Истерия

Рита и представить не могла такого поворота событий. Она зло смотрела на медсестру и не верила ее словам. Ее пациентка просто не могла умереть. Она имеет право лишь выздороветь, либо по каким-то не зависящим ни от кого причинам остаться душевнобольной со стабильно удовлетворительным поведением. Рита решила подыграть медсестре, которая определенно что-то напутала.

– Как это случилось? – спросила Рита, стараясь сохранять спокойный тон.

– Вам лучше сходить к Василию Петровичу. Он вам все расскажет. Был скандал. Пациентка ваша даже Татьяну Анатольевну ранила.

В ночь с субботы на воскресенье Лиза окончательно убедилась в необходимости покончить со своей главной проблемой самыми логичными мерами. Ее решение было добровольным и обдуманным, что значительно облегчало исполнение задуманного.

– Татьяна Анатольевна? – жалобно позвала девушка, когда воскресным утром медсестра пришла измерить ее температуру, давление и насыпать на тумбочку горсть таблеток.

– Да, родная? – пожилая медсестра склонилась над болезненно-бледной девушкой и ласково погладила ее по остаткам волос.

– У меня так и не получается нормально спать… Таблетки ваши не действуют. Опять всю ночь промучилась, хотя, что я вам рассказываю, вы и так все слышали, – Лиза горько улыбнулась.

– Бедняжечка моя… – только и смогла сказать сердобольная медсестра. За месяц общения с Лизой, она сильно привязалась к этому страдающему ребенку.

– А можно сделать мне укол? Немного снотворного, то, которое посильнее, очень хочу отдохнуть… Можно?

Пожилая медсестра серьезно задумалась. Чуть раньше Лизе вкалывали большие дозы снотворного, что совсем немного помогало ей забыться спокойным сном на пару часов. В последних распоряжениях лечащего врача значился строгий запрет на любое снотворное в виду изменения тактики лечения.

Татьяна Анатольевна смотрела на Лизу, и не знала, как поступить. В широко раскрытых глазах девушки стояли слезы.

– Хорошо, я постараюсь что-нибудь придумать.

Лиза улыбнулась и закрыла глаза. Ее лицо стало умиротворенным, от чего Татьяна Анатольевна окончательно решилась нарушить врачебное предписание.

Когда медсестра вышла из палаты, девушка резко поднялась с кровати. Она стащила одеяло и встала у двери. Через несколько минут дверь открылась, и Татьяна Анатольевна вернулась в палату с шприцом и ампулой. В этот самый момент Лиза набросила на нее одеяло и сбила с ног. Медсестра даже не успела закричать. Лиза со всей силой стукнула ее головой об пол и кинулась за упавшим на серый пол шприцем. Она распечатала упаковку, набрала в шприц воздуха и вставила его в катетер на руке. Без всяких раздумий Лиза ввела воздух в вену, а потом повторила процедуру.

– Подавись, скотина! – выкрикнула Лиза и забилась в угол палаты. Через несколько секунд она почувствовала сильное головокружение. Упав на четвереньки Лиза стала задыхаться. Она взыдахала и вздыхала, втягивая ртом воздух, но, казалось, весь кислород из него исчез. Потом в глазах потемнело.

– Ее родители имеют полное право подать на нас в суд. Мы не обеспечили безопасность пациента. Врачебная халатность, – спокойно подвела итог Рита. – Даже не смотря на сотрясение мозга, Таню надо уволить. Это она во всем виновата. Она нарушила мое предписание.

Рита сидела в кожаном кресле в кабинете главного врача и заведующего больницей. Внушительных размеров Василий Петрович стоял возле окна и курил, выгоняя сигаретный дым в форточку. Его густые седые усы раздраженно подергивались. Обычно он так не делал, но, во-первых, беседа была очень нервирующей, во-вторых, он прекрасно знал, что Рита не переносит сигаретного дыма, так пусть хоть так он сделает ей что-то неприятное.

– Вторая пациентка за полгода… это немыслимо! – задумчиво проговорил он, выпуская изо рта облачко едкого дыма.

– Нужно лучше следить за больными, – сурово ответила Рита. – Персонал слишком много себе позволяет. Зачем Таня поперлась к ней со снотворным? Я же говорила ей, что никакого снотворного, как так можно было поступить, вроде не первый год работает, а такая безответственность…

– Рита, замолчи! – вспылил Василий Петрович и швырнул недокуренную сигарету в окно. – Хватит сваливать вину на других! Вы все можете только стучать и кричать про безответственность. Каждый санитаришка может подойти и пожаловаться! Как же вы меня достали. Выгнать вас всех взашей и набрать нормальных специалистов…

– Не повышайте на меня голос, – Рита поморщилась и отвернулась в сторону. – Я только хочу сказать, что если не принять мер, журналисты обязательно напишут и снимут какую-нибудь гадость, и от вашей великолепной клиники останется только…

– Рита, – перебил ее главврач, – Михайлова была твоей пациенткой… Я поручил тебе только ее, чтобы ты могла потренировать свои навыки, получить хорошую практику. Я вообще зачем-то все это время жалею тебя и оберегаю, какого только хрена. Почему, черт побери, так получилось в тоге?

– Потому что ваша неумная медсестра…

Василий Петрович хлопнул ладонью по крышке массивного стола из темного дерева так, что Рита подпрыгнула от неожиданности.

– Почему она покончила с собой, я тебя спрашиваю?! Не как покончила, а зачем она это сделала?

