации. Он, кажется, повсюду. Сам воздух будто слегка загустел, и над пустырем перед домом, если присмотреться, можно увидеть едва ощутимое колебание золотистой пыльцы.
Похоже, в городе штиль, хотя обычно это время ураганов. Ветра магии, спрятанные в мешке Эола, смиренно спят или носятся где-нибудь за городом между селами, где человек строит для них ветряки, которые направят их бездумную могучую силу на благо всего человечества. В безветрии к полудню от разгоряченного асфальта вверх тянется запах обожженной смолы. Он смешивается с ароматом акации, и кажется, будто полупустой город, одурманенный, свалился в тяжелый дневной сон.
Чувствуется скорое приближение развязки со всей этой историей про вирус, эпидемию и карантин: люди появились на улицах – даже со спущенными масками, потому что дышать густым горячим воздухом сквозь марлевую ткань едва ли возможно. Моя лента Инстаграма наполнилась уличными фотографиями.
Сегодня видел Костю. Я стоял на балконе, высунувшись из оконной рамы. Телефон на подоконнике вещал лекцию из темы «Право» к экзамену по обществознанию. Плакучая ива потряхивала тонкими косами. Желтое пятно солнца липло к небу. Телефон на секунду умолк и сразу же разразился монотонной мелодией вперемешку с треском от вибрации. На экране высветилось: «Костя».
Я протянул по экрану зеленый значок телефонной трубки – из динамика донесся Костин голос.
– Посмотри вниз! – кричал он.
Я вздрогнул. Несколько секунд как бы раздумывал. Потом с некоторым трудом все же опустил глаза. На лавочке у подъезда сидел Костя в военной форме. Рядом задними красными фарами светил коричневый уазик. Сперва я подумал, что он сбежал со службы. Оказалось, его «подрядили на работу» (если я правильно понял, это вроде волонтерства, но не совсем добровольное).
Он попросил выйти к нему. Я возразил, что карантин. Он ответил:
– Да насрать!
Некоторое время я колебался, потом все же решил к нему спуститься. В конце концов, я ведь не собирался отходить от подъезда дальше пары метров – безопасней, чем выгуливать собаку.
– Где этот гандон? – спросил он, как только я вышел из подъезда.
– Что?
– Ты че не отвечаешь на сообщения? Ты че, с этим уебком заодно? – набросился он на меня.
Он все время нервно и много курил. Как только заканчивалась одна сигарета, он тут же доставал вторую. Затем третью. Пока мы говорили, он выкурил штук пять или шесть.
Я сначала ничего не понимал – хлопал глазами, будто только проснулся, и смотрел, как разъяренный Костя брызжет слюной и весь дрожит от злости. Потом я въехал в суть дела, и мне стало смешно и одновременно как-то до уныния безразлично.
Пока Костя отбывает службу в армии, его лучший друг – тот самый, которого прозвали Пушкиным за его кудрявую прическу – увел у него девушку.
– Главное, я ему еще говорил: «Береги ее. Смотри, чтобы к ней никто не клеился». А он, сука, мразь, хуйло, сам же к ней и подкатил.
Теперь Костя ищет их, чтобы выместить обиду.
– Найду – убью обоих! – внезапно крикнул он, бросил недокуренную сигарету под ноги и с силой впечатал в нее подошвой ботинка.
Я в основном молчал. Кивал, типа соглашаюсь, и думал, что, в сущности, это такая ерунда, а я зря трачу время на разговоры и рискую – так неоправданно рискую, потому что вирус, или потому что в любой момент с крыши может упасть кирпич прямо на голову, с хрустом проломить череп, с чавканьем погрузиться в мозг…
От его последних слов меня резко затошнило. Я с нетерпением и мукой ждал, когда он выкурит последнюю сигарету, всплеснет руками и уберется прочь искать свою любовь.
Он, наконец, забрался на водительское сидение уазика, крикнул еще раз: «Убью!» – и я опрометью бросился в подъезд, вбежал на третий этаж, захлопнул дверь в свою комнату, схватил первую попавшуюся книгу – брошюру с правилами русского языка – и насильно впихнул себя аккурат между правописанием личных окончаний глаголов и суффиксов причастий.
19 мая 2020. Вторник
Мы с Аней много переписываемся. Несколько раз даже созванивались. Ощущение полной изолированности, будто весь мир рассыпался на мелкие кусочки размером с квартиру, и теперь все люди живут в своем небольшом личном пространстве из нескольких квадратных метров – это ощущение постепенно проходит.
Уроки в Зуме, раздражавшие раньше, сейчас даже как-то радуют своей бесполезностью. Связь прерывается уже не каждые пять минут, и учителя привыкли ко всяким неожиданностям, которые раньше выбивали их из колеи, заставляя униженно краснеть и бубнить под нос какие-то извинения, пока ученики, чувствуя свое техническое превосходство, с легкой издевкой помогали настраивать программу. Пару недель назад был случай в девятом классе: какой-то умелец взломал аккаунт одного из учеников и во время урока английского языка запустил на его экране в Зуме порноролик. Таинственного хакера не нашли, а возмущенная учительница следующие уроки вела через Вотсап: девятиклассники записывали свои устные ответы и посылали их учительнице в качестве аудиосообщений. Потом еще долго по нашему школьному паблику в ВК ходила шутка, типа девятиклассники перепутали урок английского с немецким.
Мне эту историю рассказал Эдик. Они с остальными часто устраивают видеоконференции в Зуме. Вчера меня к ним пригласила Аня. Я подключился сначала без камеры и микрофона, чтобы в случае чего сразу же отключиться.
– О! Какие люди! – воскликнул Эдик.
Потом, как это всегда бывает, я долго пытался настроить нормальный звук и видеоизображение, постоянно повторяя, слышно ли меня, и нет ли помех. Во время этой настройки, ничего не сказав, только написав в общий чат «ладно, мне уже пора», конференцию покинула Саша. Через пару минут за ней последовал Миша. Эдик, Дима, Аня и Арина остались. Мы болтали о всякой ерунде. Спорили, о чем поет Билли Айлиш в «Bad Guy»: Эдик доказывал, что о девушке, которой хочется казаться плохой, Арина возражала, что о девушке, которая крутит своим парнем как хочет. Прогнозировали, когда закончится эпидемия и каким будет мир после нее.
– Мне кажется, ничего не изменится, – сказал Дима.
– За последние сто лет такого еще не было… – возразила Арина.
Дима открыл было рот, но ничего не ответил – только кивнул с каким-то обреченным согласием и закрыл рот.