– Частые галлюцинации, очевидно, что препараты не действовали, регулярная бессонница…

– Рита помолчи, Христа ради! Я не к тому веду! Бехтерев в свое время отрекомендовал тебя как выдающуюся ученицу. Он, конечно, был прав – ты прекрасный теоретик. Но, к моему глубочайшему сожалению, ты ни хрена не понимаешь в людях…

Рита невозмутимо смотрела ему в глаза. В эту минуту она сама не знала, что задело ее больше: необоснованная оценка ее профессиональных качеств или то, что Василий Петрович позволил себе выругаться в ее присутствии.

– Ты можешь идти, – сказал после продолжительного молчания главварч и отвернулся к окну.

Рита твердой походкой вышла из кабинета, осторожно и плотно закрыла за собой дверь. Не раздумывая она направилась к себе в маленький кабинетик, чтобы собрать вещи и написать заявление об увольнении по собственному желанию. Где-то глубоко внутри она ощущала растущее злорадство. Рита с удовольствием представляла себе выражение лица главврача Самойлова, когда он будет держать в руках ее заявление. Она написала на листе все, что считала нужным сообщить своему уже бывшему начальнику, собрала в сумку бумаги пару ручек, блокноты с записями, рамочку с фотографией матери и направилась к выходу из кабинета, который принадлежал ей так мало времени. На выходе ее встретила медсестра Лена.

– Маргарита Александровна, ну как вы? А это что такое? – спросила девушка, указывая взглядом на раскрытую сумку.

– Я ни черта не понимаю в людях, поэтому мне не место среди таких блестящих врачей, – с победной улыбкой ответила Рита и всунула в руку девушке заявление. – Будь добра, передай мой прощальный привет Самойлову.

Рита вышла на автомобильную парковку, где среди машин персонала и посетителей ее ждал синий Форд Фиеста. Небрежно бросив сумку на заднее сиденье, она прыгнула за руль и завела автомобиль. Под тихое урчание двигателя Рита рассматривала здание больницы и вспоминала свою недолгую медицинскую деятельность. Будучи ординатором, ей не довелось поучаствовать в наблюдении каких-либо интересных случаев. Один психоз, два острых невроза и небуйная шизофрения. Что тут скажешь, наверное, просто не повезло. Жаль Лиза умерла. Можно было бы использовать результаты работы с ней в каком-нибудь научном труде, такие вещи, как ученая степень очень украшают практикующего врача… Рита подумала, что будет лучше забыть эпизод, связанный с ее неудавшейся карьерой и выбрать новое профессиональное направление. В конце концов, с такими мозгами, как у нее, добиться многого можно не только в ГКБ №2.

Последнее, что запомнила городская клиническая больница о враче-психотерапевте Маргарите Стронгиной – это громкий визг шин ее автомобиля.

– Георгий Фирсовович, я тоже была искренне рада вас слышать, – говорила Рита с широкой улыбкой в мобильный телефон. – Значит, мы договорились: я подъеду к вам завтра, в обед. Вместе перекусим, как в старые добрые времена…

Мужчина на другом конце провода что-то ответил, и Рита звонко рассмеялась.

– Спасибо, очень приятно! До встречи! – сказала она радостно и нажала на кнопку завершения разговора.

Тут же на экранчике телефона загорелась фамилия «Самойлов В. П.» и зазвучала громкая мелодия.

– Алло?

– Что за шутки, Рита?! – кричал Василий Петрович. – Я уже два часа не могу до тебя дозвониться! Мне принесли твое заявление! Что за чушь?! Я не буду его подписывать! Немедленно возвращайся в больницу!

– Василий Петрович, успокойтесь, – едва сдерживая смех, проговорила Рита. – Я уволилась по собственному желанию. Я полностью согласна с вашими словами об отсутствии у меня должной компетенции. Я не вернусь.

– Ну-ка подняла свою горделивую задницу и принесла ее в мой кабинет! Немедленно! – кричащий мобильник уже невозможно было держать рядом с ухом.

– Василий Петрович, мне уже предложили другую работу… – Рита хотела еще больше поддеть главврача.

– Что?! Да как ты смела согласиться на другую работу после того, что я для тебя сделал?! Ничего не хочу слушать, чтобы была у меня сегодня! В крайнем случае, до конца этой недели приказываю тебе явиться! – с этими словами он бросил трубку.

Честолюбие Риты после двух бесед было полностью удовлетворено, и со спокойной душой она отправилась на кухню ужинать, невольно думая о словах Самойлова. В некоторой степени он был прав – он, действительно, много сделал для Риты. Когда к нему в больницу пришли для прохождения ординатуры пять выпускников медакадемии, Василий Петрович сдержал обещание, данное научному руководителю Риты, и взял ее под свою опеку. Рита хорошо помнила их первую встречу с главврачом.

«Она сидела на краешке холодного кожаного кресла напротив большого усатого, чуть лысоватого мужчины и испуганно смотрела на него. Забавно, но он никак не ассоциировался в ее восприятии с заведующим такой огромной многопрофильной клиники. В белом халате он был похож, скорее, на мясника с рынка. Сам Василий Петрович, казалось, тоже боялся сидящую перед ним молоденькую выпускницу медакадемии. Его пышные усы топорщились, а высокий лоб покрылся складками.

– И что мне с тобой делать? – вздохнув спросил Василий Петрович и наконец посмотрел на Риту в упор, которая немного удивилась этому вопросу.

– Георгий Фирсовович сказал мне, что он с вами обо всем договорился, – начала оправдываться она. – Я хочу пройти ординатуру в психиатрическом отделении. С возможным трудоустройством после нее.

Самойлов хмыкнул и пригладил большой ладонью седые усы.

– То есть вот так вот сразу и трудоустройство?